П а н а и т. Так, кажется.
Н и к о а р э. А, вспомнил! О судебном процессе над шпионом мне сообщил писарь из верховного суда. Видите ли, были такие дела, в которые я совал нос, никого ни о чем не спрашивая, но были и такие, на которые необходимо было получить разрешение у хозяина. Ведь в конце концов он платил. «Война! — сказал он мне как-то. — Мы не суем носа в кухню маршала[9] и Эуджена Кристеску[10]». Особенно Кристеску, а это дело относилось как раз к его кухне. И я смирнехонько сидел на своем месте.
П а н а и т. Вернемся к Норме Тейлор.
Н и к о а р э. Так вот, как я вам говорил, из отеля она поехала домой. Я — за ней. Дома ее встретил Панайтеску-Слэник собственной персоной. «Да, Траян, — сказал я себе, — ты напал на серьезное дельце». Я мог бы опубликовать репортаж сразу же, в следующем номере. Но не было смысла спешить, надо было дать материалу отстояться. Он и отстоялся. И еще как!
П а н а и т. Уважаемый господин Никоарэ, нам чрезвычайно необходима ваша помощь… Я внимательно выслушал все, что вы мне здесь рассказали, и очень признателен вам за это, но я хотел бы задать один деликатный вопрос.
Н и к о а р э. Задавайте, господин полковник, задавайте! Для меня не существует деликатных вопросов. Какой же я был бы тогда репортер уголовной хроники?
П а н а и т. Где вы находились в тот час, когда на Римской улице разыгралась драма?
Н и к о а р э. Вы бесподобны, господин полковник! Интуитивно почувствовали, в чем дело. У вас есть нюх. Я находился как раз там, на Римской улице, около виллы Панайтеску-Слэника.
П а н а и т. Значит, вы следили за Нормой Тейлор? Вы знаете, кого она посетила в тот день?
Н и к о а р э. Так оно и есть! Я следил за ней в течение всего дня, шаг за шагом…
П а н а и т. Итак, я просил бы вас рассказать, кого посетила Норма Тейлор.
Н и к о а р э. У кого она была, сказать точно я не могу… И я вам объясню почему. Где она была после полудня, это я знаю. Знаю, на какой улице, знаю, в каком доме, — его до сих пор не снесли. Где-то в парке Доменилор…
П а н а и т. Почему в репортаже вы не упомянули о посещении актрисой дома в парке Доменилор?
Н и к о а р э. Вы все время идете по следу, но торопитесь поставить точки над «и», господин полковник. Две причины не позволили мне придать это гласности. Во-первых, я не узнал, у кого в доме она была и с кем встречалась. Репортаж должен был появиться на следующий день, рано утром, и я просто не успел провести расследование. Я решил заняться этим делом на следующий день. Во-вторых… Разрешите? Очень хороший коньяк. Премного благодарен, господин полковник!.. Во-вторых, на следующий день, к вечеру, в то время, когда я направлялся к дому в парке Доменилор, со мной случилось невероятное. Меня нагнала машина, из которой вышли двое верзил… Меня схватили прямо на улице!
П а н а и т. Это была машина сигуранцы?
Н и к о а р э. Не знаю, я даже не стал ломать голову над этим. Но после вечера я понял одну вещь: когда я следил за Нормой Тейлор, я сам был под наблюдением.
П а н а и т. Значит, эти двое схватили вас прямо на улице? Продолжайте…
Н и к о а р э. Меня запихнули на заднее сиденье, и я почувствовал себя Христом между двух разбойников, а после того, как машина тронулась, мне на глаза надели темные очки. Потом меня долго возили по городу. Наконец машина остановилась, меня завели в какой-то дом. Я оказался в кабинете, на стуле перед огромным письменным столом. В лицо бил слепящий свет — все как в американских боевиках… Кто-то по ту сторону стола обратился примерно так: «Послушай, Никоарэ, почему тебе не живется спокойно? — По голосу можно было предположить, что это мужчина в возрасте. Говорил он со мной так, будто знал меня испокон веку. — И чего ты суешь нос куда не следует?» Потом он сказал, что, если об этом узнает Бумбешть, мой хозяин, он сделает из меня отбивную. Какой смысл продолжать? Я получил кругленькую сумму…
П а н а и т. Там же, на месте?
Н и к о а р э. Да! Возмещение убытков и плата за то, чтобы я молчал, чтобы не писал больше о «любовной драме» и не слонялся вокруг дома в парке Доменилор, а занялся чем-нибудь, если не хочу, чтобы со мной произошел ну совсем неожиданный несчастный случай: наезд машины или что-нибудь в этом роде… Я взял деньги, поблагодарил. Тем все и кончилось… А вышел я оттуда точно так же, как в боевиках. Слепящий свет погас. Я услышал, как мой собеседник удалился. Затем ему на смену явились двое верзил, опять нацепили мне на нос темные очки… и повезли. Я до сих пор не знаю, кто говорил со мной, кто оплатил мое молчание, и, справедливости ради надо сказать, довольно щедро.
П а н а и т. После такого приключения вы ничего не предпринимали, чтобы удовлетворить свою любознательность?
Н и к о а р э. Да нет, кое-что я предпринял, разумеется, потихоньку. Журналист всегда остается журналистом. Он от рождения любопытен. Мне очень хотелось знать, что же случилось с мужчиной, которого Норма Тейлор оставила в отеле.
