Моя жена, как и Сильвия, была чокнутой.
Я всегда подозревал это, но наконец-то убедился сам. Не то чтобы немного сумасшествия это плохо. Если честно, меня возбуждало осознание того, сколько работы моя дорогая жена вложила в наш брак, и наблюдение за ложью, срывавшейся с ее губ, за притворной обеспокоенностью, которую она изображала перед другими, за тем, как она с легкостью контролировала события, и все это ради нашего брака.
Если бы Кэт была Сильвией, она бы заставила всех на том балу поглядеть на свои стаканы, а затем свалила бы вину на других гостей. И это, среди прочего, одна из причин моей любви к ней.
И я действительно любил ее. Даже больше, чем на прошлой неделе, и в прошлом году. Я думаю, для пар это редкость — быть все еще влюбленными спустя десять лет брака, но мы были. Именно поэтому я все еще не мог понять, почему я вообще взглянул на Нину Райдер.
Возможно потому, что мне нравились чокнутые женщины, а она идеально подходила под определение.
Возможно потому, что мне стало удобно в любви с Кэт, а Нина представляла собой необходимый мне риск.
Возможно, часть меня хотела узнать, попадусь ли я и что сделает моя милая, идеальная жена, если узнает.
Возможно потому, что от реакции Кэт моя неуверенность сгладилась, когда я увидел, как она борется за меня.
Я хотел увидеть это сумасшествие. Буквально жаждал этого. Вел себя небрежно, безрассудно и ждал, пока все взорвется.
Но этого не случилось. Загадочным образом ничего не происходило, и я подбирался все ближе к черте с Ниной, как мазохист, просящий порки. Я был абсолютно уверен, что, конечно, со дня на день, приду домой к серьезно разъяренной жене. Я брел вперед и абсолютно не замечал хлебные крошки, разбросанные Кэт. Не замечал до тех пор, пока не сел напротив нее подписать документы на покупку дома Нины и Мэтта.
Я прожил завершение на автопилоте, обдумывая все события, приведшие нас к этому моменту, все еще борясь со своей уверенностью, что Нина Райдер не могла попытаться убить Мэтта. И если не она… Я посмотрел в глаза Кэт через стол, наши взгляды сошлись, и я осознал, прежде чем она даже улыбнулась, что за всем этим стояла она.
Все было сыграно очень умело, почти гениально — она была словно кошка, затаившаяся в кустах и наблюдающая за мышами, идущими к своей смерти. Слава Богу, она исключила меня из этой схватки. Если бы хотела, она могла бы сжечь меня на костре вместе с Ниной.
Но она этого не сделала, и я любил ее еще больше за милосердие.
Я услышал, как открылась дверь кабинета, и повернулся к ней, вошедшей с сияющими глазами и широкой улыбкой.
— Я только вернулась со встречи с архитектором, — радостно сказала она, роняя сверток бумаги на мой стол и разворачивая его на поверхности. — Смотри.
Я пододвинулся на своем кресле и оглядел план проекта.
— Выглядит неплохо.
— Неплохо? — изогнула она брови. — Ну же. Скажи, что ты думаешь.
Я приложил больше усилий, встал на ноги и обошел стол, чтобы оказаться рядом с ней. Согнувшись над архитектурными чертежами, попытался представить себе пространство. На месте дома Райдеров — второй дом для гостей. Просторная наружная кухня и спа с видом на долину. Сады, простирающиеся между обоими участками, фонтаны, окаймляющие бассейн, и павильон для еды и вечеринок.
Нам не нужно было больше места, но также нам не нужно было постоянное напоминание о наших старых соседях, чтобы раздражение и тревога Кэт расцветали с каждой новой парой, присматривавшейся к дому. Еще мне показалось, что ей понравилось буквально уничтожить дом, которым Нина так и не успела насладиться по-настоящему.
— Новая яма для костра будет здесь, — указала она. — И они расширят наш бассейн, добавив линию бесконечности… Мы оставим маленькое джакузи на нашем участке, но это… — Она провела пальцем туда, где раньше была беседка Райдеров. — Это будет наше новое джакузи с вытекающим из него неглубоким бассейном с подогревом.
— Я хочу знать, сколько все это будет мне стоить? — улыбнулся я.
— Нет, — она улыбнулась в ответ и уселась на стол, обхватив руками мою шею, чтобы притянуть меня между своих коленей. — Тебе нравится?
— Очень, — прошептал я. — Я тебя люблю.
— Навечно? — спросила она, поднимая голову в ожидании моего ответа.
— Навечно, — пообещал я, ринулся вперед и поцеловал ее, спеша доказать это.
Я стояла на краю парковки магазина электроники и наблюдала, как Нина толкала ряд тележек. Она была одета в ярко-голубой топ с воротником и дешевые штаны хаки, свободно болтавшиеся у лодыжек. Она остановилась, потуже затянула волосы в хвост, а потом вернулась к своему занятию.
Когда она прошла мимо меня, я окликнула ее по имени. Она взглянула в мою сторону и замерла. Замотав головой из стороны в сторону, она поискала кого-то, кто может прийти на помощь, а потом осторожно оглядела меня.
— Не подходи ближе, — крикнула она. — Ты не можешь подойти ближе.
Я шагнула вперед, подняв руки, и она вся напряглась.
