— Она на меня смотрит? — шепотом поинтересовался он у дежурного офицера.
— Нет, на улицу.
— Запиши все данные. Ничего не упусти!
Даже на расстоянии Фрунзэ сумел разобрать кое-что в паспорте посетительницы. Действительно, ее звали Марией Ангелини. Местожительство — Бухарест… Год рождения — 1889. «Ого! — удивился он. — Семьдесят пять лет… На пять лет старше Пантази! Отлично держится!»
Через несколько минут Фрунзэ подчеркнуто уважительно провожал ее по одному из коридоров министерства. Рядом с ней он вдруг почувствовал себя низкорослым и тщедушным.
— Сюда, пожалуйста! — Он широко открыл дверь и почему-то подумал о впечатлении, которое должны произвести на Лучиана рост и возраст Марии Ангелини.
Лучиан, однако, никак не отреагировал на ее внешность. Он самым естественным образом поднялся из-за стола и вышел навстречу посетительнице. Форма отлично облегала его ладную фигуру. Остановившись перед женщиной, он щелкнул каблуками и представился:
— Капитан Визиру!
Мария Ангелини протянула ему руку для поцелуя. Фрунзэ со стороны с интересом наблюдал за этим устарелым ритуалом.
«Похожа на Лучию Стурдзу Буландру[4] в роли Вассы Железновой…» — подумал Фрунзэ.
— Я не вижу товарища полковника Пантази, — заметила она, не проявляя, однако, беспокойства в связи с этим обстоятельством.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласил ее Лучиан, показав на один из стульев.
Фрунзэ торопливо пододвинул даме стул. Мария Ангелини села, и стул чуть скрипнул под тяжестью ее грузного тела. Она положила сумочку на колени и внимательно взглянула на офицеров. Тот, кто представился Визиру, сел за письменный стол, а другой — хм, даже не представился! — сел слева от него, ближе к углу.
— Госпожа Ангелини, — приступил Лучиан к выполнению нелегкой задачи, — к сожалению, наш начальник, «полковник Пантази», был вынужден срочно уехать. Он очень просил извинить его… И поскольку из разговора с вами он понял, что произошло нечто очень важное и разговор не терпит отлагательств, он поручил мне побеседовать с вами и узнать, что именно случилось… — Заметив на лице Марии Ангелини тень недоверия, он поспешил добавить: — Но если вы хотите говорить только с ним и если, само собой разумеется, дело может подождать, через три-четыре дня он вернется в Бухарест… Так что решайте.
Лучиан замолчал, предлагая Марии Ангелини самой принять решение. Но она или не поняла или не захотела понять цель этого молчания и сидела, уставившись на свою сумочку, будто через износившуюся кожу разглядывала какой-то находившийся внутри предмет.
«Да, она была очень представительной дамой, — думал тем временем Фрунзэ, неотступно наблюдавший за ней со своего места. — Воображаю, как она смотрелась когда-то в бухарестских салонах. Величественная как статуя. И своим врожденным аристократизмом наверняка выделялась…»
— Не желаете ли кофе? — попытался Лучиан нарушить молчание.
— Нет, спасибо! — Она смотрела на них тем же холодным и подозрительным, если не враждебным, взглядом. Потом сказала, будто самой себе: — Значит, товарища полковника не будет в Бухаресте дня три-четыре?
— Да, госпожа Ангелини. А если мы тем временем сможем быть вам полезны, пожалуйста…
— Последний раз, когда он был у меня… — Она резко остановилась, будто кто-то невидимый, чей голос слышала только одна она, приказал ей: «Молчи!» Ее овальное лицо с синеватыми тенями под глазами застыло в неподвижности.
«Очевидно, она чувствует что-то неладное, — думал Лучиан. — Ей Пантази нужен, а не мы… Как бы мне сыграть свою роль так, чтобы ничего не испортить? Вероятно, лавировать придется отчаянно». Не переставая дружески улыбаться, он попросил:
— Продолжайте, пожалуйста…
По-видимому, Мария Ангелини осознала неестественность ситуации и встрепенулась:
— Вы в курсе дела? — И вдруг смутилась от своего вопроса.
«Сейчас, сейчас, — волновался Лучиан. — Если она потребует от меня конкретных подтверждений, мой план полетит ко всем чертям», — решил он, однако смело вступил на единственно верный в этот момент путь и ответил не колеблясь:
— Нам лишь известно, что события повернулись так, как предвидел «товарищ полковник Пантази».
Женщина едва слышно вздохнула, бросила взгляд на Фрунзэ, словно хотела проверить, чем занимается офицер, отодвинувшийся куда-то в угол. Тот сидел спокойно, положив нога на ногу, и играл зажигалкой.
— Человек, о котором мне говорил полковник Пантази, сегодня, часов в десять, постучался в дверь моей квартиры, — решилась женщина. — Он отрекомендовался Павлом Дюганом и потребовал, чтобы я отдала ему конверт или чтобы мы уничтожили его вместе с ним. — Женщина сохраняла самообладание, ее голос звучал ровно, без запинок. — Я поступила так, как мне посоветовал товарищ полковник…
Удерживая в памяти почти дословно весь разговор, Фрунзэ метнул взгляд в сторону товарища. Если сейчас, подталкиваемый профессиональным любопытством, он спросит: «И вы отдали ему конверт?» — столь блестяще начатая партия будет проиграна. Но Лучиан почувствовал опасность и пошел по другой тропинке.
