— Пантази здесь не проживает, — объяснила она.
Лучиан вопросительно посмотрел на Фрунзэ. Тот, тоже удивленный услышанным, спросил женщину:
— Это номер двадцать один?
— Да…
— По улице Пахаря?
— Да… Я живу на этой улице больше тридцати лет, но, знаете, никогда не слышала ни о каком Тибериу Пантази… — Хозяйка ухватилась рукой за калитку, собираясь закрыть ее прямо перед носом офицеров.
— Минуточку… А кто здесь живет? — вмешался Лучиан.
— Семья Монолиу… Я с мужем. А вы кто такие?
Лучиан с упреком посмотрел на друга, будто тот был виноват во всей этой путанице.
— Знаете, — дружелюбно обратился Фрунзэ к женщине, — я лично проводил вчера господина Пантази домой… Я собственными глазами видел, как он вошел в эту калитку. Более того, собака была отвязана, она подошла к нему, заюлила, но не залаяла.
— В котором часу? — насторожившись, поинтересовалась женщина.
— Что-то около двух часов ночи… Старичок в кремовом костюме с бабочкой.
— Хм, так сразу бы и сказали! Откуда вы взяли, что его зовут Тибериу Пантази? Он снимает у нас комнату… Но его зовут не Пантази… Да кто вы такие? — опять спросила женщина.
Раздосадованный услышанным, Лучиан протянул удостоверение, проговорив:
— Мы из госбезопасности.
Женщина с недоверием посмотрела на документ и произнесла, явно сомневаясь:
— Знаете… мужа нет дома…
— Нам нужен не ваш муж, а ваш постоялец, — пояснил Лучиан. — Он нас ждет.
— Говорите, ждет? — Глаза женщины округлились. Она нервно схватила фартук и стала снова вытирать уже сухие руки: — Любопытно! Очень любопытно! Ждет?!
— Что же мы торчим у калитки? Может, вы пригласите нас во двор?
Хозяйка инстинктивно сделала шаг назад, чтобы лучше рассмотреть гостей:
— Понимаете, я одна дома. Муж будет ругаться. — Она все же посторонилась, пропуская их.
Привязанный на цепь пес снова принялся лаять и метаться.
— Замолчи, Мишу, замолчи! — приказала хозяйка, и, недовольный тем, что ему не позволили выполнить свои обязанности, Мишу зарычал и лег, вытянувшись во всю длину.
Зацементированная дорожка, над которой густо сплелись разросшиеся виноградные лозы, вела к лестнице на веранду. С первого взгляда было видно, что в доме живут трудолюбивые, рачительные хозяева.
— Итак, нас интересует ваш жилец, — продолжил разговор Лучиан, когда все трое остановились у лестницы на веранду.
— Я уже говорила: его зовут не Пантази.
— Он дома?
— В том-то и дело, что его дома нет. Уехал. — Женщине показалось, что она сказала лишнее, она нахмурилась и замолчала.
— Куда уехал?
— Приходите попозже, когда муж будет дома. Откуда мне знать? — жалобно ответила она, надеясь хоть таким способом отделаться от непрошеных гостей.
Но Фрунзэ настаивал:
— Значит, ваш жилец — старичок?
— Да.
— И ходит в кремовом костюме?
— Да.
— Волосы редкие, носит он их на пробор?
— Да.
— Вчера он вернулся домой после полуночи?
— Да.
— И как его зовут?
— Датку Василе…
— Когда он ушел из дому?
На усталом лице хозяйки промелькнула тень озабоченности. Она посмотрела на Лучиана, будто ища у него поддержки, и тот заговорил с женщиной как можно мягче, дружелюбнее:
— Мы ведь не случайно пришли к вам. Нас пригласил ваш жилец. — Он посмотрел на часы: — Сейчас двенадцать десять, и мы опоздали всего лишь на десять минут…
— Если вы имеете в виду Датку, то, должна вам сказать, он ушел спозаранку.
Фрунзэ вдруг почувствовал непреодолимое желание закурить. Он достал сигарету и прикурил, жесты его были резкими, нервными.
— Расскажите об этом поподробнее, — попросил Лучиан.
— Ей-богу, вот придет муж… — стояла на своем хозяйка.
— Мы и с ним поговорим. Но нам необходимо знать, что произошло с вашим жильцом после того, как он пришел домой.
— Вчера ведь было воскресенье, — начала рассказывать хозяйка. — К вечеру Датку ушел из дому. Было что-то около половины седьмого. Нам он сказал, что едет в город и вернется домой позже, чем обычно. Знаете, когда он приезжает из Рошиори-де-Веде в Бухарест и останавливается у нас, он всегда по вечерам выезжает в город. А чему тут удивляться? Пенсионер. — Хозяйка улыбнулась каким-то своим мыслям. — Стоило ему уйти, как заявились два господина. Только с ними говорила не я, а мой муж. Так что…
— Они кого спрашивали: Пантази или Датку? — поинтересовался Лучиан.
— Датку… Как и вы, те двое были на машине… Когда муж сказал, что Датку отправился прогуляться, они оставили конверт и попросили передать ему…
Фрунзэ спросил:
— Конверт был запечатан?
— Запечатан, — ответила женщина, явно встревоженная его вопросом. — Нас это очень удивило. Мы давно знаем господина Датку. Он живет один, семьи у него нет, родственников тоже. И в Рошиори у него никого нет. Никто его никогда не спрашивает, писем он не получает.
