Спал он недолго — всего каких-нибудь три часа. Сквозь сон он услышал телефонный звонок, услышал, как проснулась Лия и недовольно пробурчала: «Лучи… звонит телефон!» — но сам проснуться никак не мог. Наконец он встал с постели и бросился к телефону.
В ночной тишине звонок казался оглушительным. Лучиан узнал голос полковника.
— Я разбудил тебя, капитан? Сожалею…
— Слушаю вас, товарищ полковник! — проговорил Лучиан и зевнул.
— Срочно одевайся… Сейчас четверть четвертого… Я послал за тобой машину. Она отвезет тебя на аэродром Бэняса. Там спросишь майора авиации Антона… Он ожидает тебя с вертолетом… Полетишь в Тимишоару. Понял?
— Понял, товарищ полковник! — Лучиан окончательно проснулся. — Что-нибудь новое?
— Во вторник, утром, милиция нашла на шоссе Тимишоара — Стамора-Моравица труп пожилого мужчины. Фамилию установить не удалось, при нем не оказалось никаких документов. Но после того как мы объявили на Тибериу Пантази розыск и разослали по стране фотографии, его опознали. Понял?
— Пантази?! — воскликнул Лучиан.
— Успокойся, — умерил его пыл Панаит. — Сначала посмотри, потом удивляйся. Шофер привезет тебе необходимые документы. Если в самом деле речь идет о трупе Тибериу Пантази, прими все меры. Возвратишься в Бухарест тем же вертолетом, ясно?
— Слушаюсь!
— Передай Лие мои извинения за беспокойство…
Лия, выглянув из спальни, шепотом спросила:
— Что, Лучи, надо ехать?
Услышав утвердительный ответ мужа, она направилась на кухню.
— Ты куда?
— Приготовить тебе чай, — сказала она.
— Спи, — остановил ее Лучиан, одеваясь.
— Чай тебе не помешает! — И она исчезла.
Была уже полночь, когда Фрунзэ, проделав перед зеркалом обычные упражнения с гантелями, растянулся на диване и попытался заснуть. В самом деле, день оказался трудным, изобиловал многими событиями. А может, это апогей в деле Пантази — Ангелини, к которым теперь присоединился и Чампеля?
Фрунзэ повернулся на бок, закрыл глаза и решил заснуть. Через несколько минут резко повернулся на другой бок. Ему никак не удавалось отогнать тревожные мысли. Сон не приходил… На оперативном совещании были подведены итоги дня — разговор с Лизеттой Вранчей, генералом Пашкану и, наконец, беседа с адвокатом Маноле Брашовяну… Результаты неплохие, и все-таки…
«Ах, какое это странное слово! — сокрушался Фрунзэ. — И все-таки что? Разве можно охватить все сразу? Конечно, замечания полковника вполне справедливы. Не следовало пренебрегать этим телефонным звонком Лизетте Вранче. Ведь кто-то же предупредил ее, чтобы она ждала прихода сотрудника госбезопасности…» А что сделал он, услышав о предупреждении? С возмущением подумал о старшем лейтенанте Матее Корвине. Теперь, с запозданием, в голову приходили разного рода вопросы: «Прошу вас, мадемуазель Лизетта, уточните, пожалуйста, примерно в котором часу раздался таинственный звонок?», «Показался ли голос вам знакомым?», «Не пытались ли вы продлить каким-нибудь образом беседу?». Может быть, ответы старой актрисы с самого начала отвели подозрения от Матея Корвина? Но кто, помимо участкового, мог ее предупредить? Сосед Чампели, который знал его сердечную тайну?.. Один из тех, кто стоял в толпе соболезнующих?.. «Завтра опять зайду к Лизетте Вранче и попытаюсь все выяснить», — решил Фрунзэ.
Он повернулся на спину, закрыл глаза, но веки, вместо того чтобы отяжелеть, стали легкими, как два лепестка. «Чампеля был отравлен. — Фрунзэ вспомнил убедительные доводы полковника Панаита. — В этом нет никакого сомнения… Согласно доказательствам полковника, Чампеля заходил еще и к третьему лицу… Но к кому? Откуда мне знать? Ясно, что Чампеля ушел из дому не прогуляться, — рассуждал Фрунзэ. — Просьба помочь прояснить обстоятельства дела Ангелини, с которой обратился к нему Лучиан, не давала ему покоя… Знает кошка, чье мясо съела… Вот Чампеля и отправился к кому-то вышестоящему, чтобы посоветоваться, а этот кто-то заткнул ему рот».
Фрунзэ поднялся на локтях и громким голосом повторил главный сейчас для него вопрос:
— Так кто же заткнул ему рот?
«Генерал? Он болен уже многие годы. Еще со времен Антонеску. «Вторжение в Англию» его окончательно добило. Дочь генерала? Ты смотри, придет же такое в голову! — Он снова лег на спину, закрыл глаза и приказал себе: — Ну, а теперь спать! — однако все его существо взбунтовалось против такого приказа. — Тогда определенно мадемуазель Лизетта Вранча заткнула ему рот! — продолжал он гадать. Он тихо рассмеялся: — С ума сошел! Так можно запросто сойти с ума! Начальник же тебе достаточно убедительно доказал, что того, кто ликвидировал Чампелю, надо искать на маршруте «генерал — актриса». Где-то посередине. И слава богу! Мне бы совсем не хотелось, чтобы Лизетта Вранча приняла участие в таком «спектакле»…»
Он было задремал, но в это время зазвонил телефон. Фрунзэ рванулся к нему столь нетерпеливо, словно ждал именно этого ночного звонка. Одной рукой он зажег свет настольной лампы, другой поднял трубку. Он был уверен, что услышит голос полковника Панаита.
