– Иван Алексеевич, это то, что я думаю? – спросил он, нервно сглотнув ком в горле.
– Ах ты, недоумок палубный! – проворчал старый матрос и, заметив как оцепенело уставился на него товарищ, рявкнул: – Все, очнись, скоро схлестнемся с хвостатыми.
Молодой сглотнул слюну, которая вдруг стала тягучей и горькой. С потолка полились величественные звуки русского гимна, оставшегося неизменным с двадцатого века, заставив молодого на миг перевести напряженный взгляд на динамик в углу.
– Пойдем?
– Пойдем, пойдем, – проворчал старый брюзга, на мгновение замер и твердо продолжил: – Только сразу бежать – не по-русски это. Вначале надо, по обычаю, чистые рубахи надеть!
Они двигались быстрым шагом по стерильно чистым и гулким палубам линкора, постепенно наполняющимся спешащими с озабоченными лицами людьми. Тяготение то слегка увеличивалось, то уменьшалось. Верный признак: корабль маневрирует. Молодой смахнул едва ощутимо дрожащей рукой холодный пот со лба. Это даже не столько страх, сколько лихорадочное волнение. Так дрожит породистый жеребец перед решающими скачками, где он готов выложиться на все сто процентов. Искоса посматривающий на товарища ветеран украдкой улыбался в седеющие усы. Он сам когда-то был таким. Это пройдет… конечно, если парень выживет в предстоящем бою.
На главной палубе линкора «Непобедимый» собрались матросы и офицеры отдыхающих вахт. Еще через несколько минут экипаж с лихорадочной скоростью облачался в сверкающие серебром в холодном свете потолочных плафонов боевые скафандры, лишь гермошлемы остались не застегнутыми.
На стенах загорелись экраны информационной системы. Командующий объединенным флотом Иван Крюгер выглядел как никогда серьезно. Его изображение появилось на всех БИЦ39, в боевых рубках, на экранах информационных систем и пультов связи кораблей флота. Сотни тысяч человеческих и не человеческих глаз уставились на командующего. Обведя мрачным взглядом экипаж, он рявкнул:
– Смирно! – и властно сконцентрировал на себе общее внимание.
Через несколько кратких мгновений, заполненных мельтешением людей, безукоризненно выровненный строй застыл вдоль нарисованной посредине коридора линии. На правых флангах боевых частей замер по стойке смирно неизменный командир линкора полковник Сидоренко. До выхода на заслуженную пенсию ему оставалось всего два месяца и целая война…
В напряженную тишину победитель легендарной битвы при Сириусе властно бросил:
– Внимание флоту!
По рядам пробежал невнятный шепот, словно шелест, когда перед грозою утихающий ветер пробегает по кронам замерших в тревожном предчувствии деревьев.
– Флоту приготовиться к бою. Помните об участи планет Дальний форпост и Новый Иерусалим. Я требую сделать все, что в ваших силах, чтобы не повторить трагедий. Человечество и наши уважаемые союзники биин-арапо могут потерять нас всех, но не могут позволить себе проиграть решающую битву! Мне не нужно от вас геройства, просто выполните свой долг. Уважительной причиной отступления может быть только смерть. Биться до последней ракеты, до последнего человека. Трусов буду расстреливать.
Слух резанул ошеломленный вскрик. По бледным, но решительным лицам экипажа не понять, какая буря кипит внутри.
Крюгер замер, характерный для людей волевых и властных широкий подбородок на несколько гулких ударов сердца застыл, затем командующий надсадно рявкнул:
– Во славу… – он на миг замолчал, словно хотел сказать привычное: России, но вместо этого крикнул: – Человечества!
Изображение дрогнуло, бесследно исчезло. Вместо него из динамиков полились звуки торжественной мелодии. Скорбно, но непреклонно запел хор мужских голосов:
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Перед мысленным взором матросов и офицеров еще стояли голосящие жены, дети, родители и любимые, дорогие сердцу родные места, когда раздался истошный вопль, который услышали все.
Матрос с пухлым, круглым и немного курносым лицом больного, темно-желтого, цвета, с безумными глазами, надрываясь, кричал:
– Это безумие! Их намного больше, разве нельзя договориться? Тупые правители готовы погубить последние корабли человечества и нас всех вместе с ними…
Дюжий сосед по строю повернулся.
Бам! – увесистый удар в подбородок опрокинул паникера на пол. По приказу капитана окровавленное и бесчувственное тело двое матросов, подхватив под мышки, отволокли в карцер. Досадное происшествие никак не повлияло на экипаж, лишь товарищ молодого моряка презрительно фыркнул сквозь крепко сжатые зубы:
– Трус, хуже этого ничего на свете нет. Это как эпидемия: один может перезаражать целый корабль.
– А что с ним будет?
– Его судьбу решит трибунал, – презрительно произнес старый моряк и, щурясь, осмотрел ногти.
