— Нам надо делать столько, сколько успеваем, и, когда я делаю, сколько успеваю, она мне велит перестать, а если я что-нибудь спрашиваю, она не знает ответ. Она ничего не знает, чего не знаю я, и, по-моему, мне в школе делать нечего.
Сибилла сказала:
— Но ты всего месяц туда ходил. С чего ты решил, что мисс Льюис не знает того, чего ты не знаешь? Нельзя делать выводы из столь скудных данных.
Я сказал:
— Ладно, и сколько еще данных тебе надо?
Сибилла сказала:
— Что?
Я сказал:
— Сколько еще данных? Еще неделю, еще две, сколько?
Сибилла сказала:
— По-моему, ты по закону обязан туда ходить до 16.
Сибилла сказала:
— Не плачь, прошу тебя, — но я сначала не мог перестать. Неудивительно, что мисс Льюис ничего не знает, мы же все равно должны туда ходить, она может и не знать ничего.
Я сказал:
— Возьмем, к примеру, двух человек, которым предстоит 10 лет мучительно, нестерпимо скучать в школе, А умирает в 6, выпав из окна, а Б умирает в возрасте 6 + n где n меньше 10, мне кажется, неоспоримо, что жизнь Б отнюдь не стала лучше за лишние п лет.
Сибилла зашагала по комнате туда-сюда.
Я сказал:
— Я могу брать книжки и кататься по Кольцевой или каждый день ходить в музей, один. Или на автобусе до Королевского концертного зала и работать там, а вопросы откладывать, и ты будешь мне объяснять всего час в день.
Сибилла сказала:
— Прости, но тебе нельзя ездить одному, ты еще слишком маленький.
Я сказал, что могу работать здесь и не буду мешать. Я сказал:
— А если я пообещаю задавать всего 10 вопросов в день и за один раз, я почти не отниму у тебя времени.
Сибилла сказала:
— Нет.
Я сказал 5 вопросов, это все равно больше ответов, чем получишь у мисс Льюис, а Сибилла покачала головой, и я сказал:
— Ну, я вообще больше ни о чем никогда не спрошу, а если спрошу, можешь отправить меня обратно в школу, но я честное слово не буду.
Сибилла сказала прости меня.
Я сказал:
— Это что за довод вообще?
Сибилла сказала:
— Довод есть, но с тобой я его обсудить не могу. Тебе придется ходить в школу и стараться.
Сказала, что завтра после школы зайдет поговорить с мисс Льюис.
12 октября 1993 года
Сегодня Сибилла после школы зашла поговорить с мисс Льюис. Мисс Льюис сказала, что мне надо пойти в уголочек, но Сибилла сказала:
— Нет.
Мисс Льюис сказала:
— Ну хорошо.
Она сказала, что я подрывной элемент. Сказала, что в жизни не все сводится к академическим успехам и что дети, которых пичкают знаниями с ранних лет, потом с трудом адаптируются среди сверстников и зачастую на всю жизнь вообще лишены адаптивности.
— La formule est banale, — сказал я.
Мисс Льюис сказала:
— Достаточно, Стивен.
Она сказала, что готова приспосабливать программу для поощрения одаренного ребенка, но я должен понять, что никакие мои достижения не дают мне права подрывать работу в классе и мешать процессу обучения других детей. Сказала, что, по ее неизменным наблюдениям, другие дети в моем присутствии всякий раз не справляются с заданиями. Сказала, что изо всех сил постарается меня интегрировать, но ей это не удастся, если все, чего она добивается в течение дня, перечеркивается дома, и что прогресс возможен только при настоящем сотрудничестве семьи и школы.
Я сказал:
— Значит, мне больше не надо ходить в школу?
Сибилла сказала:
— Лю… Стивен. Мы не можем, даже если б я хотела, чтоб ты перестал работать с мисс Льюис, чего я не хочу, мы не можем себе позволить нанимать учителей квантовой механики, и особенно мы не можем это себе позволить на £ 5,50 в час.
Я сказал:
— Хотя способность к мышлению существенно расширяет человеческие возможности, при неверном использовании она служит крупнейшим источником личного неблагополучия. В проблемах мышления коренятся многие человеческие дисфункции и мучения. Это происходит оттого, что мысленно люди нередко зацикливаются на болезненном прошлом и тревожном будущем, которое сами же и изобретают. Посредством провоцирующих тревогу размышлений они вызывают у себя стрессовые переживания. Собственные старания они подтачивают сомнениями в себе и другими пагубными умопостроениями. Они ограничивают и обедняют собственную жизнь, цепляясь за фобии[83].
Сибилла сказала, что не стоит цитировать некритично, автор, судя по всему, полагает, будто на свете не существует непрошеных воспоминаний, а это утверждение решительно недоказуемо.
Вот поэтому, сказал я, мне лучше не ходить в школу, а учиться строить аргументацию, как Дж. С. Милль.
Мисс Льюис сказала, что не имеет в виду преуменьшать успехи Сибиллы, однако опасность отрыва от реальности весьма высока.
Сибилла сказала, что мисс Льюис не представляет, каково ходить в школу в городишке, который счастлив заиметь свой первый мотель.
Мисс Льюис сказала:
— Что?
