А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Со второго. Я происхожу из бедной семьи, но мне очень хотелось учиться. Мои родители выбивались из сил, чтобы помочь мне выйти в люди. И я их не разочаровал: я был первым учеником в лицее вплоть до его окончания. Редчайший случай в лицее Михая Храброго[16]. Мною овладела невероятная амбиция. Я поклялся, что сын голодранца Брашовяну добьется своего… Только я один знаю, сколько трудностей мне пришлось преодолеть и через какие унижения пройти… Особенно на первом курсе. Днем я учился, ночью за несколько монет мыл посуду в ресторане «Чина». Но не деньги были важны, а то, что я мог три раза поесть. Эта работенка меня кое-как поддерживала.
Когда мне дали стипендию Отто Гагеля, я считал себя счастливейшим человеком. В тридцать шестом году я узнал, кому обязан своим благоденствием, но нисколько не смутился. Напротив, как будущий адвокат, желающий сделать карьеру, я понимал, что покровительство секретной информационной службы не следует игнорировать. Вот почему, когда господин адвокат Матилиаде пригласил меня на рюмку коньяку и потребовал от имени секретной информационной службы поддержать ее некоторые мероприятия, я согласился вступить в легионерское движение. Я считал вполне естественным, что те, кто в студенческие годы избавил меня от нужды, теперь требуют от меня услуг.
К а п и т а н Ф р у н з э. Господин адвокат, мне вы говорили, что стали легионером в сороковом году под влиянием моды. Теперь вы говорите о тридцать шестом годе. Где правда?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Уточняю, я присоединился к легионерам не по политическим или философским убеждениям. Я никогда не принимал нездоровую, неполноценную идеологию «зеленых рубашек». Я пошел к ним исключительно по настойчивому требованию своих благодетелей.
К а п и т а н В и з и р у. В таком случае вы считаете, что в беседу с капитаном Фрунзэ в ночь с четверга на пятницу, записанную на ваш магнитофон, следует внести поправки?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Конечно. И не только в ночную беседу, но и в нашу предыдущую беседу.
П о л к о в н и к П а н а и т. Мы еще вернемся к этому. Пока продолжим разговор о годах вашей молодости. Итак, секретная информационная служба приказала вам вступить в легионерское движение. С какой целью?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Попытаться без особого шума и крикливых речей пробиться к верхушке руководства. И как бы вам ни показалось странным, эта тактика помогла мне продвинуться к намеченной господином Матилиаде цели.
Я окончил факультет с блеском. Ничего не скажешь, моя адвокатская деятельность началась под счастливой звездой. Потом мне повезло с женитьбой: я сделал хорошую партию. Мой тесть, крупный коммерсант Базил Никулеску, оказал мне большую материальную помощь. На полученные от него деньги я открыл контору.
П о л к о в н и к П а н а и т. Встречи с Матилиаде были регулярными?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Вначале — нет, но после убийства Армана Кэлинеску[17] они стали регулярными. В целом моя деятельность его удовлетворяла.
П о л к о в н и к П а н а и т. Что именно он от вас требовал?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Сведений о планах «зеленого» движения. После прихода легионеров к власти моя деятельность стала более активной. Но господин Матилиаде рекомендовал мне поубавить политический пыл, не появляться на трибунах, не бить себя кулаком в грудь на собраниях, одним словом, не рваться в лидеры движения. Я послушался.
Незадолго до выступления легионеров он потребовал, чтобы я лег в госпиталь. Таким образом, я не участвовал в подготовке январских событий сорок первого года (позднее этот период стали называть подготовкой к мятежу против Антонеску). Из госпиталя я вышел как раз в кровавые дни легионерского восстания. Матилиаде позвонил мне в госпиталь и сказал, что располагает информацией, будто бы Хория Сима хочет спрятаться у меня. «Что делать?» — спросил я его. «Выходите из госпиталя, поезжайте домой и спрячьте его, — приказал он. — Не волнуйтесь… В этом плане вы получаете наше согласие».
Позже я понял, что на самом деле мой дом был подготовлен для Хории Симы секретной информационной службой. И действительно, этот «яростный борец» пробыл у меня всего две ночи. После его ухода господин Матилиаде впервые потребовал, чтобы я составил письменное донесение о беседах, которые мы вели с Хорией Симой в течение того времени, пока он у меня прятался. Потом он посоветовал мне публично отречься от легионерского движения, что я и сделал.
П о л к о в н и к П а н а и т. В период между январем сорок первого года и июнем — июлем сорок четвертого какие задания вы получали от секретной информационной службы?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Я больше не получал заданий, что, однако, не означало разрыва моих связей с господином Матилиаде. Он, как и раньше, регулярно заходил ко мне… Или приглашал меня к себе домой. Жил он на Лондонской улице. Мне нравился этот человек. Конечно, он преследовал определенную цель, а для достижения этой цели хотел знать настроения в коллегии адвокатов, некоторых моих клиентов, представлявших элиту Бухареста, мое мнение о ходе войны.