В левом углу палубы матросы и офицеры один за другим подходили к одетому так же, как и они, в бронескафандр, батюшке. В русском флоте действовало железное правило: воевали все, не важно, кто ты – хоть священник, хоть последний тыловик. Молодой оглянулся на товарища.
– А я могу подойти, – он на миг замешкался, – к батюшке, я некрещеный.
– Иди уж, – проворчал тот, подталкивая в спину, – он никому не откажет.
А над палубой все плыли суровые звуки из далекого двадцатого века:
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…
Космические сражения угнетают медлительностью сближения: слишком велики расстояния. Несколько часов союзный флот в молчании двигался к внутренним планетам системы, но волфы, казалось, их не замечали. Космос – странное место для боя, где неожиданности немыслимы. Засадной полк, обходы, охваты и прочие премудрости тактики остались на маленьких клочках материи, называемых планетами. Там, где любое движение врага видно за многие миллионы километров, все это невозможно. Лишь лобовое столкновение, исход которого решает голая огневая мощь с небольшими погрешностями алгебры вероятностей и дух воюющих.
Союзный флот людей и биин-арапо, в соответствии с планом Крюгера, на ходу перестроился в боевой ордер. Позицию в центре занял флот Новороссийской федерации. В стойкость своих командующий верил: в сердце каждого русского все еще стучал пепел Дальнего форпоста, а солдаты, когда считали цель войны справедливой, отличались несгибаемостью в бою; к тому же их флот обладал наибольшим количеством линкоров. Эскадры остальных человеческих государств заняли место на левом фланге и частично в центре, корабли биин-арапо, в основном легкие корветы, заняли левый фланг. Три боевые линии: первая – авангард из корветов; основа боевой мощи – линкоры, вместе с легкими носителями дронов – встали во вторую; третья, резерв, состояла, в основном, из переоборудованных грузопассажирских судов – надвигались на презрительно игнорирующий их флот волфов.
На командном пункте флагмана русского флота линкоре «Аврора», названном в честь легендарного корабля двадцатого века, за толстой шкурой брони тревожно попискивала аппаратура связи и разведки; сидевшие перед дисплеями офицеры шепотом переговаривались. Командующий Иван Крюгер – прямой, словно палку проглотил, на груди сверкали орденские планки – рассматривал изображение на мониторе. Лицо превратилось в непроницаемую маску, лишь глаза чуть сузились.
– Не желаете кофе? – произнес бархатный голос, впору умопомрачительной красотке.
Крюгер повернулся. Рядом с креслом стоял робот-стюард, в манипуляторах цепко зажат металлический поднос с все еще дымящимися малюсенькими чашечками крепчайшего турецкого кофе. Ответить командующий не успел. Заполошно, разрывая в клочья звенящую тишину пункта управления, на кораблях флота взвыли сирены.
– Флот противника начал выдвижение!
Крюгер повернулся к монитору, оценил изменение обстановки, глаза на миг еще сильнее сузились. На тактическом экране с данными РЛС40 крупные белые искорки сдвинулись с места. Началось! Со стороны внутренних планет системы, оставив лишь небольшое количество корветов для блокады осажденных Нью-Чжунхо и Син-ху-ти, медленно выдвигались многие сотни военных кораблей волфов: почти две с половиной сотни тяжелых линкоров, основа мощи флота агрессора, впереди них продвигался разреженный строй корветов. Большая часть линкоров концентрировалась в центре вражеского строя. Ответственность за судьбы человечества почти физически давила на плечи. То, что он должен совершить, и притягивало, и страшило, но сейчас старый офицер почувствовал, что страх как-то отошел на второй план, а вместо него душу заполнил кураж. Губы Крюгера искривились в недоброй улыбке, скорее, не улыбке, а волчьем оскале.
Сквозь потолочный экран тьма Вселенной молчаливо вглядывалась в кресла-коконы артиллеристов. Ветеран пошевелил плечами: затекли. Все-таки, несмотря на то, что он всегда следил за физической формой, годы давали о себе знать; это во времена сражений Второй галактической войны он был мальчишкой, не старше напарника. Кстати, как он? Парень после разговора со священником, казалось, успокоился, но почувствовав взгляд старшего товарища, обернулся.
– Ну что, как дела?
Молодой слегка вымученно улыбнулся, но на лице – бедовое выражение.
– Надерем задницу хвостатикам!
Ветеран одобрительно крякнул, но все же поинтересовался:
– Боишься?
Парень несколько мгновений сидел, набычившись, но потом выдохнул – и словно воздух вышел из шарика. Черты лица расслабились, и стало видно, какой он молодой: едва восемнадцать. Ветерану на миг захотелось подойти и погладить его по хохолку отросших волос на голове. Пришлось напомнить самому себе: не время сейчас для сантиментов.
– Немного…
– То-то же! – поднял указательный палец ветеран. – Всякая божья тварь имеет страх перед смертью, а мы что, не люди? Я…