о исландский текст, то перевод.
Ньяль с сыновьями приехал на двор под названием альтинг. Скарпхедин, один из сыновей Ньяля, убил годи. Я не понял, как у них устроен этот тинг. Сват Ньяля Асгрим и сыновья Ньяля ходили по землянкам и искали поддержки. Сначала пошли к Гицуру, потом в землянку Эльфуса к Скафти, сыну Тородда.
«Lát hevra það,» segir Skafti.
«Расскажи», — говорит Скафти[95].
«Eg vil biðja þig liðsinnis,» segir Ásgrímur, «að þú veitir mér lið og mágum mínum.»
«Хочу попросить тебя, чтобы ты оказал поддержку мне и моим родичам».
Я работал над исландским уже три недели, так что дело двигалось. Но были места, которые без словаря не разобрать. В доме ничего.
«Hitt hafði eg ætlað,» segir Skafti, «að ekki skyldu koma vændræði yður í híbýli mín.»
«Вот уж не думал, — отвечает Скафти, — что ваши неурядицы дойдут до моего жилища».
Ásgrímur svarar: «Illa er slíkt mælt að verða mönnum þá síst að liði er mest liggur við.»
Асгрим говорит: «Нехорошие это слова. Плохо отказывать людям в помощи, когда у них в ней крайняя нужда».
К дому подошел почтальон со второй доставкой. К нему вышла женщина; куча писем, похоже. Я съел бутерброд с арахисовым маслом.
«Hver er sá maður,» segir Skafti, «er fjórir menn ganga fyrri, mikill maður og fölleitur, ógæfusamlegur, harðlegur og tröllslegur?»
«Кто этот человек, — спрашивает Скафти, — что зашел пятым, а сам высок ростом, бледен лицом, неудачлив с виду, суров и зловещ?»
В доме ничего.
Hann svarar: «Skarphéðinn heiti eg og hefir þú séð mig jafnan á þingi en vera mun eg því vitrari en þú að eg þarf eigi að spyrja þig hvað þú heitir. Þú heitir Skafti Þóroddsson en fyrr kallaðir þú þig burstakoll þá er þú hafðir drepið Ketil úr Eldu. Gerðir þú þér þá koll og barst tjöru í höfuð þér. Síðan keyptir þú að þrælum að rísta upp jarðarmen og skreiðst þú þar undir um nóttina. Sídan fórst þú til Þórólfs Loftssonar á Eyrum og tók hann við þér og bar þig út í mjölsekkjum sínum.»
Тот отвечает: «Скарпхедином зовут меня, и ты меня много раз видел на тинге. Но я, верно, поумнее тебя, потому что мне не надо спрашивать, как тебя зовут. Тебя зовут Скафти, сын Тородда, а раньше ты называл себя Щетинной Головой, когда убил Кетиля из Эльды. Ты выбрил себе тогда голову и вымазал ее дегтем. Затем ты заплатил рабам за то, чтобы они вырезали полоску дерна, и заполз под нее на ночь. Потом ты отправился к Торольву, сыну Лофта с Песков, и он взял тебя к себе и отнес на корабль в мешке от муки».
Eftir það gengu þeir Asgrímur út.
После этого они ушли.
В доме ничего.
Skarphéðinn mælti: «Hvert skulum vér nú ganga?»
Скарпхедин сказал: «Куда пойдем теперь?»
«Til búðar Snorra goða,» segir Ásgrímur.
«К землянке Снорри Годи».
«Сага о Ньяле» местами сложновата, но не очень сложная. Вот аэродинамика — это да. Я прочел пару страниц, но как-то настроения не было. В доме ничего.
Я снова открыл «Сагу о Ньяле». Снорри сказал, что у них и самих плохо идут дела в суде, но обещал не идти против сыновей Ньяля и не помогать их недругам. Он сказал:
«Hver er sá maður er fjórir ganga fyrir, fölleitur og skarpleitur og glottir við tönn og hefir öxi reidda um öxl?»
«Кто этот человек с резкими чертами лица, что зашел пятым, а сам бледен лицом, скалит зубы и держит на плече секиру?»
«Héðinn heiti eg,» segir hann, «en sumir menn kalla mig Skarphéðinn öllu nafni eða hvað vilt þú fleira til mín tala?»
«Хедином зовут меня, — отвечает тот. — А некоторые зовут меня полным именем — Скарпхедин. Может, хочешь еще что-нибудь сказать мне?»
Snorri mælti: «Það að mér þykir þú maður harðlegur og mikilfenglegur en þó get eg að þrotin sé nú þín hin mesta gæfa og skammt get eg eftir þinnar ævi.»
Снорри сказал: «Только то, что человек ты, по-видимому, суровый и заносчивый. Но я вижу, что удача скоро изменит тебе, и недолго тебе осталось жить».
Сыновья Асгрима с переменным успехом ходили по землянкам, и всякий раз кто-нибудь говорил, что хочет узнать только одно, кто этот невезучий человек, что зашел пятым, и всякий раз Скарпхедин отвечал какую-нибудь гадость, и результаты выходили предсказуемые. Это вам не Гомер и не Мэлори, тут все очень просто, но мне нравилось. У Гордона нашелся словарь и заметки по грамматике, так что в целом неплохо.
Я прочел еще несколько страниц, потом пару часов почитал «Графа Монте-Кристо» и уехал домой.
Я вернулся на следующий день и прочел три страницы по аэродинамике, но как-то настроения не было. Потом еще почитал «Сагу о Ньяле».