П а н а и т. С британским подданным Вирджилом Обретином? И вам это удалось?
Н и к о а р э. А как же! На второй или третий день после приезда Вирджил Обретин покинул страну на военном самолете какого-то западного государства.
П а н а и т. А относительно дома в парке Доменилор вы ничего не выясняли?
Н и к о а р э. Ничего. Я дал слово, и за то, чтобы я его сдержал, мне отлично заплатили…
П а н а и т. В своем репортаже вы намекаете читателям, что Панайтеску-Слэник поехал на своей машине за женой. Он в самом деле следил за ней?
Н и к о а р э. Нет. Он поехал совсем в другом направлении…»
Полковник выключил магнитофон и обратился к Лучиану:
— Вот так-то! Что ты из всего этого винегрета понял?
Лучиан не спешил с ответом и не потому, что вопрос был очень сложный. Просто им овладело чувство какой-то непонятной задумчивости. Дело, относящееся, казалось бы, к далекому прошлому, дурно пахло и десятилетия спустя. И чем они вынуждены заниматься? Утром — Чампеля с явными признаками отравления, в обед — чета Панайтеску с их зловещей драмой… А после полудня их ждет, может быть, решающее событие в доме Марии Ангелини. Кто знает, что принесет им Павел Дюган…
В поисках ответа Панаит взял карандаш и стал вертеть его, в то же время боясь сломать ненароком. Лучиан некоторое время следил за действиями полковника, потом, вытерев пот с лица мятым носовым платком, заговорил:
— Конечно, воспоминания журналиста не лишены интереса. Они подтверждают достоверность дневниковых записей Марии Ангелини, что для нас при отсутствии архивных данных очень важно. Отсюда возникает вопрос, который, как я предполагаю, вас волнует: кто тот мужчина, с которым Норма Тейлор приезжала в Румынию?
Панаит утвердительно кивнул, одобряя тем самым выбранный Лучианом путь рассуждений.
— Уж не скрывался ли под именем Вирджила Обретина Кодруц Ангелини? Товарищ полковник… — Капитан неожиданно повысил голос, и это заставило Панаита поднять голову и с напряженным вниманием взглянуть на него. — Товарищ полковник, теперь, после того как Чампеля в качестве источника информации для нас потерян, надо как можно быстрее браться за проблему, решение которой все-таки зависит от нас…
— Это за какую же?
— Эксгумация… — Лучиан замолчал: хотел послушать, что скажет начальник, который в задумчивости играл карандашом.
— Внимание Пантази из Бухареста к семье Ангелини, — заговорил после паузы Панаит, — подозрительная смерть Чампели показывают, что, хотя прошло два десятилетия с момента судебного процесса над Кодруцем Ангелини, интерес к этому делу не иссяк. Надо быть готовыми к новым сюрпризам. Кто-то встревожился… Одну пешку, о ценности которой мы пока не знаем, вывели из игры… Я имею в виду Чампелю. Покончил самоубийством? Или его убрали? И этого пока не знаем… Знаем только, что бывший архивариус скончался после того, как мы попросили его поддержки в деле Ангелини…
— Вечером, после того как я ушел, — перебил его Лучиан, — Чампеля оделся и отправился в город. Зашел к генералу в отставке Пашкану, забежал к Лизетте Вранче… С кем из них он поделился своими новостями?
Полковник почему-то ухмыльнулся, и это очень расстроило Лучиана.
— Ишь какой хитрец! А я уж было подумал, будто ты уходишь от вопросов, которые множатся, как грибы после дождя…
— Через два-три часа мы узнаем результаты судебно-медицинской экспертизы.
— Очень хорошо, но экспертиза не даст нам ответа на вопрос, покончил ли Чампеля жизнь самоубийством или был выведен из игры. Не знаем мы пока, навещал ли он какое-нибудь третье лицо, кроме генерала Пашкану и Лизетты Вранчи.
В дверь постучали. На пороге появился дежурный офицер и попросил у полковника Панаита разрешения обратиться к капитану Визиру. Полковник кивнул.
— Вас просит к телефону гражданка Ангелини… по очень срочному делу. Из вашего кабинета я попросил ее перезвонить сюда.
— Соедини! — приказал полковник.
Офицер ловко повернулся налево кругом и вышел. Панаит показал Лучиану аппарат, по которому предстояло говорить.
— Алло! У телефона капитан Визиру! Целую ручку!
Послышался сдавленный голос старой женщины.
— Господин Визиру! Господин Визиру! — простонала она.
Тяжелею дыхание Марии Ангелини вызвало у Лучиана тревогу, и он поторопился спросить:
— Что-нибудь случилось?
Уловив беспокойство подчиненного, Панаит поднял трубку параллельного аппарата. Голос женщины, как ему показалось, был испуганным.
— Несколько минут назад, — говорила Мария Ангелини, едва переводя дух, — какой-то незнакомец попросил меня к телефону. — Она задохнулась и замолчала.
— Хотите, я к вам приеду? — спросил Лучиан.
— Нет-нет! — возразила она.
— Что вам сказал этот незнакомец?
— Всего несколько слов… О господи, о господи! — запричитала старая дама. — Страшные слова сказал он мне: «Вы предали своего сына Кодруца. Вы не должны были отдавать конверт коммунистическим властям…» — Мария Ангелини зарыдала.