— Господин Брашовяну, мы знаем, кто вы, какое место занимаете в сети «Кентавр». — Голос полковника был спокойным, благожелательным. — Поэтому мы решили обратиться к вам не как к рядовому агенту, пусть даже самому ценному, а как к одному из руководителей, как… к резиденту.
Адвокат расстегнул пиджак и поудобнее устроился в кресле, аккуратно положив, по обыкновению, нога на ногу так, чтобы не смять брюк. Лицо его выражало доброжелательность, но уже чувствовалось, что он не в восторге от чрезмерного внимания, с которым принят здесь.
— Рюмочку «Мартеля»? — вдруг спросил его Панаит. — Может быть, кофе?
Маноле Брашовяну с признательностью посмотрел на Фрунзэ, словно хотел сказать: «Я восхищен тем, что вы не забыли доложить о предпочитаемом мною коньяке».
— Нет, благодарю, — отказался гость.
— Вы, господин Брашовяну, человек достаточно сведущий в такого рода делах, — продолжал полковник Панаит свое прерванное вступление, — чтобы не понимать, что в сложившейся ситуации у вас два выхода. Выбор зависит исключительно от вас…
Полковник Панаит замолчал. Он закончил вводную часть и теперь ожидал, какова же будет реакция собеседника.
— Я высоко ценю вашу искренность, — заговорил адвокат. В уютной тишине комнаты голос его звучал спокойно и даже мелодично. — Благодарю вас. Но прежде чем сделать выбор, я хотел бы убедиться в безвыходности моего положения. Мне нужны доказательства моей вины.
«Он меня понял, — с удовлетворением подумал полковник Панаит. — Что же, пойдем ему навстречу…» И полковник спросил:
— Доказательства? Вы какие предпочитаете — из прошлого или из настоящего?
По вспотевшему лицу адвоката скользнула кривая улыбка. Не отрывая взгляда от Фрунзэ, который сохранял полное безразличие, он ответил:
— Все сведения о моем прошлом я сообщил вам в ночь с четверга на пятницу…
Панаит решил, что пора атаковать.
— Безусловно, мы вам очень благодарны за вашу отзывчивость, — иронизировал полковник, доставляя тем самым огромное удовольствие Фрунзэ. — И раз уж вы заговорили о великодушии, с которым вы все это нам сообщили, я хотел бы вас спросить: кого вы использовали в качестве партнера в том скетче, который записали на магнитофонную ленту?
В глазах Маноле Брашовяну на мгновение вспыхнула озабоченность. Панаит не настаивал на ответе, а вернулся к предыдущему вопросу:
— Итак, что вы предпочитаете: доказательства из прошлого или из настоящего?
— Из настоящего, — решил адвокат. Настороженность в его глазах потухла. Он слегка склонил голову направо, показывая всем своим видом готовность выслушать с интересом все, что ему собираются рассказать.
— Я ожидал, что вы отдадите предпочтение настоящему, — признался Маноле Брашовяну полковник.
Адвокат не смог скрыть своего удивления:
— Это почему же?
Полковник улыбнулся. (Позже Фрунзэ признался автору этих строк, что он никогда раньше не видел своего начальника таким улыбчивым.)
— Поскольку вас больше устраивают доказательства вашей вины в настоящем, значит, вы считаете, что она не особенно тяжка, — уточнил он. (Нет, слова полковника не содержали скрытой угрозы или какого-нибудь предупреждения. Полковник Панаит стремился сохранить как можно дольше атмосферу сердечности.)
Восхищаясь тем, как полковник Панаит ведет допрос, Лучиан подумал: «Начальник своего не упустит. Он во что бы то ни стало хочет вывести адвоката на нужный нам путь. Поэтому и выбрал столь замысловатую тактику. Как в поговорке: «Можно с чертом в кумовья, лишь бы пекло проскочить».
— Значит, начнем с доказательств из настоящего? Пусть будет по-вашему.
Подстраиваясь под беспечный тон разговора, Маноле Брашовяну сказал:
— Только из настоящего, прошу вас!
Оба капитана взглянули на полковника. «Ему недостает карандашей», — заметил про себя Фрунзэ. Лучиан в свою очередь задался вопросом: «Любопытно, с чего начнет полковник?» Он увидел, как Панаит достает из папки стопку фотографий. «Ага, — подумал Лучиан, — демонстрация улик начнется с конца».
— Так! — сказал полковник Панаит по привычке и принялся показывать гостю фотографии. — Вот ваше прибытие в Снагов… Вы выходите из машины… Вы один в лесу… — Голос полковника звучал приветливо, даже трогательно, словно он вместе с другом юности перелистывал семейный альбом и давал ему полагающиеся объяснения. — Теперь перейдем к другим фотографиям. Прибытие «таунуса» в Снагов… Вот он поставлен около вашего «фиата». Вот господин Джон Бертран и госпожа Эвелин Стайрон выходят из «таунуса»… Здесь они в ресторане, за столиком.
Маноле Брашовяну смотрел на фотографии с некоторого расстояния и лишь изредка выбирал какую-нибудь из них, рассматривал ее, словно желая оценить качество исполнения.
— Если вас это интересует, фотографии сделаны одним молодым человеком, начинающим фотографом-любителем… как будто мимоходом заметил полковник, но адвокат оставался совершенно невозмутимым и ничем не выдавал своего волнения. — Прошу вас теперь быть повнимательнее, — обратился к адвокату полковник Панаит. — Господин Джон Бертран выходит один из ресторана… Вот он открывает, заметьте, без ключа, дверцу вашего «фиата». Вот он в машине… Выходит из машины… — Судя по тому, как Маноле Брашовяну зевнул и затем извинился, можно было заключить, что ему скучно и фотографии его не особенно взволновали.
