— Что там? — прервал Мэтт, кивая на третью стопку.
— Доказательства, не связанные с Ниной, которые могут убедить присяжных в ее невиновности.
У меня дернулся глаз, когда я обратила все свое внимание на низкую пачку папок, лежащую в самом конце стола. Я сохранила слегка скучающее выражение лица, скрывая зевок рукой с идеальным маникюром.
— Какие, например? — спросил Мэтт.
Это был вопрос, который вызывал у меня и нетерпение, и ужас. В конце концов, я же продумала все. Надевала перчатки, прикасаясь к чему-либо важному. Достаточно много ходила к ним домой, чтобы на мое ДНК не обратили внимания. Подвергла свою жизнь опасности, чтобы обмануть Мэтта.
Детектив Каллен пододвинула папки к себе и открыла обложку верхней.
— Давайте посмотрим… само собой разумеется, мужчина, забравшийся в ваш дом. У нас почти ничего нет на него. Ни отпечатков, ни ДНК, ни следов взлома. У него либо был ключ, либо вы оставили двери незапертыми, чего… — Она посмотрела на Мэтта. — Вы сказали, что не делали.
— Это правда.
Конечно же нет. Я дала мужчине копию своего ключа от их задней двери. Легкое проникновение было частью сделки, как и четыре пакета кокаина Бэйкеров. Для наркодилера, торговавшего еще в моей старшей школе, это была чертовски хорошая сделка. Все, что ему нужно было сделать, это провести пять минут в тихом доме с незаряженным пистолетом. Он не дал осечку у Мэтта во рту. В нем вообще не было пули. Одно нажатие на курок, и он ушел, следуя моим детальным инструкциям выбраться из района и пробежать четверть мили до главной дороги, где его ждала машина на одной из редких ресторанных парковок, не имевших камер наблюдения.
— И никакой охранной системы в вашем доме, — добавила она со вздохом. — Так что у нас практически ничего нет в отношении его. Мы изучили личные и деловые счета доктора Райдер, но не нашли никаких транзакций с большими суммами или подозрительных чеков.
— Но она прятала наличные, — возразил Мэтт. — Разве она не могла использовать их?
— Конечно, могла. — Шериф Макинтайр выдержала паузу, отрабатывая свою зарплату. — Скорее всего она так и сделала. Но мы не можем этого доказать.
— Я беспокоюсь, что злоумышленник попытается снова, — подала голос я. — Закончила ли Нина?
Все посмотрели на Мэтта.
— Я думаю, она сейчас пытается разобраться с кризисом. И непохоже, что она хочет убить меня, хотя я, очевидно, не могу судить об этом.
— Тебе нужно поставить сигнализацию. — Я наклонилась и мягко коснулась его руки. — Сменить замки. — Особенно теперь, когда я закончила со всем и мне больше не нужно возвращаться обратно.
— Я сменил замки сегодня утром, — твердо кивнул он. — А сигнализацию поставят на этой неделе.
— Это хорошо, — сказала детектив Каллен, возвращаясь к папке. — Хотя при таком развитии событий, с жертвой в центре внимания, вторая попытка случается редко. — Она пролистала несколько страниц. — Остальное здесь просто мусор. Хотя есть один интересный факт. Отпечатков пальцев Нины не было ни на одном фото в коробке или на том, что в рамке.
Я мысленно поморщилась. К этой детали я не нашла решения, которое не насторожило бы ее позже, при виде доказательств против нее.
— Она могла быть в перчатках, когда трогала их. — Детектив Каллен взглянула на Мэтта, а затем на меня. Мне показалось, или ее взгляд задержался? — Но это было бы странно.
Не зная, какая реакция была подходящей, я согласно кивнула. Я хотела отметить, что ее отпечатки были на коробке со снимками, но не была уверена, что я должна знать этот факт. Я подбросила наличные и фото в тот день, когда Нина и Мэтт уехали покупать мебель, и справилась меньше чем за пять минут.
— Опять же, это доказательства, которые могут быть использованы против нас в суде, — заметил прокурор. — Среди присяжных всегда есть какой-нибудь любитель теории заговора. — Он встал, и я почувствовала, как он разогревается — артист, готовый провозгласить свое вступительное слово. — Послушайте, мистер Райдер. Мы все знаем, что здесь произошло. Но это не вопрос знания событий, а вопрос их доказательства. И у нас нет достаточно улик, чтобы что-либо доказать, особенно когда само преступление не свершилось. Попытка была? Конечно. Но этот хвост очень тяжело прицепить к ослу, если вы понимаете, о чем я. — Он сделал паузу и перевел взгляд с Мэтта на меня.
— Поэтому мы будем продолжать копать, и я уверен, скоро мы что-нибудь найдем. Но пока что, если мы слишком рано пойдем с этим к судье, мы останемся с пустыми руками и выставим себя дураками. Это не пойдет на пользу вашим нервам, это не пойдет на пользу прокуратуре и, того хуже, если Нина избежит ответственности один раз, мы не сможем привлечь ее снова. — Он хлопнул в ладоши. — Я благодарю вас, что приехали сюда. И я буду держать вас в курсе насчет того, когда мы будем переходить к суду.
Когда они будут готовы переходить к суду? Я подумала, что никогда, встала, пожала руки и направилась к двери, пытаясь игнорировать папки с доказательствами, взывающие ко мне со стола.
