не умела играть на скрипке, альте и виолончели (не говоря уж о флейте, гитаре, мандолине и укулеле), — ей просто случая не выпадало.
Бадди заявил, что, по его мнению, Линдина техника на струнных недотягивает до требований Джуллиарда, + Линда сказала а тебе-то откуда знать ты когда меня в последний раз слушал.
Сначала она хотела прихватить все, показать, на что способна, но в конце концов согласилась взять только скрипку, потому что на ней умела играть несколько сложных пьес, альт, потому что на нем у нее почему-то лучше выходило звучание, мандолину, потому что это необычно — уметь играть на мандолине, и флейту, потому что никогда не вредно показать, что умеешь играть на флейте.
Бадди: И ты скажешь, что хочешь прослушиваться на фортепиано.
Линда: Не командуй.
Мой отец: Ты что хочешь сказать — ты не собираешься играть на фортепиано? У тебя фантастический талант — и ты не будешь играть? А то, что ты сейчас играла, — ты им это сыграешь?
Линда: Ты в музыке разбираешься?
Отец: Да не очень.
Линда: Тогда не суй свой нос куда не просят.
Отец сказал: Нам, наверное, пора, а то на поезд опоздаем.
Бадди опять сказал, что поедет с ними, + Линда сказала, пускай Бадди скажет, что она уехала за свитером, почему он вечно из всего устраивает такой спектакль, + Бадди сказал, ну да, она уехала за свитером + на всякий случай взяла с собой скрипку альт флейту + мандолину и он, пожалуй, поедет с ними.
Мой отец сказал, что, вообще-то, хотел с Бадди поговорить, и они втроем поехали на вокзал.
Линда села в поезд. В одной руке футляры со скрипкой и альтом, в другой руке чехол с мандолиной и сумочка, под мышкой флейта.
Поезд тронулся + мой отец сказал Бадди: Ребята, вы фантастические. Я думал, музыканту надо на прослушивание какие-нибудь ноты, что ли, взять.
Бадди сказал: Ох. Ты ж. Блин.
Но уже ничего не попишешь, а она, если что, найдет ноты в Нью-Йорке, и они направились в ближайший бар, и мой отец сказал: Давай купим этот мотель.
Бадди сказал: А если мужик ошибся?
Мой отец сказал: Если он ошибся, у нас будет никчемная недвижимость. Зато старая миссис Рэндолф воссоединится со своей овдовевшей дочерью, преклонные годы проведет под солнечными небесами Флориды, и хоть кто-то будет счастлив.
За солнечные небеса Флориды, сказал Бадди.
За солнечные небеса Флориды, сказал мой отец.
Мой отец и Бадди решили поехать и заключить сделку немедленно. Отбыли в отцовской машине, Бадди сел за руль, отец уснул на заднем сиденье.
Мать моя между тем добралась до Джуллиарда. Отыскала ректорат и потребовала ее прослушать. Задача была непростая, ей много раз повторили, что для этого надо подать заявку, заполнить анкеты, назначить время; однако она не сдавалась. Она сказала, что приехала аж из Филадельфии. Она очень волновалась, но в душе свято верила, что наконец будет спасена, едва кому-нибудь сыграет.
Наконец из ректората вышел невзрачный человек в бабочке, представился и пообещал найти помещение. В Джуллиарде водились и анкеты, и заявки, и процедуры, но тамошние люди ничем не отличались от всех прочих людей: им понравилась история, им нравилось воображать блестящую молодую музыкантшу, которая села на поезд в Филадельфии, приехала в Нью-Йорк и пришла с улицы. Моя мать (со скрипкой альтом мандолиной сумочкой + флейтой) пошла за ним в аудиторию, где стоял рояль, и невзрачный человек сел на стул у стены, положил ногу на ногу и стал ждать.
Лишь тогда моя мать сообразила; чего-то не хватает.
Понукаемая моим отцом, она пулей вылетела за дверь. Разволновавшись от одной этой мысли — вылететь за дверь, — она вылетела за дверь, не задержавшись порепетировать и даже не взяв ноты, а теперь ей нечего было играть и она ничего не подготовила.
Кое-кого подобная неприятность сбила бы с толку. Кёнигсберги сталкивались с музыкальными катастрофами каждый божий день + девиз их гласил: Не падай духом.
Что вы мне сыграете? спросил невзрачный человек.
Линда вынула из футляра скрипку. Объяснила, что оставила ноты в поезде, но сыграет партиту Баха.
Она сыграла партиту Баха, а невзрачный человек, ни слова не говоря, созерцал свое колено; потом она одолела сонату Бетховена, соврав всего пару раз, а невзрачный человек невозмутимо созерцал свое колено и так ничего ей и не сказал.
А теперь что вы мне сыграете? спросил невзрачный человек.
Линда спросила: Хотите, я сыграю на альте?
Человек: Если хотите мне сыграть, я с наслаждением вас послушаю.
Линда положила скрипку в футляр и достала альт. Сыграла малоизвестную сонату для одного альта, которую выучила за пару лет до того. Даже тогда соната была совершенно бесцветная — из тех пьес, которые композиторы почему-то нередко сваливают на альты. На миг моя мать забеспокоилась, вспомнит ли сонату, но, едва начала, все вспомнила. Забыла, что идет после первой репризы, и сыграла ее дважды, чтобы потянуть время, + пришлось сочинять новое анданте, поскольку старое временно вылетело из головы (по счастью, соната была настолько малоизвестная, что невзрачный человек, наверное, не заметил), но в остальном вроде бы отбарабанила неплохо.