Торопясь узнать как можно больше, Лучиан перебил ее:
— Когда вы вручили ему конверт?
— Когда он пришел домой, далеко за полночь. Мы его ждали и рассказали о тех двоих, что его искали.
— Он обрадовался? Или, может, огорчился?
— Он вскрыл конверт при вас? — вмешался Фрунзэ.
— И не обрадовался и не огорчился, — ответила хозяйка. — Мы с мужем как раз об этом говорили. «Ишь ты, — сказал мне муж, — в кои-то веки получил письмо, а ничуть не обрадовался». При нас он так и не вскрыл конверт…
— А потом что было? — поторапливал ее Лучиан.
— Что было? Я пошла спать. Когда утром проснулась, вышла во двор. Знаете, окно комнаты Датку выходит в сад. Оно было открыто… Заглянула я в его комнату. Вижу, кровать не разобрана… Я решила войти. На столе увидела записку…
— Где она?
— В комнате, там ее и оставила.
— Покажите, пожалуйста, нам комнату господина Датку.
Хозяйка пошла вперед. Через веранду они попали в прихожую, а оттуда в комнату, чистую, солнечную. Из окна был виден сад.
— Вот эта записка!
Лучиан заметил листок сразу, как только они вошли. Он попросил у хозяйки разрешения прочитать записку. Фрунзэ подошел ближе, читали вместе.
«Уважаемый господин Монолиу, — писал Тибериу Пантази, он же Датку, — полученное мною письмо ставит меня в затруднительное положение. Я должен вернуться в Рошиори-де-Веде, так как там случилось что-то серьезное. И поскольку утром, на рассвете, туда есть поезд, я вынужден уехать, не простившись с вами. Извините меня за невежливость. Я благодарю вас за ваше исключительное гостеприимство. Вы были для меня семьей. На свете мало таких хозяек, как ваша замечательная жена, натруженные руки которой я с уважением целую. Желаю вам доброго здоровья.
С признательностью
Прочитав записку, Лучиан еще больше нахмурился; вне всякого сомнения, это было прощальное письмо. Он передал его Фрунзэ, а сам окинул взглядом комнату:
— Он забрал все свои вещи?
— Да у него много-то вещей и не было, — ответила женщина. — А что? Что-нибудь случилось?
Лучиан с трудом скрывал свое состояние. Разве мог он кому-нибудь признаться, что старый «джентльмен» Тибериу Пантази поставил его в дурацкое положение? Без сомнения, он просто скрылся, доказательством тому служила записка, оставленная Монолиу. Ведь Пантази знал, что в двенадцать часов он, капитан Визиру, появится на улице Пахаря, дом 21. Ему бы следовало поступить по-джентльменски: оставить хотя бы несколько строчек вчерашнему собеседнику, извиниться или как-то объяснить свой неожиданный отъезд. Неужели это неуклюжий стариковский розыгрыш? Ведь он даже не раскрыл своего настоящего имени. А какое же из имен настоящее?
— Разрешите посмотреть, что в шифоньере? — обратился Фрунзэ к хозяйке.
Просьба Фрунзэ напомнила Лучиану об обязанностях — о том, что положено предпринять на месте происшествия.
Хозяйка сама открыла шифоньер, будто желая тем самым показать офицерам, что ей нечего скрывать.
— Когда он приезжал к нам, у него, как правило, было при себе немного вещей.
Полки шифоньера были пусты. Лучиан подошел к открытому окну — занавеска отдернута в сторону, в хорошо ухоженном садике, под цветущей айвой, стоял столик и несколько стульев. «Приятно посидеть здесь, в тени», — подумал Лучиан, ни на минуту не забывая о Тибериу Пантази. Он повернулся к хозяйке и спросил:
— Вы уверены, что постоянное местожительство вашего жильца было в Рошиори-де-Веде?
— Вот тебе на! — неожиданно для Лучиана возмутилась женщина. — Вы что думаете, мы с законом в прятки играем? Если вы из госбезопасности, можете проверить… Всякий раз, когда он останавливался у нас, мы его временно прописывали в милиции. Так что с этим у нас все в порядке.
— А на этот раз вы его прописали?
— А как же иначе? Ведь он нам сказал, что поживет больше месяца… Наше отделение милиции четырнадцатое… Можете проверить… Уже пятая неделя пошла, как он приехал…
— Вы его давно знаете?
— Да уж лет шесть. Как-то вечером в Кэлимэнешти он заговорил с нами. Мы привязались к нему, он к нам. Мы одни, и он без семьи. Так и сдружились.
— Как он проводил время? — спросил женщину Фрунзэ.
— Ну, как проводил? — На ее лице отразилась глубокая досада: она жалела, что открыла им калитку, теперь вот навязались на ее голову. — Иногда выходил погулять… в кино… То пишет что-нибудь, — нехотя отвечала женщина.
— Он писал?! — не удержался Лучиан.
— А что тут удивительного? — опять возмутилась хозяйка, будто офицер утверждал, что Пантази, он же Датку, был неграмотным. — Видите стол посередине? Он подвигал его к окну и принимался писать.
Лучиан вспомнил об обещанных записках, и чувство, что бывший резидент подшутил над ним, усилилось.
— Говорил, что хочет стать писателем… Мой муж подтрунивал над ним. «Что будет, — говорил он, — если все пенсионеры примутся книги писать?»
— Ничего хорошего, — бросил Фрунзэ. — А кто-нибудь приходил к нему?
— Я ведь вам сказала уже: никто к нему не заходил.