– Кто знает? – откликается Исидор.
Он водит пальцем по трубе, видит объемное лицо. Лукреция не пропускает ни одного кусочка.
Но ничего не происходит. Внимание Исидора привлекают сломанные крылья на острове слева.
– Крылья Икара, – говорит он задумчиво. – Он подлетел слишком близко к Солнцу и рухнул… Предчувствовал ли он свой конец?
Толстяк касается перьев. Раздается шорох, открывается маленький люк. Внутри коробка, в ней красный бархатный футляр, в нем пилюля в полсантиметра длиной, соединенная проводком с почти такой же маленькой пластиной.
– «Последний секрет»…
Лукреция светит на находку карманным фонариком. Перед ними нечто вроде насекомого без лапок; они знают, что это электропередатчик, который надо вживить в мозг – и тогда его обладатель познает абсолютное наслаждение.
– Шедевр миниатюризации!
Исидор осторожно берет «насекомое» и кладет на подушечку указательного пальца.
– Без сомнения, именно это нашел Жиордано, вскрыв мозг Финчера.
– Из-за этого его и убили.
Журналисты смотрят на крохотный передатчик, испуганные заключенным в нем могуществом.
Все пропало.
Черный конь утвердился в цитадели белого короля, как конь Одиссея в Трое. Русский шахматист, поняв, что выхода нет, положил короля на доску в знак капитуляции. С начала партии он сбросил несколько килограммов веса. Сейчас он был весь в поту, рубашка взмокла, волосы слиплись. На лице читалось несмываемое унижение.
Последняя партия завершилась, бывший чемпион проиграл со счетом 1:5. Убедительный урок.
Шахматы – жестокая игра, сказал себе Сэмюэл Финчер.
Глаза Леонида Каминского были полны глубокого отчаяния.
Царь Приам сокрушен Улиссом.
Они пожали друг другу руки.
Слабые хлопки. Публика не любит аутсайдеров.
Неважно. Сэмюэл Финчер одержал победу. Отныне он – лучший шахматист в мире среди людей.
Русский чуть не плакал. Его менеджер изображал поддержку, как принято в спорте, но в конце концов, не выдержав, обрушил на подопечного невоспроизводимую русскую брань.
У волков побежденный сует голову победителю под живот, приглашая на нее помочиться. Здесь нечто подобное предпринял вместо самого побежденного его тренер.
Нейропсихиатр с радостью утешил бы неудачника.
Сожалею, но сразиться с машиной должен лучший из нас.
Сэмюэл Финчер поднялся на сцену и оперся о трибуну.
– Я посвящаю этот мачт Улиссу, – обратился он к присутствующим, – человеку, чьей хитростью я вдохновлялся в своей игре. Еще мне хочется сказать, что… (Нет, ничего, еще не время. Потом.) Нет, ничего. Благодарю.
Блеск фотовспышек.
Теперь его ждало единоборство с Deep Blue IV, лучшим шахматистом на Земле среди людей и машин.
Чудовищный удар. Каннибал и душитель, использовав как таран железную скамейку, вышибают дверь. Вместе с ними входит старуха. По ее приказу оба громилы ретируются.
Лукреция узнает ее. Эта больная Паркинсоном, спрашивавшая время при их первом визите в клинику.
– Доктор Черниенко, полагаю, – произносит Исидор.
– Мы меня знаете? – удивляется нейрохирург и прячет в карманы трясущиеся руки.
– У вас громкая репутация. Теперь вы предпочитаете петербургскому Центру мозга воздух Лазурного Берега? Или вам больше нравится держать людей в рабстве при помощи нового наркотика «Последний секрет», чем лечить от старого, героина?
Руки в карманах трясутся еще сильнее.
– Откуда вы об этом знаете?
– А ведь доктор Джеймс Олдс предостерегал: эффект слишком силен. Никто не преодолеет жажду «Последнего секрета», как только тот получит распространение. Разумеется, попав в плохие руки, он может быстро привести к гигантской катастрофе.
Нейрохирург выглядит уязвленной, тем не менее парирует:
– Поэтому я крайне осмотрительна. И потом, здесь, на острове, мы под бдительной охраной людей с сильной мотивацией.
– Вы о параноиках?
– О них, болезных. Мы умеем оберегать «Последний секрет». Уверена, что ни один из тысячи двухсот больных его не выдаст.
– Тем не менее мы здесь, а раз так, то тут могут оказаться и другие, – возражает Лукреция Немрод.
Старуха сжимает челюсти:
– Умберто! Клянусь, теперь дни этого простофили сочтены.
– От предателя никто не застрахован. Вы предали Олдса, Умберто – вас. Обязательно настанет момент, когда «Последний секрет» вырвется из тайника. Все секреты рано или поздно просачиваются…
Исидор украдкой смещается влево, обходя старуху.
– Никому, кроме меня, неизвестно, где именно залегает «Последний секрет». Если не знать это местечко, то передатчик бесполезен. А знать надо с точностью до доли миллиметра.
Журналист подкрадывается к старухе с тыла. Она достает из кармана пистолет.
– Еще шаг – и я подвергну вас немедленной трепанации без анестезии. Это не скальпель, и я вряд ли отвечаю за аккуратность бурения.
