«Самоубийство Лизетты Вранчи в аэропорту, — начал спокойно размышлять Панаит, — доказывает, что между ней и Чампелей существовала связь, и только эта связь может объяснить, кто ликвидировал бывшего архивариуса секретной информационной службы. Стремясь ввести нас в заблуждение, актриса солгала Фрунзэ по меньшей мере три раза.
Первая ложь: Чампеля пришел к ней около половины одиннадцатого… На самом же деле он был у нее около половины десятого. Вторая ложь: телефонный звонок какого-то незнакомого человека, который предупредил ее, что к ней зайдет офицер госбезопасности. На самом же деле Лизетта Вранча, отравившая своего друга ядом замедленного действия, ожидала прихода офицера госбезопасности… Офицера госбезопасности, а не милиции, так как Чампеля сообщил ей о Лучиане и его просьбе. Возможно, что дело Кодруца Ангелини встревожило Чампелю, который в свою очередь вызвал беспокойство у Лизетты Вранчи, его связной. Перепугавшись, вероятно, что бывший архивариус решит быть откровенным на следующий день в министерстве внутренних дел, она его ликвидировала.
Третья ложь: она сказала Фрунзэ, что отправляется в Париж в субботу, в то время как билет у нее был на пятницу. Неожиданное появление Фрунзэ в аэропорту заставило ее принять роковое решение. Таким образом, она предъявила свою визитную карточку — профессиональная шпионка. Конечно, ответы на вопросы: «На кого работала Лизетта Вранча?», «Какова ее роль в столь трудно распутываемом деле Кодруца Ангелини?» — еще последуют. И еще одна маленькая ложь: никто из госбезопасности никогда не давал актрисе поручений, а она ведь похвалялась этим перед Фрунзэ».
Полковнику вдруг стало жарко. Он вспотел. Вспомнив о вентиляторе, он поднялся и включил его. Некоторое время он стоял так, чтобы ветерок обдувал его вспотевшее лицо, потом вернулся к письменному столу, но в кресло не сел, а медленно и методично принялся осматривать лежащие на столе предметы. Когда ему попалась на глаза папка с документами, он горько вздохнул: «Нас ожидают тяжелые и кропотливые поиски. Если бы нам удалось заполучить записки Тибериу Пантази, наша задача была бы значительно легче! — подумал он. — Фрунзэ в морге. С чем он оттуда вернется? — Полковник взглянул на часы: — Через двадцать минут вертолет Лучиана приземлится в Бухаресте. Посмотрим, что он привезет из Тимишоары… В сущности, кто как не он взвалил на наши плечи всю эту историю с Тибериу Пантази?..»
Полковник мягко улыбнулся, представив, как Лучиан, получив приглашение незнакомца, не стал увиливать от встречи…
Капитан Визиру позвонил полковнику Панаиту прямо из аэропорта и доложил, что полет прошел нормально и они благополучно приземлились.
— Ты ел что-нибудь? — спросил начальник.
— Да-да, — заверил его Лучиан, — поел, и довольно плотно.
— Тогда я приготовлю тебе крепкий кофе.
— Хорошо бы, товарищ полковник! Большое спасибо!
К приходу Лучиана кофе был готов. Он пришелся очень кстати — взбодрил, снял усталость.
Доклад Лучиана был лаконичным. Полковник в свою очередь сообщил ему обо всем, что произошло после его отлета в Тимишоару, — о ночном разговоре Фрунзэ с адвокатом Маноле Брашовяну, о неожиданной смерти в аэропорту Лизетты Вранчи.
— Сейчас Фрунзэ в первом отделе, присутствует при проверке багажа актрисы, — заключил Панаит, взглянув на ручные часы. — Думаю, дело уже идет к концу.
Они молча посмотрели друг другу в глаза, снедаемые одной и той же мыслью. Немного помолчав, полковник Панаит признался:
— Знаешь, а я ведь не верил в существование записок Пантази. Я представлял дело так, что это капкан, расставленный иностранной шпионской службой, а Пантази — ее приманка. Теперь-то я верю в искренность его предложений, но что в том пользы? Его записки сейчас где-нибудь далеко…
— Несомненно, это крупное дело и провернул в Бухаресте «господин Пантази из Лозанны»… Об этом он и похвалялся в самолете, — напомнил Лучиан, и полковник уловил в голосе капитана нотки сожаления.
На столе лежали немногочисленные вещи, найденные у Тибериу Пантази. Лучиан снова окинул их взглядом: черное, сильно потертое портмоне, из которого исчезли все документы («Из этого портмоне, — подумал Лучиан, — Тибериу Пантази вынимал в воскресенье визитную карточку, напечатанную на машинке»), связка ключей, расческа, три банкноты по сто лей и фотография Терезы Козмы размером в игральную карту. (Барышня Тереза смотрела с фотографии привычным для нее снисходительно-презрительным взглядом.) Лучиану вспомнилось замечание начальника, сделанное по телефону: «Теперь и ты бредишь этой барышней Терезой?!» Полковник и на сей раз оказался равнодушным к этому конкретному документу, может быть самому загадочному из всех.
— Здорово сработано! — признал Лучиан. — Все было высчитано до минуты. Вероятно, Тибериу Пантази забрал с собой свои тетради с записками. А после того как его ликвидировали, чемодан, бесспорно, обшарили и нашли их. Хитроумный замысел: прощальное письмо, стремительный отъезд бывшего резидента и выезд из страны неизвестного под именем Тибериу Пантази.
