— Уххх, с*ка ты Яков, должен мне будешь… — бормочу под нос, пару раз глубоко вдыхаю-выдыхаю и с разбега ныряю прямо в раскрытую рану между двумя половинками Одержимого.
И в процессе рублю-рублю-рублю-рублю! Всю энергию в физические характеристики и в Усиление! Взмах-взмах-взмах и ещё взмах! И ползком вперёд, по образовавшемуся каналу. И снова удар! И снова вперёд! И опять, и опять, и опять!
И пусть вокруг липко, тесно и постоянная пульсация, я не останавливаюсь и ползу вперёд. Просто не останавливаюсь и ползу вперёд, ориентируясь на тонкое зрение, ибо для обычного тут темень кромешная. А уж про обоняние, я и вовсе молчу! Воняет, как в могиле, хоть я и вовсе стараюсь беречь дыхание и не дышать. Запаса кислорода мне должно хватить. Главное, чтобы тварь не сопротивлялась.
А она пытается! Ещё как пытается!
Верх и низ начинают меняться местами и меня то и дело мотыляет по хлипким и едким внутренностям. Ощущения премерзкие! Как будто в тёплый летний сортир с головой нырнул и выбраться пытаешься. Ужас, бл*ть, кошмар полнейший! Но ползти по говнищу надо… двигаться надо… никто за меня эту работу не сделает, так что хееей-НА, ПАДЛА!
ПАААЛУЧИ ПАСКУДА!
И ЕЩЁ! И ЕЩЁ!
И ЕЩЁ-ЕЩЁ-ЕЩЁ!!!
И когда наконечник копья с глухим цоком натыкается на поверхность Камня, я внутренне ликую! Но не долго…
Всё дело в том, что подвешенный во внутренностях, он прекрасно амортизирован и мои удары не причиняют ему никакого вреда. Вот значит как⁈ Тогда мы вот так и вот так!
Два широких взмаха и плоть сверху от камня рассекается, заставляя его упасть. Продолжая взмахивать по всё нарастающей плоти, я хватаю рукой этот арбузик и пытаюсь хоть как-то встать ровно. Получается с трудом, так-как тварь продолжает беситься, но с каждым моим взмахом делает это всё слабее и слабее. Да, я буквально плескаюсь в мешанине из плоти, как камень в бетономешалке, но своё дело знаю. Не устаю махать и слева, и справа, и снизу, и сверху по тянущимся отросткам, норовящих присосаться к прижатому к моему груди камню.
И я не даю. Я упрямый. Я рублю себе путь наружу, потому что воздух уже совсем кончается, а выбираться как-то надо. И тут ведь надо не перепутать. Главное, чёрт побери, не перепутать и выбрать верное направление! А то до жопы твари путь долгий, столько времени не дышать я не выдержу!
И в этот момент, словно яркая звёздочка в тёмном небе, я различаю перед собой астральным зрением силуэт белого ворона. Родимый мой! Дорогой! Прижался к туше и долбит! Вижу, что долбит! Значит к нему на последних силах! Ну же, Семён! Взмах, ещё взмах, ещё! Лёгкие горят огнём, но я выдержу! Я сказал выдержу! Я выдер…!
На последнем взмахе я буквально вываливаюсь из рассечённого бока исполинской твари и с хрипом вдыхаю долгожданный воздух. Чьи-то крепкие руки меня хватают и тащат. И чем дальше меня относят, тем чётче я различаю забитыми слизью ушами растущий победный крик.
То люди кричат.
То Светлозёрские кричат.
Мы что же, победили? Да не верится. Хотя… Вот из рук моих забирают огромный, по меркам остальных, камень и дают бутылку, к которой я присасываюсь и выпиваю залпом. Только потом замечаю, что она литра на два и что в ней не вода, а хороший такой апельсиновый сок. И он в нутро моё заходит великолепно. Жажды, как не бывало.
Отмываться от потрохов не приходится, так-как мы действительно победили и ошмётки Одержимого распадаются сами собой. С глаз ссыпается пепел и я могу видеть обступивших меня людей, глядящих с восхищением и наперебой кричащих.
— Семён, ну вы и даёте!!
— Да вы просто герой!!!
— Как у вас получилось то?!!
— Спасли нас!!!
— Эй, а ну ррразошлись!!! Пропустите меня!
Последний голос принадлежит Якову, а значит неконтролируемый полёт Кравец пережил на ура. Ну да, всего лишь ногу подволакивает, а в остальном точно такой же. Вот только, в отличие от остальных людей, он совсем не улыбается. Неужто ещё не всё?
Со ступеней поместья я на всякий случай ещё раз оглядываю исчезающую тушу Одержимого, который в своих предсмертных конвульсиях раскатал площадь и остатки защитного периметра в труху. Не повезло также лесу, где был его хвост и остаткам ультракаров, которые не успели убрать. Но в остальном же тварь выглядит труп-трупом. Чему волноваться?
— Ты как, цел? Идти, биться можешь? — наклоняется Яков ко мне и берёт за руку, вот только попытка поднять меня успехом не увенчается.
Я покачнулся и плюхнулся обратно, где сидел.
— Чё-то, дядь, я в ноль высадился, — отвечаю как есть, пытаясь сфокусировать разбегающееся зрение. — А что куда воевать? Навоевались же вроде, разве нет?
— Ну кааак тебе сказать, — тянет Яков и исходящей от него тяжёлой атмосферой начинают заражаться все вышедшие наружу Светлозёрские. — Вот, погляди.
