— Тоша… Тоша!!!
Это был не крик, это был стон…
Дерево с желтыми листьями ярко сверкало на солнце. Алена, не отрываясь, смотрела на солнечный луч. Мысли медленно шли в разные стороны, во все стороны, кроме рабочей.
— Алена Игоревна, вам еще что-нибудь нужно?
— А? Нет, Катюша, спасибо.
— Тогда я пойду?
— Да, конечно.
Алена посмотрела вслед секретарше и откинулась в кресле. Катя была чудная девочка, внимательная, работящая, всегда приветливая. Правда иногда вдруг странно замирала, как будто к чему-то прислушивалась или видела, чего не видят другие. Впрочем, в окружении Алены было много необычных людей. Взгляд Алены остановился на небольшой картине, которую ей подарил Антон. Он говорил, что купил ее много лет назад у какого-то политика, когда тот еще был просто бедным художником. На ней были изображены горы и летящий над ними орел. Каждый раз, когда Алена на нее смотрела, ей казалось, что с плеч спадает какой-то кусочек тяжести. Но сегодня этого не произошло. Скорее наоборот, возникло странное чувство, что нужно куда-то пойти, хотя на работе еще была уйма дел. Алена взяла мобильный и нажала кнопку вызова, новенький аппарат жалобно пискнул и погас.
— Ну вот! Здрасте!
Кинув мобильный в сумку и накинув на плечи кардиган, решительным шагом направилась к выходу, «Теперь понятно, куда нужно идти. И как раньше люди без мобильных жили?» Бабье лето выдалось на удивление теплым и солнечным. На скамейке Гоголевского бульвара двое элегантно одетых мужчин играли в шахматы. «Странная пара, — подумала Алена, — вроде близнецы, но в тоже время совсем разные. Солидные вроде мужики, а средь бела дня в шахматы на бульваре. И сели как назло, на нашу с Тошкой скамейку. А может, и к лучшему, села бы сейчас на нее и разрыдалась». Мужчины проводили девушку взглядом и вернулись к игре. Мысли Алены вновь потекли медленно и тягуче. Из тумана медленно появилась картинка, как они познакомились с Антоном. Это было лето, она пошла навестить деда, но тот, как всегда, по вечерам бегал, а ключей от его квартиры у нее не оказалось. Пришлось дожидаться его в парке на скамейке. Алена нашла место под фонарем и достала книжку. И вдруг он. Тип в кепке-«хулиганке». Когда подсел рядом, она даже поморщилась. Неожиданно «гопник», как его успела окрестить про себя Алена, заговорил приятным баритоном.
— Девушка, вы как сон в летнюю ночь!
Алена не нашлась, что ответить, и только улыбнулась.
— Ричард Бах? Мне он тоже очень нравится. А еще есть такой замечательный автор, Марк Аврелий, не читали? Потрясающая литература! Это действительно философ…
Алена не успевала и слова вставить, мужчина в кепи то рассказывал о литературе, то о путешествиях, то вдруг переходил к анекдотам. Удивительно, как было комфортно и весело с этим совершенно незнакомым человеком. Все было впервые: и знакомство на улице, и парень хулиганского вида, и то, как она ошиблась. Как мы умеем судить о других, только по тому, что сами мало видим. А его музыкальные пристрастия и вовсе ошарашили Алену. Вивальди? Господи, кто сейчас слушает Вивальди. А потом он ее смешил, смешил так, как никто и никогда. Наверное, это был самый веселый вечер в ее жизни. Она даже забыла про деда и про ночь. Она вообще обо всем забыла. Вот и сейчас, Алена поймала себя на мысли, что ушла в воспоминания и не понимает, куда идет. «Да, зарядник для мобильного. Или ну его?» Алена развернулась и пошла в другую сторону. «К дедуле. Вот куда сейчас нужно идти». После того как мама вышла замуж и уехала в Финляндию, дед остался единственным близким для Алены человеком в Москве. Их отношения были не просто дружескими. Он был для нее примером. Человек, прошедший войну и лагеря, не только не сломался, а стал сильнее. Каждое утро дед занимался какой-то странной гимнастикой, а по вечерам бегал или медитировал. Писал книги, преподавал в институте. Было непонятно, когда он спал и спал ли он вообще. И это в восемьдесят семь, причем выглядел он максимум на шестьдесят. Правда, были у деда и свои тайны. Иногда он уезжал на месяц и больше. Потом возвращался как будто помолодевшим и вновь начинал свои занятия гимнастикой. Еще маленькая, Алена с интересом наблюдала за упражнениями деда. А когда просила его научить, то слышала в ответ одно и то же.
— Научу, когда проснешься.
Что это значит, так и оставалось для нее загадкой. В прочем, она не особенно озадачивалась этим вопросом, главное, что дед был рядом и всегда поддерживал ее в трудную минуту. Вот и сейчас, при одной мысли о нем у Алены поднялось настроение. Быстро вбежав по старой лестнице, протянула руку к звонку и в то же мгновенье дверь щелкуна замком и в проеме появилось улыбающееся лицо деда.
— Ой! Кто ето?! Какая девочка симпатичная! А я тебя в окно заметил…
— Деда!
— Заходи, мы как раз чайник поставили.
— Мы?
— Да, ко мне друзья пришли, Исаак, ты его знаешь, и еще один старый дед, аж из Китая.