Невзрачный человек все созерцал свое колено.
Она сказала: Это просто чтобы вы получили общее представление. Хотите, я еще сыграю?
Он сказал: Пожалуй, общее представление я уже получил.
Она сказала: Сыграть вам на мандолине?
Он сказал: Если хотите на ней сыграть.
Она сыграла пару-тройку коротких пьесок, Бетховена и Гуммеля, чтобы невзрачный человек получил общее представление, а потом сыграла несколько пьес на флейте — так он поймет, что играть на флейте она умеет.
Он молча выслушал, глянул на часы и сказал: Вы хотите мне сыграть еще что-то?
Она сказала: Еще я умею на виолончели, на гитаре и на укулеле, но их я оставила дома.
Он сказал: И один из этих инструментов дается вам лучше всего?
Она сказала: Я бы так не сказала. Преподаватель по виолончели говорил, что у меня есть перспективы, и, понятно, любой идиот сыграет на гитаре, а если умеешь на гитаре, то не надо быть гением, чтобы играть на укулеле, но я бы не сказала, что они мне даются прямо лучше всего.
Музыкант научается шестым чувством улавливать настроение аудитории. Моя мать уловила, что прослушивание как-то не задалось.
Человек в бабочке снова глянул на часы, встал, походил туда-сюда и сказал: Боюсь, у меня назначена встреча, поэтому…
Я умею на фортепиано, помявшись, сказала она + бодро прибавила: Семь бед — один ответ!
Время несколько поджимает, сказал человек, но снова сел + положил ногу на ногу + воззрился на свое колено.
Моя мать села за рояль. Она не репетировала, но за последнюю неделю сыграла шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор 217 раз. Она 218-й раз за прошедшую неделю заиграла шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор, и невзрачный человек впервые отвел глаза от своего колена.
Он сказал: Я хочу послушать еще.
Он сказал: Найти вам ноты? Можно взять в библиотеке, если вам нужно.
Она потрясла головой. Надо что-нибудь сыграть. Она заиграла «Лунную сонату». Как-то странно — странно не играть шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор 219-й раз.
А теперь что вы мне сыграете? спросил невзрачный человек
Она заиграла интермеццо Брамса. На сей раз не стала ждать пока он спросит, перешла к следующей пьесе, потом еще одной и еще, все чаще додумывая, и руки ее сновали туда-сюда по клавишам.
Посреди пьесы человек вскочил и сказал Достаточно.
По скрипучим половицам подбежал к ней; говорил он при этом Нет-нет-нет-нет-нет. Она сначала решила, это он сетует, что она импровизировала, потому что забыла.
Нет-нет-нет-нет, сказал он, остановившись подле.
Нельзя так играть на фортепиано.
Он сказал: У вас же руки совсем невесомые.
Линда сняла руки с клавиш. Она не поняла. А он сказал: Вы что, не ЧУВСТВУЕТЕ, как у вас напряжены запястья? Играть нужно всей рукой, от плеча. Не надо от запястья. Расслабьтесь, иначе вы с ним не совладаете.
Он велел ей сыграть гамму до-мажор и, не успела она одолеть 3 ноты, сказал Нет. Велел играть, налегая на каждую ноту всей рукой. Если будет ошибаться, это ничего.
Кто-то постучался, заглянул, + невзрачный человек сказал Не сейчас.
Он простоял рядом час, а ловкая рука моей матери неуклюже ковыляла по белым клавишам.
Наконец он сказал, что достаточно. Показал ей простое упражнение + сказал: Играйте два месяца по четыре часа в день, как я показал. Потом возвращайтесь к чему-нибудь своему, но расслабляйте запястье. Не можете расслабить запястье — не играйте. И что бы вы ни играли, сначала упражняйтесь по два часа.
Он сказал: Начните сначала, и, может, через год вам будет что мне показать. Я не обещаю, что мы вас возьмем, но обещаю, что послушаем.
Он сказал: Может быть, вы считаете, что это обещание не стоит года жизни.
И он сказал: Возможно, вы правы, но больше я ничего обещать не могу.
Моя мать пожала ему руку и вежливо сказала спасибо.
Она сказала: А скрипка? Мне нужно работать со скрипкой?
Невзрачный человек рассмеялся + сказал: Это вряд ли. И прибавил, что касательно флейты, альта и мандолины тоже ничего не посоветует.
Он сказал: Но Рубинштейн на флейте не играет и вроде доволен жизнью.
Он сказал: Не знаю, кто вас учит, но… Откуда вы? Филадельфия? Позвоните этому человеку, сошлитесь на меня. Не звоните, если не хотите работать, он мне руки не подаст, но если вы серьезно… А лучше не звоните пару месяцев, попробуйте, поймите, готовы ли тратить время, и если вы серьезно, позвоните ему.
Он записал имя + телефон на бумажке, дал ей, и она убрала бумажку в сумку. Спросила, можно ли играть упражнение в си-мажоре, и он засмеялся и сказал, что 50 % можно играть в си-мажоре, только пусть расслабляет запястье. И она снова его поблагодарила, взяла скрипку альт мандолину сумочку и флейту и ушла.
Через минуту она очутилась на улице, оглядела окрестные дома. Середина дня.