– Вы дрожите, – напоминает Исидор, продолжающий подкрадываться, невзирая на угрозы.
Женщина изображает всем своим видом непреклонную решимость:
– Науку ничто не остановит. Или вы из тех обскурантистов, кто предпочитает безмятежное невежество познанию и риску?
– Бессовестная наука – гибель для души, как говаривал Рабле.
– Совесть без науки далеко не уйдет, – следует меткий ответ.
– Да вы посмотрите, как вы дрожите!
Левой рукой Черниенко силится унять дрожь в правой, сжимающей пистолет.
– Не подходите.
– Вы трясетесь все сильнее, – гнет свое Исидор тоном гипнотизера.
Женщина косится на свою руку, неспособную держать оружие прямо. Исидор уже подобрался к даме вплотную и готов ее скрутить.
– Бросьте, доктор. Эти игры не для вашего возраста. При такой сильной дрожи вам не нажать на курок.
Но девушка, до этого находившаяся в тени, завладевает пистолетом и твердо берет обоих журналистов на мушку.
– Моя рука в отличие от ее не дрогнет. Положись на меня, мама.
После победы над Каминским изнуренный Финчер встретился с невестой, Наташей Андерсен. Они вернулись в отель и занялись любовью.
Но Наташа никак не могла достигнуть оргазма.
– Ты должен смотреть правде в лицо: я бесчувственна и такой останусь.
– Это слово меня пугает. И потом, аноргазмия – это еще не полная бесчувственность.
В ее смехе звучало отчаяние.
Подперев себя подушками, топ-модель зажгла сигарету и жадно затянулась.
– Вот ведь ирония судьбы! То, чего мать лишила меня, она сверх меры развила в тебе.
– Уверен, ты можешь испытать оргазм, – заверил ее Финчер.
– Тебе лучше знать, что оборвавшееся в мозгу уже никогда не отрастет.
– Да, но мозг умеет восстанавливать свои функции. Например, если пострадала речевая зона, то эстафету перехватывает другая, играющая иную роль. Мозг бесконечно пластичен. Я видел девочку-гидроцефалку с мозгом с горошину, тем не менее говорившую, рассуждавшую и запоминавшую даже лучше среднего ребенка.
Наташа долго не выпускала дым ради невеликого удовольствия – отравления великолепного тела, которым ее наделила природа. Она знала, что ее возлюбленный пытается бросить курить и что ее курение его раздражает, но не испытывала желания сделать ему приятное.
– У тебя симпатичные теории, но они не выдерживают испытания реальностью.
– Это все психология. Ты считаешь, что не можешь, отсюда блокировка. Надо бы познакомить тебя с Паскалем, моим братом. Он гипнотизер. Ему удается отучать людей от курения и усыплять страдающих бессонницей. Он наверняка сумеет тебе помочь.
– Я буду кончать под гипнозом?
Наташа расхохоталась.
– Возможно, он снимет твой зажим.
Она окинула любовника презрительным взглядом:
– Хватит врать. Если передатчик у тебя в мозгу воздействует на одну-единственную точку, то это значит, что для каждого конкретного действия существуют особые участки. Мать вырезала мне кусок мозга и освободила от героиновой зависимости (счастье, что мозг недостаточно пластичен, чтобы восполнить эту потерю). Но расплата за освобождение – моя аноргазмия. Мне никогда в жизни не кончить. Любые твои речи, наилучшее вино, чудесная музыка – ничто меня не берет. Я наказана. Журналы провозгласили меня мировым секс-символом номер один, все мужчины мечтают со мной переспать, а мне не дано ощутить то, что испытывает последняя дурнушка с чумазым дальнобойщиком!
Она схватила свой бокал с шампанским и швырнула в стену.
– Мне все опротивело. Я больше ничего не чувствую. Я – живой мертвец. Что толку жить без радостей? Единственное еще доступное мне чувство – злость.
– Успокойся, тебе бы…
Сэмюэл Финчер не договорил, как будто его окликнули издали.
– В чем дело? – спросила она.
– Все в порядке. Это Никто. Думаю, он хочет поздравить меня с победой…
И ее любовник, глядя куда-то вдаль, за стену, за горизонт, заулыбался, учащенно задышал. Наташа наблюдала с негодованием. По всему телу нейропсихиатра пробегали волны дрожи.
– Если бы ты знал, как я это ненавижу!
Всем своим видом Финчер выражал сейчас назревающий, нарастающий экстаз. Она швырнула в него подушкой.
– Это меня угнетает, понимаешь? – воскликнула она. – Нет? Ты не слушаешь? Ты погрузился в свое удовольствие. У меня впечатление, что ты мастурбируешь у меня под боком.
Финчер уже хрипел от наслаждения.
Ликование. Восторг. Блаженство.
Она заткнула уши и тоже заорала, чтобы не слышать. Оба до отказа разинули рты: он – от экстаза, она – от ярости.
Наконец-то ее возлюбленный вернулся на землю. Сэмюл Финчер в изнеможении раскинул руки, прикрыл глаза, его рот остался приоткрыт.
– Ты счастлив? – цинично осведомилась невеста, выпуская дым ему в лицо.
– Наташа Андерсен!
Топ-модель всей своей позой выражает угрозу.
– Наташа Черниенко. Андерсен – фамилия моего первого мужа.