щитить себя от еще большей боли.
За окном заметно светает, и я, прислушиваясь к звукам в доме, пытаюсь сесть, прижимая ладонь к тяжело вздымающейся груди. Протягиваю руку за стаканом воды и делаю несколько жадных глотков. Приступ удается снять достаточно быстро. Тянусь за телефоном, чтобы взглянуть на часы. Семь часов утра. Сердце делает кульбит, вызывая болезненное напряжение во всем теле. Я встаю и на дрожащих ногах в влажной от холодного пота пижаме, выхожу из спальни.
Я уверена, что Нейтона нет дома. Я бы услышала звук въезжающего на стоянку автомобиля или открывающейся двери. Нейт немного выпил – это я заметила это еще когда уезжала. А в алкогольном опьянении он просто не умеет вести себя тихо. Да и нужно ему немного, чтобы напиться.
Я заглядываю в гостиную, и на какое-то время цепенею в недоумении. Я ошиблась. Видимо, сон был слишком крепким или кошмар не хотел отпускать меня, и я пропустила момент приезда мужа домой. У нас есть еще одна спальня, и Нейт обычно ночует там, но в этот раз, по всей видимости, не смог дойти. Я подошла к дивану, на котором он расположился без подушки, укрывшись одним только пледом. В щель между задернутыми шторами пробивалось солнце, ровный прямой луч пересекал комнату и падал на лоб Нейтона, подчеркивая первые морщинки, которых я раньше не замечала. Мне захотелось присесть рядом и провести ладонями по его волосам, вспомнить те времена, когда мне не нужно было сомневаться в том, стоит ли это делать. Грудь сдавила тоска, и очередная порция слез навернулась на глаза. Я больше не верю, что мы справимся. Не знаю откуда взялась такая мысль, но она прочно обосновалась в голове еще вчера, когда я увидела, как он позволяет крашеной красивой блондинке флиртовать с ним. И то, как он смотрит на меня, когда думает, что я не вижу… Разочарование, сожаление. Мне слишком хорошо знакомо это выражение. И я не знаю, могу ли я сделать хоть что-то, чтобы вернуть его чувства. Заслужить уважение.
Мой взгляд останавливается на брошенной на пол одежде. Так на него не похоже. Видимо, Нейт все-таки перебрал. Странно, конечно. Бэллы не являлись сторонниками чрезмерного потребления алкоголя. Если только Нейт не уехал от родителей с той блондинкой и не продолжил в другом месте. Я поднимаю с пола джинсы, складываю и кладу в кресло, потом тянусь за рубашкой. Мое острое обоняние мгновенно улавливает посторонний запах, не свойственный моему мужу. Женские духи я всегда отличу от мужского парфюма. Конечно, это ничего не значит и не доказывает. Они могли просто сидеть рядом в такси, но женская интуиция подводит редко. Я закрываю глаза, чувствуя, как меня начинает немного пошатывать от внезапной слабости.
На негнущихся ногах я направляюсь в ванную комнату, чтобы бросить рубашку, пропахшую чужими духами в стиральную машину. Я не хочу ничего знать, внезапно осознаю я. Даже если Нейтон будет изменять мне каждый день, я просто не хочу ничего знать. И, самое ужасное, я не смогу сказать ни слова, не смогу потребовать у него объяснений, честности, верности. Ничего я не смогу. И буду молчать, чтобы не оказаться за воротами. Я считала, что поступила верно, рассказав мужу о своем прошлом, но, видимо, прав оказался Рэнделл Перриш. «Но не обольщайся, прежними ваши отношения не будут…» Сукин сын никогда не ошибается. Может быть и не было никакой угрозы, и Перриш не собирался меня подставлять или открывать Нейтону глаза на мое прошлое.
Я сама это сделала. Я сама разрушила свою семью.
Сама, черт побери. Рэнделл Перриш не сделал ничего, он просто вернулся в мою жизнь, напугав меня до чертиков. И загнал меня в ловушку стыда и страха. Возможно он знал, что я не смогу поступить иначе, и что, рано или поздно, цепь событий приведет меня в оранжерею, где я достану то, что ему нужно.
Я запускаю стирку и сажусь на холодный кафель, глядя сквозь толстое стекло как крутится барабан с футболкой мужа. Если бы мои грехи тоже можно было так легко отстирать, воспользоваться порошком и пятновыводителем, но нет… Нет. Мое прошлое, как и черно-красные цветы на коже стереть невозможно. Слишком глубоко они во мне, не вырвать, не содрать. Не забыть…
– Мамочка? – вздрогнув от неожиданности, я подняла голову и увидела в приоткрытых дверях ванной комнаты Эсми. В длинной ночной рубашке с тигрятами, и босыми ногами, она потирала кулачком заспанные глазки.
– Эсми, почему ты не спишь? – вскочив на ноги, я подошла к дочери и подняла ее на руки. – Пол холодный, а ты босиком.
– Неправда, пол не холодный, – решила поспорить Эсми, убирая за ухо спутанные кудряшки. – Я проснулась и пошла к тебе, а там пусто.
– Ты испугалась?
– Нет, я пошла тебя искать. – вполне логично заявила Эсми, вызвав у меня улыбку. Она невероятно смышленая, моя девочка.
– И ты меня нашла. Полежим еще в моей кровати? Хочешь я тебе почитаю? – мягко спросила я. Эсмеральда кивнула, обнимая меня за шею.