Около 12:30 он, жуя бутерброд, прошел мимо окна на первом этаже. У меня в рюкзаке было четыре с арахисовым маслом и джемом, два с бананом и мармайтом и пакет чипсов. Я съел бутерброд и почитал «Графа Монте-Кристо». В доме больше ничего.
Два дня пропустил. Холодно было, и лило. Потом прояснилось. Я снова приехал и сел на парапет. Взял с собой три бутерброда с арахисовым маслом и джемом, один с арахисовым маслом и медом и бутылку «Райбины».
Опять полил дождь, я вернулся на Кольцевую и остаток дня читал «Графа Монте-Кристо». Можно было заняться аэродинамикой, но как-то настроения не было.
Третья неделя мая — типичное английское похолодание. 283 градуса выше абсолютного нуля. Я поехал к дому просто посмотреть. Видел, как отец разговаривал с женщиной наверху, но, что говорили, не слышал. Заставил себя посидеть на парапете на случай, если придется ехать на Северный полюс.
У меня застучали зубы. Такое ощущение, что у Магнуссона был другой текст, не тот, что мне подарила Сибилла; я решил разобрать лишние куски. Потом вспомнил, что на Северный полюс не еду. В доме ничего. Я вернулся на Кольцевую и съел бутерброды.
Четыре дня пропустил, а потом пришлось опять приехать. Посидел на парапете, заставил себя прочесть целую главу по аэродинамике — просто доказать себе, что по-прежнему могу. Съел бутерброд с арахисовым маслом. «Сагу о Ньяле» до сих пор не дочитал. Я вообще мало над ней работал. Глупо тут торчать. Работать невозможно, надо либо что-то делать, либо поехать туда, где можно работать. Глупо уехать, неделю прокуковав под домом на автобусной остановке.
И тут меня осенило.
Попрошу-ка я у отца автограф.
Я приехал назавтра и с собой взял «Отважного Кортеса» в мягкой обложке (это где про балийскую женщину) — купил в «Оксфаме» за 50 пенсов. Еще взял Brennu-Njáls saga, Магнуссона, Гордона, книгу о преобразованиях Лапласа и книгу о съедобных насекомых, которую библиотека продавала за 10 пенсов. До конца дня можно кататься по Кольцевой. Вряд ли я надолго; сделаю, и покончим с этим.
Я приехал к дому в 10:00. На первом этаже открыто окно; там тихонько разговаривали. Я постоял у стены и послушал.
Ты точно не хочешь пойти? Ты же с ними почти не видишься.
Это как-то не мое. Если начну зевать от скуки, выйдет неудобно, а если мы еще что-нибудь придумаем, они на меня разозлятся. Тут одна проблема — ты-то не обидишься?
Да я не обижусь, мне просто кажется, хорошо бы тебе с ними побыть.
Я побуду, но они же учатся всю неделю. Они уже придумали, на что потратить выходные. Это же не конец света.
К дому подъехала машина, и оттуда вышли трое детей.
Машина уехала.
Дети поглядели на дом.
Ну, пошли, сказал один.
И они зашагали по дорожке. Открылась дверь. Прямо за дверью поговорили. Дети снова спустились по ступенькам вместе с женщиной, которую я уже видел. В дверях стоял мужчина.
Когда вернетесь, сходим в «Планету Голливуд», сказал он.
Они сели в машину и уехали. Он закрыл дверь.
Я устал бродить туда-сюда по улице и на эту дверь смотреть. Не хотел опять уходить. Устал сомневаться, удачный ли сейчас момент. Устал раздумывать, не лучше ли помешать ему сейчас, пока он не сел работать.
Я подошел к двери и позвонил. Минуту подождал Отсчитал еще минуту, отсчитал две. Постучался и опять отсчитал минуту. Если не откроет, я уйду. Если и дальше стучать и звонить, он рассердится. Прошло две минуты. Я повернулся и зашагал по ступенькам.
На третьем этаже открылось окно.
Минутку, я сейчас спущусь, крикнул он.
Я вернулся к двери.
Прошла пара минут, и дверь открылась.
Что вам угодно? спросил он.
Волосы у него темные, с проседью; лоб исчерчен глубокими морщинами; в бровях седые волоски, а глаза большие и светлые, немножко похож на ночного зверя. Голос довольно высокий и тихий.
Чем могу быть полезен? спросил он.
Я услышал себя: Я за конвертом для «Христианской помощи».
Я его что-то не вижу, ответил он, не оглянувшись. И вообще-то, мы не христиане.
Это ничего, сказал я. Я и сам еврейский атеист.
Ладно, я тогда спрошу, сказал он, уже улыбаясь. Если ты еврейский атеист, зачем собираешь деньги для «Христианской помощи»?
Меня мама заставляет, сказал я.
Но если ты еврей, у тебя же и мама должна быть еврейка? сказал он.
Она еврейка, сказал я. Поэтому не разрешает мне красть у еврейских благотворителей.
Сработало как часы. Он беспомощно рассмеялся. Сказал: Может, тебе в «Помощь комиков»[96] податься?
Я сказал: Вы считаете, красный нос — это смешно? Да-да, я в курсе, смеются, только когда больно.
Он сказал: Почему у меня такое впечатление, что ты не за христианской помощью пришел?
Я сказал: Я хотел автограф, но нельзя же так сразу, с порога.
Он сказал: Автограф? Ты серьезно? Тебе сколько лет?
Я сказал: А что, у вас автографы только 15+?
Он сказал: Ну, найдутся люди, которым мое имя все равно что грязное ругательство, но нет. Только ты немножко маленький. Или это тоже разводка такая? Ты его потом загонишь?