Он с браслета вытягивает видеофайл и отправляет мне на Окулус. В нём я вижу, что съёмка ведётся прямиком через хорошую оптику, которой и в помине нет на дешёвых камерах дронов. Скорее всего снимали в телескоп ибо картинка хоть и прыгающая, но очень чёткая. И в ней я отчётливо вижу, столбом поднимающуюся пыль и мельтешащие в ней… когти?.., лапы?…, шипастые спины?
— Георг, что это такое? — спрашиваю без запинки, выводя видео через галопроекцию на всеобщее обозрение.
— «Осмелюсь предположить, господин Семён, что это так называемый боевой рой Арахнидовых, о котором вы мне упоминали не так давно. Скорее всего, убитое вами чудовище спасалось бегством как раз от них.» — голос дворецкого на удивление спокойный, а вот я и Светлозёрские нервно сглатываем.
— И через сколько он будет здесь? — задаю закономерный вопрос, страшась получить ответ.
— «Если верить приборам, то приблизительно через полчаса. Они идут строем, их скорость снижена. Мы отправили вперёд разведывательные дроны, так что вскоре сможем сказать точнее. Единственная проблема, дальность нашего радио-покрытия оставляет желать лучшего и всецело отслеживать мы их сможем только на подступах к нашему периметру.»
— Ох, Георг. Если бы это была единственная наша проблема, я бы от счастья обоссался, — отвечаю ему почти отрешённо, глядя прямо перед собой.
Стоящий передо мной Яков присаживается и наши взгляды пересекаются. И глаза старшего Кравец злые, почти бешеные. Этой своей энергией он и меня заряжает.
— Ну что, пенсия, последний бой и на покой? — спрашивает он лихо.
И вот жеж чертяка! Заставляет меня улыбнуться.
— Нет, друг мой. Покой нам только снится, — отвечаю ему с хриплым смехом и в абсолютной тишине мы смеёмся вдвоём.
— Тогда поднимай свою задницу, — нарочито грубит Кравец, помогая мне встать. — Ты меня убедил. Надо крепко подумать о том, как именно умирать.
И он снова прав. Полчасика на подумать у нас как раз имеется.
Глава 22С раздачей горячих пирожков
«И убоятся нас враги, мы знаем, где у них мозги!»
Кровожадная ты птица, Чёрный.
— Да. Да… конечно. Понимаю. Как скажешь, Гил. Но нам бы всё таки что-нибудь посерьё… Кххм. Ну знаешь ли, это такое себе… — бормочу под нос, то импульсивно спускаясь по ступеням, то вновь по ним поднимаясь.
Тактично отошедшие в сторону Светлозёрские с сомнениями смотрят на меня и их негласный глава Александр всё таки у Якова спрашивает.
— Слухай, Яков, а с кем это он говорит-то? — отец одиночка явно напуган, но вида не подаёт. И не мудрено, ведь из окон второго этажа наравне с женщинами за ним наблюдает и его родная дочь. — Я думал связи-то с внешним миром нет.
— Да он с главой Даркорба перетирает, Сашка, — сплевывает на ступеньки Яков, расчёсывая со скрежетом свои заживающие шрамы. — За нас договаривается. Тише себя веди.
— Да я уже всё! — кричу им, прекрасно слыша их разговор. Благодаря выпитому соку и съеденной пищи, принесённой мужиками, я потраченные силы восполнил и физические показатели вновь вернулись на достойный уровень. Теперь я хотя бы не сидя, а стоя могу народ в курс дела ввести. — В общем, всем слушать сюда. Насчёт оружия договаривался и, хрен нам, а не пушки.
По рядам Светлозёрских проходит недовольный ропот и Павел с Александром выходят вперёд.
— Да как так-то, Семён?
— Нам что, помирать остаётся⁈
— Тише-тише народ, — поднимаю я руки в успокаивающем жесте и продолжаю. — Я же говорю. Хрен нам, а не оружие, но зато «хрен» хотя бы заточенный. Так что айда-айда, отходим подальше от этого шипа, а то задавит ненароком.
Моя суета вполне оправдана, так-как с упавшим с неба чёрным шипом начинают происходить метаморфозы. Будто втягиваясь вовнутрь себя, он разделяется на вытянутые секции, которые начинают с дробным грохотом падать на землю. И каждый из таких сегментов представляет из себя… уменьшенную версию основного шипа.
Если простыми словами, то упавшее с небо копье превратилось в кучу маленьких копий.
Относительно маленьких, ибо древко в два с половиной метра в длину и четыре сантиметра в диаметре, это всё таки вполне достойный для человека размер. И вроде бы даже весьма подходящий для хвата и тычкового удара.
Дождавшись, когда весь шип окончательно осыпется горой меньших версий себя самого, я подхожу, беру один и убеждаюсь в своих предположениях. Чёрное древко шероховатое, удобное, в руке не скользит, а вот кончик у этого оружия наоборот, глянцевый и полированный. Вдобавок ко всему ещё и заострённый. Вот только в отличие от огромной версии, заострён он на конус и никаких граней, никаких режущих кромок, а тем более лезвий у этой арматурины нет и в помине.
Ну да и ладно. Тем проще будет обучить людей обороняться одним единственным колющим приёмом. Издревле надёжным и простым.
— Налетай, мужики! Разбирайте живее добро. Даркорб нынче щедр, так что без острой палки мы перед смертью не останемся, — демонстративно взмахиваю копьём и честной люд подходит, ушам своим не веря.
— Они нам что, арматурой предлагают отбиваться? — лепечет какой-то мужичок, с грустью поднимая одно из копий и взвешивая его в руке.