— Господин адвокат, вы знакомы с Джоном Бертраном, с этим джентльменом?
— Нет, — твердо заверил его адвокат.
— Как вы объясните его интерес к вашему «фиату»?
— Я удивлен! И даже потрясен!
— Как вы объясните тот факт, что господин Бертран проник в машину без всяких затруднений, найдя дверцу открытой?
— Замок испорчен… Я уже говорил и не вижу в этом ничего особенного, — объяснил адвокат.
— В результате технического осмотра машины, сделанного в вашем присутствии, было установлено, что замок в полном порядке.
— Я не механик… Мне так показалось… Видно, что-то заело…
— И все-таки зачем иностранцу понадобилось забираться в вашу машину? — продолжал полковник Панаит применять свою тактику. — Фотография в этом смысле весьма красноречива. Иностранец очень легко проник в ваш «фиат», будто проделывал такую операцию не впервые… Что он искал в вашей машине?
С невозмутимым спокойствием Маноле Брашовяну ответил:
— Не знаю… Осмотрю машину и, если чего-нибудь будет недоставать, скажу вам.
— Не стоит беспокоиться, — посоветовал Панаит и снова дружески улыбнулся. — Извлеченный из вашего «фиата» предмет Джон Бертран уже передал нам.
— Неужели? Это, вероятно, какая-нибудь запчасть? — попытался отшутиться адвокат.
— Нет, — возразил полковник Панаит все еще доброжелательным тоном. — Давайте подумаем. Господин Бертран — иностранец. Неужели он приехал в Румынию, чтобы добывать запчасть, да еще с помощью воровства? Причем запчасть от «фиата» для «таунуса»! Он взял из ящика вашего «фиата» гильзу с микропленкой — доклад Кентавра Флавиусу… А вам положил другую гильзу, с заданием…
Маноле Брашовяну стал вдруг очень серьезным. Он откинулся в кресле и произнес:
— Вы имеете в виду гильзу, найденную в моей машине?
— Да, причем в вашем присутствии.
— Не понимаю! Или, вернее, начинаю что-то понимать…
— Надеюсь, что начинаете понимать… — перебил его полковник Панаит. — Вы стали жертвой провокации. Не так ли?
— Вы прекрасно меня поняли.
— Итак, вы продолжаете утверждать, что не знаете господина Бертрана, связного от Флавиуса, вашего хозяина?..
Адвокат, однако, нисколько не утратил прежнего хладнокровия, во всяком случае, полковник не уловил никаких признаков беспокойства.
— Нет, я его не знаю! — категорическим тоном заявил адвокат.
— Хорошо, — согласился полковник. — Я вам прочту отрывки из двух показаний. — Он быстро нашел в папке документы, на которые хотел сослаться. — Сначала вот это. Рассказывает сотрудница Джона Бертрана, госпожа Эвелин Стайрон: «В субботу утром, тринадцатого июля тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, господин Бертран вызвал к телефону адвоката Брашовяну. Звонил он ему из автомата…» А теперь вот что письменно заявил Джон Бертран: «Признаю, что в субботу утром, тринадцатого июля тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, я позвонил адвокату Маноле Брашовяну». Когда от арестованного потребовали изложить слово в слово содержание телефонного разговора, он написал: «Дом адвоката Брашовяну?» — спросил я. «Да!» — ответили мне. «У телефона адвокат Брашовяну?» — «Он самый». — «Господин адвокат, у меня крупная неприятность. Меня зовут Костикэ Трокан. До недавних пор я был материально ответственным лицом в «Феррометалле». Мне хотелось бы к вам зайти». — «Когда?» — «Сегодня вечером, в половине седьмого». — «Сегодня не могу! Не настаивайте. Суббота… Я уезжаю из города на машине». — «Как же быть?» — «Сегодня не получится. После шести дней работы я ведь имею право посидеть в «Снагове» на берегу озера?..»
Полковник перестал читать и поднял глаза на Брашовяну. Он выждал некоторое время и возобновил допрос:
— Джон Бертран сообщил нам и пароль… Капитан Визиру, в котором часу появился «таунус» у ресторана «Снагов»?
— В шесть часов тридцать минут владелец «таунуса» был уже в ресторане.
— Спасибо, капитан! Ну как, господин Брашовяну, продолжим игру? В начале беседы мы говорили о том, что в сложившейся ситуации у вас два выхода. Заверяем вас, мы располагаем достаточным количеством улик, для того чтобы просить у прокурора ордер на арест, а потом, сами понимаете, судебное разбирательство и соответствующее наказание…
Даже предупреждая адвоката о серьезных последствиях, полковник Панаит не отказался от доброжелательного, мягкого тона.
Отчетливо сознавая, что офицеры госбезопасности намерены прекратить игру, Маноле Брашовяну поинтересовался:
— Вы имеете в виду путь смягчающих вину обстоятельств?
— Да, путь чистосердечного признания.
Маноле Брашовяну раздумывал. Панаит вспомнил, что адвокат — единственный человек, который может в какой-то мере пролить свет на дело Кодруца Ангелини, но не торопил его. Взгляд Брашовяну долго скользил по лицам присутствующих, и наконец он заговорил: