«Харон» без усилия сокращает расстояние, отделяющее его от плывущей женщины.
Отчаяние придает девушке сил, и она наращивает скорость.
Умберто блокирует руль и, не глуша мотор, занимает позицию на борту катера, приготовив багор.
Она упорно плывет.
Он заносит оружие.
Она ныряет, потом всплывает. Он снова заносит багор – и опрокидывается навзничь.
Журналистка перестает грести и удивленно вытягивает шею.
Мышь по кличке Фрейд увидела наконец вблизи предмет своего вожделения – рычаг, способный ударить сладостным разрядом ей в мозг. Животное вытянуло вперед лапки и…
…хватает якорь!
Откуда в небе морской якорь? Сверху доносится знакомый голос:
– Скорее вылезайте, Лукреция!
Исидор.
Она поспешно цепляется за привязанную к якорю веревку. Теперь она узнает не только коллегу по расследованию, но и его спутника, Жерома Бержерака. Они прилетели спасать ее на воздушном шаре с портретом Сэмюэла Финчера. Миллиардер в своей манере лобызает ей руку.
Она виснет на толстяке-коллеге, тот заключает ее в крепкие объятия.
– Исидор.
Лукреция.
– Какое (счастье) облегчение.
– И для меня… Я так за вас (боялся) беспокоился.
Они прижимаются друг к другу.
Карма, не иначе: когда этот человек рядом, мне лучше. Наверное, в прошлой жизни он был моим отцом, мужем, братом или сыном.
Он еще крепче прижимает женщину к себе.
От этой девушки у меня одни неприятности.
Мышь сильно надавила на рычаг. Она заработала разряд, потом два, три, четыре. Было так хорошо, что она не собиралась останавливаться.
– Фрейд это заслужил, – сказал Финчер.
«Работает!» – восхитился Жан-Луи Мартен.
Они внимательно наблюдали за Фрейдом, один органическими глазами, другой при посредстве объектива видеокамеры.
Мышь поднимала и опускала рычаг, как будто тренировала мускулатуру на маленьком тренажере. У нее даже начали раздуваться от усердия бицепсы.
«Он не собирается останавливаться!»
Глазки Фрейда покраснели от возбуждения и натуги, с носа и кончиков усов капала слюна. Он сиял от счастья и все жал на рычаг, как будто жалел, что каждое движение сопровождается всего одним разрядом. Рычаг, сначала издававший звук сверла, теперь от рвения мыши уподобился трещотке.
– Пора вырубить ток.
Сэмюэл Финчер убрал напряжение.
Мышь замерла, явно шокированная.
«Можно подумать, его оглушили».
Финчер предложил Фрейду кусочек сыра, но тот не шелохнулся.
Сэмюэл озабоченно наклонился к нему. Мышь схватила рычаг и заработала им вхолостую, давая понять, что ее интересует только это.
Ученый, прося извинения за то, что обманул ожидания, погладил ее по спинке.
– Будь благоразумным, Фрейд. Ты получил дозу удовольствия, на сегодня хватит.
Разочарованная мышь привстала на задние лапы и всадила два острых резца в розовую плоть до самой кости.
– Ой, он меня укусил!
Фрейд занял боевую стойку, готовый драться за то, что ему причитается: взъерошил шерсть, воинственно выпятил уши, впился в человека воспаленным взглядом.
Сэмюэлу Финчеру пришлось прибегнуть к специальным щипцам, чтобы усмирить Фрейда, злобно царапавшего воздух и издававшего сквозь оскаленные резцы устрашающий свист.
Жером Бержерак, облаченный в твидовый костюм, в туфлях для гольфа и в кожаных перчатках, орудует огнедышащими горелками. Шар взмывает на нужную высоту.
– Я замерзла, – сообщает Лукреция.
Он нехотя вручает ей одеяло, которым можно вытереться.
В небе намечается прояснение, туман понемногу рассеивается. Двое журналистов и миллиардер любуются с высоты двумя Леринскими островами, Святой Маргариты и Сент-Онора. Два куска суши, похожие на ядра грецкого ореха или на полушария мозга.
С одной стороны безумие, с другой религия. Два убежища для поврежденных умов, размышляет Лукреция.
Маленькие паруса, белые треугольники на голубой морской глади, уже снуют по воде, пляж начинает заполняться розовыми фигурками в купальниках и плавках.
– Сюда никто не дотянется.
Они быстро поднимают якорь. Лукреция кутается в одеяло и забивается в угол плетеной корзины. Налицо одно из главных неудобств монгольфьера: мощные горелки жгут головы, а ноги мерзнут от холодного воздуха на высоте. Она массирует себе пальцы. Жером Бержерак предлагает ей толстые грубые носки и рукавицы.
– Как вы меня нашли, Исидор?
Исидор растирает ей ноги через носки.
Как мне это нравится!
– Благодарите свой сотовый. Он на виброзвонке, я знал, что похитители его не услышат. Оставалось только обратиться к оператору за данными трех сотовых приемно-передаточных станций, отреагировавших на мои звонки. Так я определил периметр, где вас искать. Найти больницу Святой Маргариты не составило труда. Полиция не торопилась вмешиваться из-за бюрократии, поэтому мне пришлось обратиться к нашему другу, охотно предоставившему свое средство передвижения по воздуху.