Я проснулась субботним утром в жесткой отельной кровати от звука жужжащего в коридоре пылесоса. Перевернувшись на спину, я уставилась в потолок и подавила волну тревоги, когда события прошлой недели нахлынули на меня.
Мои сообщения и звонки ему, оставшиеся без ответа.
Громкая стычка посреди ночи. Мэтт, преследующий кого-то по лестнице.
Долгие часы расспросов.
Бесчисленные полицейские, копающиеся в самых интимных деталях нашей жизни.
Тайник. Деньги. Снимки.
Сейф — мое исчезнувшее завещание и письменное признание.
Я была уверена, что Мэтт смягчится, позволит мне остаться дома прошлой ночью, примет мои пустые извинения и с распростертыми объятиями поприветствует меня в нашей кровати. Но он вел себя как абсолютно незнакомый мне человек. Я подняла руку и легонько прикоснулась к своей скуле, где все еще ощущалась боль от его пощечины. За двадцать лет вместе он никогда не поднимал на меня руку, ни на кого не поднимал руку, за исключением той единственной ночи.
Я могла пригрозить ему. Пригрозить, что расскажу о той ночи, если он не возьмет меня обратно. Но полиция должна была поверить моему слову против его. И неделю назад они, возможно, еще могли бы. Но теперь, когда надо мной нависла туча подозрений… кто бы мне поверил? Я уронила руку на кровать и попыталась найти решение.
Если Мэтт говорил серьезно… развод без раздела имущества, алименты — тысяча долларов в месяц… мне пришлось бы искать другую работу. Я получила голосовое сообщение от начальника отдела кадров «Уинторп Тэк», которое у меня не хватило смелости послушать. Я знала, что там говорилось. «Спасибо за ваше время с нами, но вам нет необходимости возвращаться». Мои вещи, скорее всего, уже были упакованы в коробку и ожидали меня в приемной. Может, я смогу подать на них в суд за неправомерное увольнение. Сексуальное насилие. У меня все еще было рекомендательное письмо от Неда. Я могла получить работу в другой фирме, которая не вращалась в кругах Уильяма Уинторпа.
Я выбралась из кровати и медленно встала, ощущая боль в спине. Мне нужно было пойти в тренажерный зал, может, в тот крохотный, что я заметила возле лобби. У меня не хватало смелости столкнуться с усовершенствованными филлерами лицами в спортивном центре Атертона. Туда ходило слишком много атертонских жен, и слухи наверняка уже добрались до нескольких из них. Но какая версия событий? Замаскированный злоумышленник? Мое потенциальное участие?
Это все было смешно. Я была невиновна! Может, не полностью невиновна, но мои преступления были сфокусированы на соблазнении, а не на убийстве. Мне не нужно было отравлять Кэт Уинторп, я могла победить ее другими способами. И зачем мне нанимать кого-то убить Мэтта? Я любила Мэтта. Любила, несмотря на серый зуб в его улыбке и его растущий живот. Несмотря на то, что как-то на вечеринке он назвал икру «желейными зернышками». Я правда любила его. Кто еще мог так всецело и непоколебимо желать меня? Может, я и баловалась мыслями оставить его, но никогда бы не сделала этого. Только если бы Уильям Уинторп сделал мне предложение, что могло случиться, если бы у меня было больше времени с ним.
Все шло так идеально до резкого правого поворота, забросившего меня в Ад. Ад и отельный номер с двуспальной кроватью с дребезжащим кондиционером и сомнительными опциями фильмов напрокат.
Я надела лосины для йоги и спортивный топ, зашнуровала свои кроссовки и мысленно повторяла свои ежедневные аффирмации. Я открыла дверь в комнату, держа карточку в руке, и остановилась при виде газеты, брошенной у моего порога, и такой же — у соседнего номера.
МЕСТНАЯ ЖЕНА СОВЕРШАЕТ ПОКУШЕНИЕ НА УБИЙСТВО
Заголовок был написан гигантским шрифтом, жирным, без засечек, соревновавшимся размером с моей фотографией — ужасным снимком, где у меня был открыт рот, взгляд направлен в сторону. Я подняла газету и изучила фото, сделанное на вечеринке с фейерверками в честь четвертого июля. Я выглядела ужасно. Казалась некрасивой, старой и злой. «Местная жена совершает покушение на убийство»? Сколько людей видели этот кусок мусора? Я представила всех своих новых друзей кривящимися от отвращения, тянущимися наманикюренными руками к телефонам, сгорая от нетерпения поделиться новостями. «О, Божечки… ты слышала? Нина Райдер пыталась убить своего мужа. Убить его». Это доберется до соцсетей, чатов, тредов. Это будет везде в течение часа.
Вернувшись в номер, я заперлась и повалилась на кровать, полностью читая статью и ощущая, как мои внутренности сжимаются в тугой комок.
Закончив, я прочитала ее снова. Я попыталась начать в третий раз, но мне пришлось броситься в ванную, потому что мой желудок протестующе скрутило. Меня стошнило, а затем я опустилась на колени на белый коврик и обняла грязный унитаз.
В статье была цитата Уильяма, где он назвал меня «глубоко больным человеком». Как он мог такое сказать? Разве он не чувствовал нашей связи? Разве наш поцелуй, наш секс ничего не значили? Мне казалось, что среди всех искр и маневров между нами была настоящая связь.