— Вы запомнили какие-нибудь приметы гостя?
«Молодец!» — облегченно вздохнул Фрунзэ.
— Можете себе представить, как я разволновалась, когда он потребовал отдать ему конверт! — Мария Ангелини улыбнулась, как бы оправдываясь. — Павел Дюган еще крепкий мужчина, лет за пятьдесят, элегантный, брюнет. Это все, что я запомнила…
Так же осторожно Лучиан продолжал спрашивать:
— Ну а он? Как он повел себя?
— Старая песня… Начал объяснять, почему не следует передавать конверт властям. Говорил о том, что речь идет о чести Кодруца, о чести семьи. — Тень давней боли легла на ее лицо, и она сразу как-то постарела. — Когда я заявила, что не держу конверта дома, он поверил и согласился зайти послезавтра, во второй половине дня, часов в шесть. Тогда, мол, мы вместе решим, передать конверт ему или уничтожить.
Внутреннее напряжение, в котором Лучиан находился все это время, отступило: уже сам факт, что имеется конверт, который еще не передан тому, кто, как видно, в нем очень заинтересован, некоему Павлу Дюгану, радовал.
— Как мы договаривались с товарищем полковником Пантази, я поспешила сообщить ему, что ко мне заходили. Впрочем, он это предвидел…
— Значит, послезавтра, в шесть?
— Да, — подтвердила она. — А что же теперь делать? Товарищ полковник, как я поняла, выехал в провинцию. Я и конверт принесла…
Лучиану действительно пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы не вскочить с кресла. Стараясь не выдать волнения, он проговорил:
— Госпожа Ангелини… — Он замолчал, что-то обдумывая, затем продолжал: — Я как можно скорее доложу полковнику Пантази о появлении Павла Дюгана. До послезавтра мы так или иначе найдем решение. Наилучшее решение. А с конвертом…
Мария Ангелини опередила его:
— Пора передать конверт по назначению… Слишком много мне пришлось пережить, вы все знаете, и нет необходимости вам об этом рассказывать. Я больше не в силах терпеть… — Она открыла сумочку. — Мои нервы на пределе…
И Лучиан и Фрунзэ сразу подумали об одном: перед ними бывшая шпионка, теперь, как и Тибериу Пантази, вышедшая «на пенсию».
— Двадцать лет я не боялась, а сейчас мне страшно… Да-да, я боюсь… — Она извлекла из сумочки конверт зеленого цвета, такой, какие раньше использовали в коммерческой переписке. — Я хранила его двадцать лет… Пришло время, так говорил мне и товарищ полковник, расстаться с ним… — Женщина посмотрела на конверт как на самую дорогую реликвию, и глаза ее наполнились слезами.
Наступила глубокая тишина. У Фрунзэ мелькнула мысль, заставившая его, по крайней мере на какое-то время, по-другому взглянуть на сообщение Марии Ангелини: «Значит, Пантази преследовал цель завладеть конвертом, двадцать лет находившимся на хранении у госпожи Ангелини. Пантази сочинил легенду о том, будто он полковник госбезопасности. Так почему же он столь поспешно покинул страну, не завладев конвертом? Уж не является ли Павел Дюган тем самым вторым Пантази?»
— Прошу извинить меня, — промолвила Ангелини. — Я сама презираю женщин, которые плачут на людях. — Она вытерла слезы платочком. — Но мне слишком нелегко расставаться с ним… — Она положила конверт на стол и подтолкнула его к Лучиану.
Капитан не верил своим глазам; ему вдруг стало нестерпимо жарко. Он взял конверт и прочитал на расстоянии:
«Прошу ровно через двадцать лет после моей смерти передать этот конверт властям. Это мое последнее желание. Кодруц Ангелини. 7 июля 1944 года».
— Итак, выполняя желание Кодруца, я передаю конверт вам. — Мария Ангелини вновь обрела аристократическую осанку, гордо вскинула голову, и только серебристые пряди волос, выбившиеся из-под шляпы, напоминали о пережитом ею волнении.
— Спасибо вам, госпожа Ангелини.
— Таково было последнее желание моего сына. — Она закрыла сумочку и посмотрела на Лучиана светло-голубыми глазами. — А теперь скажите, пожалуйста, как быть с Павлом Дюганом? Товарищ полковник говорил, что лично хотел бы присутствовать при встрече с ним.
— Посмотрим, как он решит… Может, сам сумеет выбраться, а может, поручит мне или капитану Фрунзэ встретить Дюгана.
Не отрывая глаз от конверта, женщина сказала усталым, мягким голосом:
— Мне все равно… Я только хочу наконец перевернуть эту страницу раз и навсегда. Вы извините меня, но я пойду… — С этими словами она встала.
— Товарищ Фрунзэ проводит вас. Он подвезет вас на машине…
— Нет-нет, спасибо, — отказалась она. — Вы очень любезны, но я хочу пройтись по Чишмиджиу… Небольшая прогулка по парку пойдет мне на пользу.
Провожая женщину до дверей, Лучиан еще раз поблагодарил ее:
— Вы оказали нам очень большую услугу…
Когда дверь за Марией Ангелини закрылась, в диктофоне раздался голос полковника Панаита:
— Капитан Лучиан, берите конверт, и немедленно ко мне.