Миллиардер гордо обводит рукой судно:
– Прошу любить и жаловать: Мими!
Подняв глаза, девушка, приставив к ним козырьком ладонь, различает на баллоне профиль Сэмюэла Финчера. Как ни хочется сейчас забыть о предмете расследования, огромная голова жертвы служит выразительным напоминанием.
– Примите мою искреннюю благодарность, господин праздный миллиардер!
Жером Бержерак приглаживает усы:
– Вашими стараниями, дорогая Лукреция, все менее праздный… Вам очень повезло! Приключение – вот сильнейшая мотивация. Подвергаться опасности. Преодолевать трудности. Добиваться справедливости. Вы сознаете свое везение?
– Порой это сопряжено с затруднениями, – бормочет она, разглядывая ссадину на предплечье, оставленную острым камнем.
Он протягивает ей большой сэндвич: между пластами булки уложены курятина с майонезом, кружочки помидора и огурца, салатные листы, чеддер, корнишоны. Она вспоминает, что с самого начала расследования утоляет голод, когда придется и чем придется.
– А сигаретки у вас не найдется?
– На монгольфьере курение – табу. Здесь много легковоспламеняющихся веществ.
Исидор разглядывает в бинокль море. Там, внизу, Умберто, запрокинув голову, провожает их взглядом.
Лукреция разглядывает корзину с надписью «Мими», плетеный борт которой украшен лавровой гирляндой.
– Что-то не вижу штурвала.
– Это вам не дирижабль. Монгольфьер несет нас неведомо куда, остается вверить себя ветрам. Правда, для этой миссии я припас переделанный моторчик от водного мотоцикла, он помог вас отыскать и зависнуть сверху. Благодаря ему мы достигнем берега.
Бержерак включает мотор, но извлекает из него только тройной чих. Двигатель отказывается заводиться.
– Эй, сейчас не время нас подводить!
Жером возится с механизмом, но все без толку.
– Все, теперь мы простые аэронавты, – бросает он с безнадежным жестом. – В наших силах только подниматься и опускаться, ловя воздушные потоки. Но это сопряжено с некоторым риском. Будем надеяться, что мы не упадем. Выпьем за удачу и за право сказать «все хорошо, что хорошо кончается».
Он срубает горлышко бутылки морским кортиком и раздает бокалы.
– Предлагаю включить приключение в список мотиваций, – провозглашает Исидор.
– Нет, – возражает Лукреция, – ему там не место. Приключение связано с четвертым стимулом: занять себя, не скучать. К тому же я уже приписала к списку десятый пункт – религию. Она может быть более сильной мотивацией, чем наркотики и секс.
– Тяга к приключениям бывает сильнее религии, – не соглашается Бержерак. – Взгляните, сколько монахов слагают сан, чтобы нырнуть в мирской водоворот.
Исидор протягивает спутнице новый блокнот и вынимает карманный компьютер. Его собственный перечень главных мотиваций прирастает двумя: 10 – религия и 11 – приключение.
Лукреция все еще не воодушевлена.
– Согласен, список неполный, – уступает Исидор. – Но он помогает проследить за эволюцией личности. Сначала ее забота – прекратить боль, как у ребенка, мочащегося в пеленки и оттого раздражающегося. Потом она старается положить конец страху, как ребенок, сначала боящийся темноты: он растет и зовет, сперва когда голоден, потом желая развлечься. Со временем ему начинает хотеться хороших оценок в школе, возникает потребность врезать тому, кто отнял на переменке мяч. Подросток мечтает поцеловать одноклассницу и покурить траву. Взрослому подавай религию и приключения. Эта иерархия мотиваций выявляет не только историю человечества, но и участь отдельного индивидуума. Так что вы правы, дорогая Лукреция: вслед за наркотиками может возникнуть тяга к религии. Прав и Бержерак: после религии может еще сильнее потянуть на приключение с большой буквы П. Оставим в списке то и другое.
– Приключение – абсолют, – подсказывает миллиардер. – Это то покалывание, которое вы наверняка почувствовали давеча, когда заметили над головой якорь. Согласитесь, это было восхитительно.
– Ну, не знаю, в такие моменты не до анализа ощущений. Все мысли только о том, как спасти свою шкуру.
Миллиардер глядит на нее с нежностью, приглаживая с обеих сторон усы.
– До чего я вам завидую! Приключения так вас избаловали, что вы почти пресыщены… Вы отдаете себе отчет в степени своей удачи? Некоторые отваливают целые состояния за курсы выживания, мечтая хотя бы о половине авантюр, достающихся вам даром, хотя никогда не забывают, что для них это игра и что их «невзгоды» вот-вот кончатся. Другое дело вы, вас окружают подлинные опасности. Ваша жизнь, ваше расследование гибели Финчера так и просятся на киноэкран!
– Можно сказать и так, – уступила Лукреция. – Сдаюсь и вписываю в свой список две позиции: 10 – религия и 11 – приключение.
Жером хватает ее руку и с еще большим пылом осыпает поцелуями.
– У меня осталось только два слова: спасибо и еще.