Мы обе забрались в постель. Закутавшись в одеяло, я рассказывала Эсми все сказки подряд, которые помнила, на какое-то время забыв о своих проблемах и печалях. Мне бы так хотелось, чтобы Эсми запомнила о своем детстве все только самое хорошее, чтобы ее детская память осталась неомраченной никакими трагедиями и печалями. Я знаю, что хочу невозможного. Что идеального детства не бывает ни у кого, и маленькие горести случаются каждый день у всех, но мое желание оберегать и защищать Эсми было подсознательным и чрезмерным, но совершенно естественным для матери. Я всегда хотела, чтобы меня любили так же сильно, как я люблю свою дочь. И я дам ей в сотни раз больше того, чего недополучила сама.
Через полчаса хлопнула входная дверь, впустив Анну, которая пришла в свое обычное время. Я крепко обняла дочку, прижав к себе, чувствуя запредельную нежность и любовь, но Эсми уже услышала, что ее любимая няня пришла и, отстранившись, спрыгнула кровати, рванув ее встречать. Горько вздохнув, я откинулась на подушки, чувствуя себя покинутой. На прикроватной тумбочке завибрировал телефон, сигнализируя о новом сообщении, и я автоматически потянулась за ним. Легким движением провела пальцем по экрану и зашла в папку «Входящие». Номер отправителя не определился, что напрягло меня сразу же. И я несколько минут колебалась, глядя на значок непрочитанного сообщения, прежде, чем открыть его. Шестое чувство меня не подвело, и внутри оказались фотографии интимного содержания с моим мужем в главной роли. И его спутницей, конечно же, оказалась та самая блондинка. Я не испытала удивления и потрясения, а всего лишь своими глазами увидела то, о чем и так подозревала. Мир не рухнул, сердце не разорвалось. Я не заплакала, не стала биться в истерике, не побежала в гостиную, чтобы потребовать у Нейтона объяснений. Не могу описать, что я почувствовала, чтобы не обмануть. Не ревность, не обида, и даже не боль. Скорее, гнев, испепеляющий душу гнев, обращенный не на Нейтона, как ни странно, а на того, кто стоял за всем этим. Нейт не безгрешный младенец, которого использовали и соблазнили, но я знаю, как бывают убедительны розы Перриша. А в том, что блондинка одна из участниц Розариума, я даже не сомневаюсь. Слишком знакомый почерк.
И у меня есть только один способ выяснить, с какой целью мне были отправлены компрометирующие фотографии Нейтона. Спросить у него лично.
Нейтон
Меня разбудила жажда. И стоило открыть глаза, как виски сдавила жуткая головная боль, к горлу подкатила тошнота, язык распух, во рту пересохло. Черт, кажется, это и есть похмельный синдром, с которым мне довелось познакомиться впервые. Откинув плед, я сел. Резкое движение вызвало головокружение, усугубив мое состояние стократно. Глухо застонав, я схватился за голову, потирая пульсирующие виски. Звонок мобильного рокотом прошелся по слуховым рецепторам и вызвал новый приступ мигрени. Какого лешего, спрашивается, я, вообще, вчера пил. Из детской до меня донесся счастливый смех дочери, и я по-настоящему позавидовал ее невинности. Черт побери, я бы полжизни сейчас отдал, чтобы вернуться в свое счастливое, безоблачное детство. Почему никто до сих пор не придумал машину времени? Столько бестолковых гаджетов, которые только воруют наше время, а механизма, способного его вернуть до сих пор не изобретено. Нет в жизни справедливости.
Встаю, игнорируя трезвонящий телефон, и практически доползаю до минибара. Достав бутылку содовой без газа, залпом выпиваю почти пол-литра, но чувствую себя немного лучше. Самую малость. Беру еще одну бутылку минералки и возвращаюсь на диван.
О, черт, как же плохо. Откидываюсь на спинку, прикрывая глаза, но это не спасает от головокружения. Зачем я, вообще, вызвался подвезти эту… как ее там звали? Напрягаю память, но картинка произошедшего накануне никак не хочет вырисовываться. Кажется, мы пили что-то в машине. Девушка постоянно смеялась и прижималась ко мне, словно невзначай, но стоило мне протянуть руки и потрогать то, что она предлагает, как блондинка сразу отстранялась, разыгрывая роль недотроги. К сожалению, доиграть до конца она ее так и не смогла. Почему к сожалению? А потому что трахать первую встречную девицу, которую к тому же я подцепил в родительском доме, совсем не входило в мои планы. Но было в ней что-то такое, что я не смог отступить, когда еще была возможность. И когда она предложила продолжить употребление спиртных напитков у нее дома, я не смог отказаться. Может быть, мне хотелось забыться, или я поддался на обаяние незнакомки и бросающуюся в глаза сексуальность или же хотел доказать себе, что не зациклен на одной единственной женщине и тоже имею право на свои секреты. Ужасно, но сам секс я помню смутно. Кажется, это она меня трахнула, а я просто занял пассивную позицию, и я искренне надеюсь, что мы никогда не встретимся снова. Никто не застрахован от ошибок, и я тем более. У меня была весьма бурная юность, хотя назвать меня сердцеедом и плейбоем можно с натяжкой.
Чувствую себя полным дерьмом и, наверное, выгляжу еще хуже. Посмотрели бы сейчас на меня избиратели, которые доверили мне судьбу города. Можно все свалить на напряженные, зашедшие в тупик отношения с Реджиной, но это слишком низко – прикрывать собственные грехи чужими. Я не знаю, как нам жить дальше, и что хуже всего – я вовсе не уверен, что случившееся вчера не повторится снова. Развод сразу после выборов исключен, а значит нам придется притворяться счастливой семьей дальше.