— Товарищ Фрунзэ?
— Да, это я…
— Товарищ капитан, извините меня, но я не мог ждать до утра… — Человек говорил тихо, торопливо и испуганно, словно находился под дулом пистолета. — Это адвокат Брашовяну…
Фрунзэ медленно поднялся и с удивлением произнес:
— Вы?!
— Я… я… — подтвердил адвокат робким голосом. — После вашего ухода кое-что произошло… Я долго и мучительно раздумывал, звать вас или нет, и вот решился… Товарищ капитан, прошу вас, приезжайте немедленно ко мне!
— Настолько серьезно?
— Для меня — да… Думаю, нам небезопасно встречаться днем… Мне страшно! Мне страшно говорить по телефону!
— Хорошо, — согласился Фрунзэ. — Через двадцать минут буду у вас.
— И еще мне хотелось бы просить вас… Ради бога, не сердитесь на меня, так надо… Не входите в парадную дверь, зайдите через черный ход…
Впечатление об адвокате как о человеке спокойном, чрезвычайно сдержанном, которое создалось у Фрунзэ за несколько часов перед этим, рассеялось. Он почувствовал, что на другом конце провода почти обезумевший от страха, растерявшийся и беспомощный человек. Офицер спросил:
— А почему нельзя войти через парадную дверь?
— Я уверен, что она под наблюдением.
— Под чьим?..
— Не могу сказать по телефону… Не сердитесь. Я буду вас ждать у черного хода.
— Хорошо. Ждите.
«Что это с ним стряслось? Что случилось?» Фрунзэ набрал номер полковника Панаита. Конечно, он еще не уехал домой и терпеливо выслушал доклад Фрунзэ.
— Ты решил ехать?
— Я обещал ему, товарищ полковник, — напомнил Фрунзэ.
— Лучше бы ты отдохнул, ведь и завтра день предстоит не из легких. — Панаит вздохнул: — Но если ты обещал, я немедленно высылаю тебе машину… Когда приедешь к Брашовяну, пусть шофер подстрахует тебя, но на расстоянии…
— Ясно!
— Как только освободишься, позвони в управление и доложи. Понял? — И так как Фрунзэ не ответил, полковник накинулся на него: — Чего умолк? Что случилось?
— Да что может случиться, товарищ полковник! Я вот раздумываю, где завтра взять отдохнувшего начальника?..
— Не подлизывайся! — с напускной суровостью бросил Панаит и засмеялся: — Действуй!
— Есть!
Адвокат ожидал Фрунзэ в пижаме, поверх которой накинул легкий шелковый халат. С первого мгновения Фрунзэ почувствовал повышенную нервозность адвоката, а когда они прошли в кабинет, перед офицером предстал изменившийся до неузнаваемости, взъерошенный человек.
— Вас не раздражает свет? — спросил он ни с того ни с сего. — Я опустил на окнах жалюзи, чтобы никто не мог увидеть нас с улицы.
«Бесспорно, стряслось что-то серьезное! — Фрунзэ окончательно убедился в справедливости своих подозрений. — Он напуган до смерти…»
Маноле Брашовяну предложил капитану сесть, но не на диван, где они всего несколько часов назад так спокойно беседовали, а на стул перед массивным письменным столом, Сел и хозяин. Но прежде чем начать говорить, он сжал руками с белыми полными пальцами растерянное лицо. Выждав несколько секунд, он открыл лицо и произнес:
— Прошу вас, извините…
— Оставим извинения, — предложил Фрунзэ тем же дружелюбным тоном, которым они говорили в момент расставания. Ему передалось беспокойство адвоката: только что-то особенное могло привести его в такое состояние. — Лучше расскажите, что случилось.
Адвокат оперся о подлокотники кресла и всем своим видом напоминал сейчас пассажира самолета, приготовившегося к взлету. Несколько секунд он смотрел на Фрунзэ, не видя его, потом опустил взгляд на ящики, находящиеся с правой стороны письменного стола, и произнес:
— Где-то между десятью и десятью с четвертью я был в спальне, лежал в кровати и читал. Вдруг я услышал звонок в дверь. «Кто бы это мог быть в столь поздний час?» — спросила жена. Меня это тоже удивило. Я пошел посмотреть, кто там… У двери я увидел мужчину лет пятидесяти — пятидесяти пяти, хорошо сложенного, я бы даже сказал, атлетического телосложения. «Что вам угодно?» — спросил я. «Поговорить с вами!» — ответил он. «Со мной?! — удивленно переспросил я. — В столь неподходящий час?» — Рассказывая, адвокат все время смотрел на крышку письменного стола, и выражение крайней безнадежности не сходило с его лица. Казалось даже невероятным, что его губы еще двигаются, помогая их обладателю выражать свои мысли. — «Вы адвокат Маноле Брашовяну, не так ли?!» — спросил незнакомец. «С кем имею честь?» — «Сначала пригласите меня в дом, а уж потом я с удовольствием вам отвечу».
Фрунзэ старался поймать взгляд Брашовяну; рассказ захватил его целиком, и он с нетерпением ждал, когда адвокат перейдет к главному. Однако тот говорил раздражающе медленно, с нетерпимо длинными паузами:
— Я пригласил его в кабинет, он сел сюда, где вы сидите теперь… Он протянул мне удостоверение… — Наконец адвокат поднял усталые глаза, решившись посмотреть на Фрунзэ: — Да-да, удостоверение… выданное органами государственной безопасности!