— Надо немедленно выяснить, где проживал этот швейцарец, — сказал Панаит и тут же с горечью добавил: — Если бы это было единственное, что нам надо выяснить!
«А, что будет, то будет, — решился Лучиан. — Даже если он сделает из меня отбивную, я все равно вернусь к фотографии Терезы Козмы». Но не успел он вымолвить и слова, как полковник Панаит неожиданно сказал:
— Я все время смотрю на связку ключей и пытаюсь угадать, что мог открывать вот этот странный ключ. Для ключей типа «яале» он нестандартен: обрезан, укорочен… У меня перебывало много ключей этого типа, но такого встречать не приходилось… Что ты думаешь по этому поводу?
Лучиан с тоской взглянул на фотографию соседки Тибериу Пантази, взял связку ключей и стал их рассматривать.
— Интересно! — заметил и капитан. — Этот от комнаты, этот от шифоньера. А этот?.. И я никогда не видел такого ключа…
Полковник был настолько одержим желанием разгадать тайну странного ключа, что немедленно вызвал дежурного офицера и приказал ему срочно найти слесаря.
— Это единственный человек, который сможет дать исчерпывающий ответ, — сказал Панаит, довольный, что по крайней мере одна из проблем наконец будет решена.
— Может быть, от шкатулки? — попытался угадать Лучиан.
— Не думаю. У шкатулок обычно не такие ключи… Что это так долго возится Фрунзэ? — неожиданно вспомнил полковник.
— Но ведь она была актрисой… Вероятно, взяла с собой уйму барахла…
Вдруг полковник Панаит вспомнил о чем-то. Он нахмурился, закрыл большими ладонями вспотевшее лицо, а когда отнял их, произнес:
— Знаешь, Лучиан, мне не дает покоя одно сообщение Маноле Брашовяну.
— Вы имеете в виду группу «Про патрия»?
— Да! Когда я услышал о ней, мне это показалось невероятным. Если бы группа вела хоть какую-то враждебную нашему строю деятельность, мы непременно засекли бы ее. Не так ли? А если эта группа, как дал нам понять адвокат Маноле Брашовяну, является той же группой, о которой упоминает Кодруц Ангелини в завещании, тогда и сущность ее все та же — реакционная…
— Почему вначале сам факт существования этой организации показался вам невероятным, а теперь вы склонны обратить на нее серьезное внимание? — спросил Лучиан заинтересованно.
— Видишь ли, Лизетта Вранча опять вышла на сцену и, не дожидаясь окончания «спектакля», приняла цианистый калий. Что заставило ее пойти на такой крайний шаг? Не входили ли она и Чампеля в эту группу?
Послышался стук — это явился слесарь. Он неуверенно просунул голову в дверь.
— Входи, дядя Марин! — подбодрил его Панаит.
— Здравия желаю, товарищ полковник! — Он остановился у двери, видимо, демонстрируя таким образом свою скромность.
— Давай проходи, не строй из себя красну девицу! Проходи!
Слесарь подошел к полковнику.
— Дядя Марин, посмотри-ка на этот ключик!
Лучиан снял со связки ключ и передал слесарю. Тот взял его за кончик и посмотрел на свет.
— Я побился об заклад с капитаном, что даже ты не знаешь, от чего этот ключ.
— Укороченный «яале», — определил слесарь.
— Точно! — согласился полковник, удовлетворенный ответом мастера.
— На что поспорили?
— На недельный отпуск, — схитрил Панаит, довольный выдумкой.
Слесарь, продолжая рассматривать на свет ключ, спросил:
— Значит, товарищ капитан верит в то, что я знаю толк в ключах? Понятно!
— Да я тоже верю, — возразил Панаит. — Но по поводу этого ключа он проявил большую убежденность, чем я…
— Товарищ полковник, разрешите доложить? — Слесарь аккуратно положил ключ на стол, встал по стойке «смирно» и выпалил: — Вы проиграли пари. Такими ключами жители нашего города открывают абонируемые ящики на Главном почтамте.
Полковник Панаит сразу же стал серьезным. Он поднялся из-за стола и спросил:
— Ты уверен?
— Как в том, что я вижу вас, а вы меня! — твердо заявил слесарь.
— Дядя Марин, — взволнованно пожал ему руку полковник, — благодарю тебя!
— Если я окажусь не прав, можете сократить мой отпуск: мне еще за прошлый год положен и до сих пор не использован.
Все трое рассмеялись. Слесарь хотел было уйти.
— Слушай! — удержал его полковник Панаит. — Знаешь, о чем я хотел тебя попросить? Сходи с капитаном прямо сейчас по одному делу… Догадываешься куда? — Он остановился перед слесарем в ожидании ответа.
— Как не догадаться, товарищ полковник! На Главный почтамт.
Панаит посмотрел на Лучиана. Тот сидел, опершись левой рукой о спинку стула. Он встал, как только начальник принялся объяснять, в чем состоит его задача:
— Я хочу сегодня же знать, проиграл пари или нет… Поэтому поезжай сейчас в отдел почтовых ящиков на Главный почтамт. Проверь, есть там ящик на имя Тибериу Пантази или, может быть, на имя Датку… Если есть, запиши номер. У тебя есть ключ, открой и посмотри… — Полковник Панаит замолчал и внимательно посмотрел на капитан