Сибилла сказала, что в детстве ходила только в одну школу, где учили греческий, и для этого надо было сначала три года учить французский или испанский и два года латынь, а она всего год учила французский, и ей пришлось сказать, что ее два года учил французскому и латыни иезуитский монах-расстрига из Квебека, и подделать письмо от монаха, и большинство людей не могут учить арабский, иврит или японский, даже если способны сочинить иезуитского монаха-расстригу.
Мисс Льюис сказала:
— Мне кажется, мы немножко отвлеклись. Какое, по-вашему, впечатление возникает у девочки, которая удовлетворительно осваивает арифметику второго уровня и, собственно говоря, даже опережает свой возраст, какое, по-вашему, впечатление, говорю я, возникает у девочки, которая абсолютно вправе собой гордиться и стала даже увереннее в себе, когда Стивен приносит ей листок, исписанный примерами с шести-и семизначными числами и говорит, что без толку решать задачи, если ответ влезает на экран калькулятора? И это я не говорю о детях, которым трудно усваивать материал. У нас один мальчик заучивал алфавит по букве, только на прошлой неделе наконец стал все буквы уверенно распознавать, и я не утверждаю, что Стивен обижает его нарочно, но какое, по-вашему, впечатление возникает у мальчика, когда Стивен пишет названия динозавров по-гречески и объясняет, что многие буквы похожи? Если хотите знать мое мнение, у этого мальчика было больше оснований гордиться собой, когда он выучил один несчастный алфавит, чем у Стивена с его десятком, но мальчик был просто убит. Недели работы коту под хвост. Это пора прекращать. Стивен должен понять, что в жизни есть и другие ценности, не только количество знаний.
Я сказал:
— Значит, мне больше не надо ходить в школу?
Сибилла сказала:
— Не могу с вами не согласиться, мы уже с год еженедельно смотрим «Семь самураев».
Мисс Льюис сказала:
— Что-что?
Сибилла сказала:
— Ну, вы же знаете, что у Куросавы вопрос мастерства весьма… Ну надо же, у вас в классе есть книжечка про самураев, как это чудесно!
Она взяла с моего стола «Воинов-самураев» и принялась листать.
Мисс Льюис сказала:
— По-моему, нам нужно.
Внезапно Сибилла вскричала с неподдельным ужасом:
— ЧТО!
— Что такое? — спросила мисс Льюис.
— ВЛАДЕЕТ ОСОБЫМ БОЕВЫМ ИСКУССТВОМ! — закричала Сибилла.
— Что? — повторила мисс Льюис.
— Как они СПЯТ ПО НОЧАМ, — сказала Сибилла, — втемяшив эту ЛИПУ в головы невинным ШКОЛЬНИКАМ? Тут говорится, что каждый самурай владеет своим особым боевым искусством. Боевым искусством, ага-щас. А у Кацусиро какое — ПАЛКА? А у Хэйхати — ТОПОР? Как ЖАЛКО, что пришлось оставить топор хозяину, а ведь мог бы ВРАГОВ порубать.
Мисс Льюис сказала:
— Мне все-таки кажется.
Сибилла сказала:
— И мы выясняем это совершенно СЛУЧАЙНО, а кто его знает, может, школа под завязку набита книжками, которые под завязку набиты ошибками в областях, где мой сын рассчитывал НАУЧИТЬСЯ тому, чего еще не ЗНАЕТ, я ДУМАЛА, в этом и есть цель ОБРАЗОВАНИЯ. Ой, что же мне делать?
Мисс Льюис сказала:
— Мне все-таки кажется, что не.
Сибилла сказала:
— Можно еще назвать книжку «ГЕНИЙ ШЕКСПИРА» и объяснить японским школьникам, что главный герой «Гамлета» — Лаэрт, поскольку он ведь будет ПОИНТЕРЕСНЕЕ. Ой, что же мне делать?
Мисс Льюис сказала:
— Мне кажется, на сегодня мы наговорились. Стивен, прошу тебя хорошенько обдумать то, что я сказала.
Я ответил, что хорошенько обдумаю.
Если у меня будет сын и он захочет бросить школу, я ему разрешу, потому что запомню, каково это.
Мы пришли домой, и Сибилла зашагала по комнате туда-сюда.
— Что же мне делать? — говорила она. — Что же мне делать?
Я сказал:
— Может, мне лучше учиться дома.
Сибилла сказала:
— Хмм. — А потом сказала: — Посоветуемся с мистером Ричи, — и дала мне прочесть еще страницу про «Сугату Сансиро».
Герой — человек, который деятельно ищет себя, что всегда неутешительное зрелище. Злодей, напротив, уже что-то нашел. Цукигата всей наружностью своей намекает нам, что достиг цели. Ни единого лишнего жеста, любое движение просчитано. Он выяснил, что ему выгодно, и действует соответственно. Сугата рядом с ним — неуклюжий мужлан.
Куросава предпочитает Цукигату — мы все отдаем предпочтение сформировавшейся личности. В любом другом фильме этот человек выступал бы героем. Но он не герой, и, невзирая на свое восхищение, Куросава показывает нам почему. Одно из качеств всех его героев, начиная с Сугаты, — вот эта несформированность. И поэтому все его картины — про обучение, обучение героя.
После этого великолепного боя… ожидаешь, что фильм завершится неким заявлением: Сугата наконец повзрослел, он добрался до цели, он чем-то стал — великим чемпионом дзюдо. Таков логический западный конец фильма про обучение героя.