— Я здесь не для того, чтобы создавать тебе проблемы. Я подхожу к тебе на работе, и камеры на парковке могут это доказать. Это не нарушает твоего судебного приказа не приближаться к нам.
— Чего ты хочешь? — Ее челюсть задрожала, и я отвела глаза от этого проявления слабости, фокусируясь на ее ослепительно-голубых глазах.
Год назад меня бы потешил ее страх, но теперь, со всем, что я знала, я чувствовала лишь вину. Вину за то, что издевалась над женщиной, которая была явно психически неуравновешенна. Вину за то, что разрушила ее брак с единственным мужчиной, который мог жить со всеми ее недостатками. Она намеревалась разрушить мой брак, но я преуспела в том, чтобы разрушить ее жизнь.
— Я хотела отдать тебе это, — ответила я и протянула золотой конверт, обмякший от использования, потому что я сотню раз читала документ внутри. Это было не просто завещание, а еще и признание в убийстве двадцатилетней давности. — Я никогда не делилась этим ни с кем и не собираюсь.
Сопротивление тут же исчезло, она обмякла, прислонившись к ближайшей тележке. Осторожно, почти благоговейно взяв конверт, она прижала его к сердцу.
— Я нашла дом, где ты выросла, и купила его. В конверте дарственная на твое имя вместе с завещанием. Если ты подпишешь ее и отправишь моему юристу, он доделает документы. Я думаю, он должен принадлежать тебе.
— Я не хочу этот дом, — прошептала она. — Ты не знаешь, какие у меня о нем воспоминания.
— И все же… — покачала я головой. — Слишком рискованно, чтобы им владел кто-то другой. Им нужно лишь решить построить бассейн, и они могут выкопать его тело.
Она подняла взгляд на меня, и это был первый раз, когда мы посмотрели друг другу в глаза с той ночи, когда в их дом забрался преступник.
— Ты видела Мэтта?
Я не знаю, чего я ожидала. Благодарности за щедрый подарок. Признания за то, что я помогла покрыть ее преступление. Впрочем, я могла ожидать чего угодно, кроме запинки в ее голосе, когда она произнесла его имя. Возможно ли, что она его любила? Когда-либо? Все еще?
— Мэтт переехал в Фостер-Сити. Я иногда говорю с ним, если он в городе.
В прошлый раз, когда он был в Пало-Алто, мы напились в мексиканском баре и он признался в своей бессмертной любви к Нине. Он также рассказал мне правду о ее отце, правду, противоречащую признанию в ее завещании.
Они не были влюбленными со школы. На самом деле Мэтт был соседом Нины — пухленьким парнем, на которого она никогда бы даже не взглянула; одиночкой, которому довелось слушать приглушенные звуки вербального и физического насилия над ней; парнем, который ничего не делал до той ночи, когда не смог сдержаться. До ночи, когда он ее спас. До ночи, когда он услышал ее крики о помощи, забил и задушил ее отца, найдя его пьяным и голым поверх нее.
Той ночью он стал ее героем и к тому моменту, как они вырыли яму и похоронили ее отца на заднем двое, посадив на могиле молодые розовые кусты, он был влюблен, а она была преисполнена благодарности. Достаточно, чтобы ездить с ним в школу. Достаточно, чтобы пойти с ним на выпускной. Достаточно, чтобы открыто встречаться с полным парнем с дурацкой прической. Потом она сама как-то незаметно влюбилась в него и даже вышла за него замуж. Взяла его кольцо и фамилию, а затем медленно и методично начала превращаться в женщину, попытавшуюся украсть моего мужа.
Я сглотнула горький привкус, все еще остававшийся у меня на языке, и напомнила себе, что десять лет назад Нина поступила правильно. Она встретилась с адвокатом и записала признание, предоставлявшее мельчайшие детали преступления, взваливавшее всю вину за убийство на нее и полностью оправдывавшее Мэтта. Она подарила ему копию на их десятую годовщину и оставила запасные у своего адвоката. После этого обмена копия Мэтта вернулась к ней — вероятно, единственное, что досталось ей после развода.
— Если будешь говорить с Мэттом, можешь сказать ему, что я его люблю? — Она опустила глаза и пристыженно покраснела. — Он сменил номер. А когда я звоню на рабочий, они не соединяют меня. Я просто хочу, чтобы он знал, что я люблю его. Что я… я всегда буду его любить.
— Ты уверена? — Я издала неловкий смешок. — Нина, он, похоже, никогда тебе даже не нравился, не говоря уже о… — Я замолчала, увидев боль на ее лице. Думаю, это была самая искренняя реакция, которую я от нее видела. — Да, — тихо сказала я. — Я ему скажу.
— Ладно. Спасибо. — Она подняла конверт. — И, эмм. Спасибо за это. Хоть ты вообще не должна была брать его.
Я кивнула и смотрела, как она сложила конверт пополам и засунула его в задний карман штанов. Наклонившись, она толкнула ручку тележки, но потом остановилась.
— Это была ты, да? За всем этим?
Я не ответила. По дороге туда я планировала соврать, если она спросит, но теперь, глядя ей в глаза, просто не смогла. Она тихо рассмеялась, и ее взгляд метнулся от меня обратно к магазину.
— Я бы сделала то же самое, если бы додумалась. — Она обернулась на меня и шагнула вперед, толкая длинную вереницу тележек. — Пока, Кэт.