Как-то, на одной из таких встреч, он спросил меня: «Вы англофил?» Я ему тогда ответил: «Скорее я германофил». Он удовлетворенно рассмеялся… Он был лет на пятнадцать старше меня.
В середине или в конце июня сорок первого года господин Матилиаде явился ко мне в сопровождении сотрудника секретной информационной службы. Мне помнится, что Матилиаде представил его примерно так: «Господин адвокат, перед вами один из виднейших руководителей секретной информационной службы господин Мирча Рахэу… Мне кажется, он хочет о чем-то вас попросить. Я желаю вам плодотворного сотрудничества!» Он пожал мне руку и удалился. С тех пор мы долгое время не виделись.
Господин Рахэу подключил меня к делу Кодруца Ангелини. Он сообщил мне заранее, что, по его мнению, я буду утвержден военным трибуналом в качестве официального защитника Ангелини. Меня ввели в курс дела, причем обратили внимание на строго секретный характер судебного процесса. В конце концов мне поставили задачу: добиться доверия обвиняемого, заставить его раскрыться, узнать имена некоторых его друзей, а также и сотрудничавших с ним людей, неизвестных секретной информационной службе. У Рахэу было серьезное подозрение, что Ангелини создал подрывную группу. Такая группа — «Про патрия» существовала на самом деле.
П о л к о в н и к П а н а и т. В обвинительном заключении говорилось о деятельности «Про патрия»?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Нет. Существовали подозрения, но улик не было. Рахэу их настойчиво искал, но так и не смог представить военному трибуналу необходимые документы.
К а п и т а н Ф р у н з э. В разговоре с вами, записанном на магнитофонную ленту, которую вы мне передали в ночь с четверга на пятницу, «таинственный визитер» выдавал себя за члена группы «Про патрия», которая и в настоящее время ведет какую-то деятельность. Что здесь правда?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Повторяю: весь записанный на магнитофонную ленту разговор был отрежиссирован мною сразу же после того, как вы ушли. Цель очевидна: добиться доверия с вашей стороны. Я вам признался лишь кое в чем, касавшемся лично меня, о чем вы, интересуясь мною, узнали бы и из других источников. Я хотел создать препятствия на пути расследования. В качестве «таинственного визитера» при воспроизведении написанного мною диалога выступил один из моих ближайших сотрудников Петре Вэдува. У нас будет случай поговорить и о нем…
К а п и т а н В и з и р у. В первой беседе с капитаном Фрунзэ вы говорили о Тибериу Пантази, которому Кодруц Ангелини будто бы передавал результаты своей разведывательной деятельности против гитлеровцев и который покончил с собой в момент ареста. Как расценивать это ваше заявление?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. В тысяча девятьсот сорок четвертом году Тибериу Пантази был мне совершенно незнаком. Три-четыре месяца назад Центр по неизвестным мне каналам узнал о подстерегающей меня опасности и предупредил. Трагикомичность положения состояла в том, что мне угрожала не госбезопасность, а бывший резидент Центра. Откуда он взялся? Что это за человек? Что именно побудило его искать сеть «Кентавр»? Признаюсь, до сего времени это мне неизвестно… Центр представил его мне не как провокатора — это было бы смешно, — а как человека, которого я должен остерегаться и которым займется сам Центр… Так я узнал о Тибериу Пантази и о решении Центра вывезти его из страны. Впрочем, Тибериу Пантази убрали в понедельник. Зная это, я и решил ввести Тибериу Пантази в оборот, с тем чтобы окончательно спутать вам карты… Вот правда.
П о л к о в н и к П а н а и т. Сейчас самое время ответить на вопрос: какие сведения из всего того, что вы рассказали о судебном процессе над Кодруцем Ангелини, следует считать достоверными?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Я их перечислю по порядку. Во-первых, строго секретный характер судебного процесса. Доказательством тому является работа суда, включая и исполнение приговора под наблюдением Мирчи Рахэу как представителя секретной информационной службы.
Во-вторых, обвинение, вынесенное Кодруцу Ангелини, неоспоримо. Впрочем, он сам признал, что вел шпионскую деятельность против немцев. Но на вопрос суда: «В пользу кого?» — он ответил: «В пользу Румынии!» Все присутствовавшие в зале посчитали, что Кодруц Ангелини, отвечая так, не хотел вмешивать какую-то секретную службу Объединенных Наций. На самом деле все обстояло совсем не так. Единственным человеком, который знал это, был Мирча Рахэу. Ему, бесспорно, было известно, что Кодруц Ангелини действовал исключительно в интересах своей страны. Это его больше всего и беспокоило. Если бы, например, Кодруц Ангелини отправлял информацию за границу, Рахэу обнаружил бы это непременно. Тогда он не стал бы как безумный метаться в поисках организации, о существовании которой он смог узнать гораздо позже, а именно о «Про патрия».