А назавтрева на всех углах конные разъезды, улицы перекрыты. Генерал Мрозовский, Москвою командовавший, по пожеланию регента и телеграмме из Ставки осадное положение объявил. О чём листовками тут же все углы пообвешали. Запрет на сборища, шествия, комендантский час ввели. Хитровку аж всю окружили и облавой прошлись, такого страху нагнали!.. Воронцова товарищи задолго все места и всех активных на карандаш взяли. А в тот день и обезвредили. Да и против кого рыпнулись бы? Сомнения тока 56-й и 192-й пехотные внушали. Вот их и убрали с важных мест. А так… «Учебки» гренадёрские, а это — Фанагорийский, Самогитский, Астраханский полки, «железный» Деникинский да Калединский сводный, рота Георгиевского батальона, кавалерийская бригада из нашего Особого корпуса, казачий полк от хана Нахичеванского… Да, юнкера Александровского и Алексеевского училищ тож отличились, в патрулях за порядком следили. Кремлёвский арсенал да Симоновские пороховые склады под охрану взяли, ни ствола, ни патрона на сторону не ушло. Бутырку и Лефортово блокировали, штоб все сидевшие там мазурики не разбежались… А уж когда покушение на регента было… — Михалыч сразу становится мрачным и серьёзным. — После того никто нам на глаза попадаться даже не хотел, все по домам прятались…
— Кого из наших там?.. — голос как-то предательски дрогнул.
— Гунна и Беса… Оба — тяжёлые. Бес, скорее всего, выкарабкается, но останется увечным, а вот Гунн… Не жилец… Два ранения в живот, одна пуля насквозь через лёгкое… Они первыми ехали, на себя огонь приняли, дали остальным пару секунд спешиться и рассыпаться… Денис, когда следствия всякие кончатся, мы как-нибудь этого стрелка сможем забрать?..
— Михалыч, сам же знаешь! Вслух никто ничего и не скажет. Только конвой особо не трогайте…
— Да не-е, мы ж с пониманием… Ладно, брат, я ж здесь по официальной части. Надлежит вам, господин капитан, сегодня в четыре часа пополудни прибыть в Аничков дворец. По указанию его императорского высочества регента великого князя Михаила Александровича. При всех этих… Как их… Ре-га-ли-ях…
— Охренели?! Где я их возьму, блин?
— Значицца, в тоем што есть явишься. Будешь там самым скромным. Все — по-парадному, один ты, как босяк, с Георгием на груди и Владимиром на шее. И пошто таких во дворец звать?.. — прикалывается Михалыч. — Хорошо, што брательник у тебя есть. Привёз я твои… регалии. И гостинцы тож. Дарья Александровна сама в дорогу собирала…
Глава 10
До сих пор не могу привыкнуть ко всем этим дворцам, уж очень они мне советские музеи напоминают. Так и кажется, что вылезет сейчас какая-нибудь бабушка-пенсионерка с одухотворённым личиком баронессы в надцатом поколении и поведёт за собой по залам, предварительно озаботившись стопроцентным переобуванием экскурсантов в тапочки. Типа посмотрите направо, посмотрите налево. Ах, какая лепнина! Ах, какие плафоны! Ах, какие медальоны!..
В этот раз дорогу нам торжественно указывал то ли очень младший гоф-курьер, то ли очень старший лейб-лакей, то ли ещё кто-то. Никак не могу разобраться в этих чинах и званиях, да и желания это делать никакого нет…
Правда, торжественность была мрачной. Наши с Келлером шаги одиноко и гулко отдаются под сводами лепного потолка парадной лестницы, как-то непривычно тянет рукав траурная повязка, зеркала задрапированы черной полупрозрачной вуалью, попадающаяся навстречу прислуга разговаривает еле слышным шёпотом, а передвигается и того тише.
— С датой похорон уже определились? — негромко спрашиваю у Келлера.
— Нет. Пока что даже не определились, кого оповещать будут, — генерал также старается говорить потише.
— А что, есть сомнения?
— Денис Анатольевич, хоронить будут не простого человека, а императрицу. А это уже высокая политика и дипломатия. И непонятно, где кончается одна и начинается вторая. Обязательно должны быть приглашены родственники. Я имею в виду заграничных, Елизавета Фёдоровна уже приехала из Москвы. А заграничные — это крёстная Беатриса Саксен-Кобург-Готская, сёстры Виктория и Ирэна Гессен-Дармштадтские и брат великий герцог Эрнст-Людвиг Гессенский. С первыми тремя всё вполне решаемо, а вот герцог в данное время официально воюет против нас. И чтобы он здесь появился, нужны, во-первых, разрешение на то Вильгельма, а во-вторых — гарантии его безопасности и последующего возвращения. А связаться с кайзером, сам понимаешь, проблематично. Горячую линию ещё не изобрели.
— Насколько я знаю, он тоже приходится родственником, правда, императору. Как и король Георг, кстати. Их тоже приглашать будут?
— А я откуда знаю? Ну, даже если и так, то его британское величество вряд ли дёрнется. Китченер вон уже допутешествовался. А кайзер?.. Уведомление о кончине уже разослано МИДом во все посольства. Вполне может быть, что через шведов или датчан и Германию оповестят… Но в гости звать — ну его! Даже если под честное слово регента… Кто-нибудь из великосветской… кх-м… компании опознает, поднимет шум, — и получите второй путч. Не считая мелких бунтов…
— Понятно. А из «местных» все будут?