Алена скинула кардиган и прошла на кухню. За небольшим столиком сидели двое дедушкиных друзей. Одного из них она хорошо знала. Исаак Лейбович был доктор и в войну, как говорил дед, штопал его. Вообще они были неразлучные друзья, их диалоги всегда очень смешили Алену. Исаак Лейбович постоянно за что-то выговаривал деда. А тот в ответ называл его старым ворчуном.
— Аленушка, солнышко! Ну, какая же ты у нас красавица!
— Здравствуйте, дядя Исаак!
— Знакомься, девочка, это наш друг, дед Чен.
— Добрый день.
— Добрый.
— Вы хорошо говорите по-русски.
— Да, но он редко это делает. Сереж, а почему мы сидим на кухне, — возмутился Исаак. — У тебя, что комнаты нет?
— Хватит ворчать, кухня уютнее. К тому же в комнате я разложил бумаги и чертежи.
— Молодец… А прибрать к приезду дорогих гостей, это никак?
— Я не готовился к вашему приходу, Чен свалился как снег на голову.
— А ты всегда должен быть готов, ты же разведка.
Алена встала и поцеловала деда и Исаака в макушки.
— Я сейчас все сама приберу…
— Вот, чудная у тебя внучка, а ты старый ленивый пень!
— Нет, ты мне все напутаешь, я сам….
— Напутай ему, девочка, а лучше выкинь это все! Тоже мне, Леонардо да Винчи, чертежи у него…
Чен все это время покатывался со смеху и что-то говорил по китайски.
— Что он говорит? — спросила Алена у деда.
— Говорит, что мы не меняемся и все такие же дураки, как и раньше, только теперь седые дураки.
В общем, когда короткая уборка в комнате была закончена, вся компания перебралась в гостиную. Алена очень любила эту комнату с круглым столом и вишневым абажуром. В детстве стол казался огромным. Когда приходили гости его раздвигали, и тогда он становился целым государством. Пока дед заваривал чай с чабрецом, Чен что-то бормотал себе под нос и весело смеялся. Казалось, у этого человека на все в жизни есть только одна реакция, смех. Но самое странное, что это казалось совершенно естественным.
— Дед, — тихо спросила Алена, — а почему он все время смеется?
— Это их стиль.
— Чей?
— Мастер Чен из ордена пересмешников.
— Орден?
— Это школа, в которой люди учатся радоваться жизни. Для них есть лишь один грех, уныние.
— Может, у них коллективное расстройство психики?
Алене показалось, что Чен услышал ее последние слова. Он как-то странно посмотрел на нее и расхохотался так громко, что Алена вздрогнула. Дед с Исааком тоже заулыбались.
— Нет, милая, это у всех остальных коллективное расстройство. Только очень больные люди могут серьезно переживать из-за того, что завтра вообще перестанет для них иметь значение.
— А смерть, — тихо спросила Алена и посмотрела на Чена, — тоже не имеет значения?
Китаец наклонился к девушке и театральным шепотом произнес.
— Нету никакой смерти, девочка, нету…. Только никому!
И снова расхохотался. Дед взял чайник и налил гостям чай с чабрецом. Чен долго и с видимым удовольствием нюхал налитый в чашку ароматный напиток.
— А как это называется?
Дед поставил на стол чайник и обиженно заметил.
— В России это называют чай.
Лицо Чена медленно вытянулось и в следующее мгновенье он залился веселым смехом.
— Чай?! Это?! Тогда я далай-лама!
— Что тебе не нравится?
Чен залез в свою сумку и достал красную картонную коробку.
— Вот чай!
Он открыл коробку и по комнате пошел удивительный аромат.
— Это… Тот самый? Тот, что ты прислал нам после войны?
— Да…
— Так, подожди, я вылью это дело, и мы заварим твой, а что ты раньше не сказал?
— Я же не знал, что вы тут без меня пьете.
В конце концов, когда напиток, наконец, разлили по чашкам, дедушки ушли в воспоминания. Алена, очень любила, когда дед рассказывал свои истории. Но теперь это было особенно интересно. Исаак Лейбович рассказывал, как он впервые увидел деда, как доставал пулю из человека без наркоза и как у него дрожали руки. А еще рассказывал, как дед ругался на чем свет стоит, а после того как в него влили спирт, стал еще и песни петь. И как их госпиталь перебросили в июне 45-го на Дальний Восток, и вновь они встретились там с дедом. Тот уже был капитаном разведки. И как познакомились с Ченом.
— Да, — едва выговаривая слова, веселился Чен, — и тут он мне говорит: «Стой, Японская рожа!». А я ему: «Я не японская, я китайская рожа. Несу тебе, русская рожа, пакет от нашего командования».
— А как ты пароль произнес?!
— Кунь цынь, — покатился Чен. — Кунь по-китайски «исполнение».
— А цинь, это что?
— Это у нас императорская династия такая была! Представляешь, что наше командование подумало, когда пароль узнали?
— Пароль был: куница! И тут нате, выскакивает этот запыхавшийся азиат с автоматом и орет: «Кунь цынь, кунь цынь!» Ну, вот думаю, конец всем. Мы же наслышаны были о камикадзе. Как я его не пристрелил, сам не пойму.
Вспомнили и их друга-шамана. Алена много слышала об этом человеке, но никогда его не видела. Дед говорил, что Бельдыев не любит выходить из своего леса. Говорит, ничего в мире такого нет, чего не было бы в лесу. Разве что глупость, так ее он достаточно повидал.