— Точно не знаю, но, кажется, нет. Всё это сборище… Часть великих князей, княгинь и прочих разделились во мнениях. Одни так или иначе поддерживают Семью, то есть вдовствующую императрицу, регента, княжон и Алексея Второго. Часть кучкуется вокруг Михень и её выкормышей. Кирилл сидит у нас, Бориса уволили от должности походного атамана, выпнули из свиты. Андрей также распрощался и со свитскими погонами, и со своей гвардейской Конной артиллерией. Самой Марии Павловне отказано в аудиенциях. Остальные, не столь активно участвовавшие в великокняжеской фронде, выжидают, чем всё закончится, чтобы примкнуть к победителям. Но раскол есть и будет расти. Гаринские ревизоры представили Михаилу материалы о «шалостях» семейства Романовых, и он, я думаю, уже поделился впечатлениями с матерью. Так что на похоронах будут далеко не все… Всё, пришли…
Наконец-то мы доходим до комнаты, где уже собрался народ. Правда — совсем немногочисленный. Помимо нас с Фёдором Артуровичем ожиданием мается тот самый, насколько я понимаю, полковник Кутепов и… И старший лейтенант Воронов. Причём что-то с ним очень не так! Не лицо, а пустая маска, во взгляде — боль и… Ещё что-то, не поддающееся пониманию.
— Здравствуйте, Павел Алексеевич. — Подхожу к старлею, пока Келлер о чём-то шепчется с Кутеповым. — Прошу извинить, если лезу не в своё дело, но у вас такой вид… Я могу чем-то помочь?
— Здравствуйте, Денис Анатольевич… — Воронов смотрит шальными глазами. — Нет, вы уже помогли… От судьбы не уйдёшь…
Не понял, и где я ему дорогу перешёл? В Александровском дворце бок о бок были, вроде без подстав и косяков…
— Когда мы были в Царском Селе… Ольгу… Мою супругу… Её убили…
— Примите мои соболезнования… — меня хватает только на эту фальшиво-дежурную фразу, которую, похоже, Воронов не замечает.
— …Уезжая, я оставил дома маленький браунинг. Чтобы и ей, и мне было спокойней… Дворник сказал, что ночью за мной приехали… Показывали какую-то бумагу… Поднялись на этаж, стали ломиться в квартиру… Он слышал, как она кричала, чтобы они убирались, что меня нет, а потом выстрелила через дверь… Они — тоже… Господь смилостивился, она умерла мгновенно, пуля в голову, пуля в сердце… Ducunt Volentem Fata, Nolentem Trahunt[6]. Денис Анатольевич, я знаю, вы наверняка связаны с теми, кто ведёт следствие… Я прошу вас, если вдруг станет известно…
— Да, Павел Алексеевич. Я сообщу. И даже постараюсь устроить личную встречу… — Больше ничего пообещать не успеваю, потому что двери открываются и нас приглашают войти. Окна плотно затянуты портьерами, единственный источник света — люстра, свет которой придает бордовой парче на стенах какой-то кровавый оттенок…
Едва последний из нас заходит, открывается дверь в противоположной стене, и дяденька лет под пятьдесят в мундире камергера негромко объявляет:
— Её императорское величество вдовствующая императрица Мария Фёдоровна… Его императорское величество император Николай Второй… Его императорское высочество регент империи великий князь Михаил Александрович… Их императорские высочества великие княжны Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна, Мария Николаевна, Анастасия Николаевна…
В зал входит царская семья. Все, включая Николая, одеты в чёрное, только на регенте генеральский мундир с траурной повязкой. Он и обращается к нам:
— Здравствуйте, господа… Мы пригласили вас для того, чтобы выразить благодарность за вашу верность престолу и объявить свою волю…
Далее слово берёт тот самый камергер, который открывает бювар и начинает зачитывать лежащее там высочайшее повеление:
— Великий обет служения повелел нам всеми силами стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Проявления беспорядка, бесчинств и насилий стали прямой угрозой для всех людей, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга…
Официально-торжественный речитатив звучит в полной, не нарушаемой никем и ничем тишине:
— …Ныне наш общий долг — прекратить смуту и победоносно завершить войну до окончания следующего года. И ничьи заслуги при этом не должны быть забыты. В воздаяние за труды и подвиги, оказанные при подавлении смуты, мы повелеваем: пожаловать всем…
Ну, это понятно, касается в основном нижних чинов. Участвовавшим в подавлении смуты — светло-бронзовую медаль, не участвовавшим, но не поддавшимся — тёмно-бронзовую. Александровская лента, герб и цифра «1917»…
— …Пожаловать всем, имеющим классный чин, в том числе и отставным, участвовавшим в подавлении смуты, следующий классный чин, но не выше второго класса…
Это что, я теперь — подполковник, Стефанов — штабс-капитан, а Котяра — подпоручик?.. Да и в Москве Оладьин, Дольский, Волгин и остальные погоны менять будут! Отлично!.. Ну-ка!..
— …Пожаловать командующему Петроградским военным округом помимо иных наград вне очереди орден святого Александра Невского и кабинетский перстень с датой «1917»…