Она стояла нагая, позволяя ему вдоволь насладиться ее наготой, окутанной в призрачный лунный свет и глубокие тени. Он медленно поднял руку и коснулся ее бедра кончиками пальцев, провел невидимую линию вниз к колену, а потом опять наверх и вокруг ляжки.
Когда его горячая ладонь легла ей на бедро, она вздрогнула, потом поняла, что при первом же его прикосновении ее страх сменился глубоким и жадным желанием.
Он лежал, небрежно оперев голову на руку, и продолжал гладить ее. Его пальцы двигались по бедру, по ляжке, нежно гладили ее ягодицы. Она не смогла удержаться и застонала.
– Раздвинь ножки.
Закрыв глаза, она сделала так, как он просил. К ее удивлению, пол под ней оставался прочным, в то время как комната начала вращаться. Она почувствовала, как его рука скользнула сзади вниз по ляжке к колену, а потом, обжигая, пробежала по ноге вверх, к стыку ляжек. Она едва не умерла от стыда: сейчас он обнаружит, что она совсем готова.
Его пальцы двигались дальше.
Она сжала руки в кулаки и затаила дыхание.
Он проводил ладонью взад и вперед; она закрыла глаза, закинула голову назад. Ее всю охватило пламя. Распустившиеся волосы щекотали ей поясницу, свежий ночной ветерок прикасался к пылающей коже; она слышала свое учащенное дыхание, которое смешивалось с дыханием Лейна.
– Не нужно сдерживаться, Рейчел, – проговорил он хриплым шепотом, продолжая гладить ее. – Отдайся своим чувствам.
Она застонала; прошло несколько мгновений, когда Лейн привлек ее к краю кровати.
– Откинь с меня простыню, – велел он.
Она никак не могла понять, что он говорит.
– Откинь простыню, – повторил он.
Протянув руку, она взялась за край простыни, потихоньку потянула ее, потом, изогнув руку в запястье, отбросила ее на ноги Лейна. Он лежал перед ней обнаженный. Он ждал ее.
– Видишь, как я хочу тебя, – прошептал он и привлек ее к себе. – Вот что со мной происходит, когда я вижу тебя, прикасаюсь к тебе, хочу тебя, Рейчел.
– Я люблю тебя, Лейн, – прошептала она, пряча лицо у него на груди.
– А я намерен всю ночь любить вас, учительница, самыми разными способами.
12
Придя в отчаяние от непригодности Арни Вернермейера и собравшихся горожан, разъяренный умением Лейна Кэссиди заметать следы, Роберт Маккенна ходил взад-вперед по отцовской библиотеке. Старик рвал и метал и опрокидывал одну рюмку бренди за другой. Это был лучший бренди, какой только можно купить за деньги, но его отец был человек неутонченный, и ему было все равно. Сам же Роберт полагал, что это была пустая трата прекрасного напитка.
– Если она считает, что сможет явиться сюда и забрать Тая после этого… этого случая, она ошибается! Кто поручится, что ей не хотелось уехать с этим типом?
За последние двадцать минут Стюарт задавал этот вопрос четыре раза. И это заставило Роберта тщательней вспомнить то, что произошло утром. Рейчел сопротивлялась не так, как это сделал бы человек, чья жизнь в опасности. Вид у нее был потрясенный, смущенный, даже испуганный, но разве она выказала настоящий страх перед своим похитителем? Впрочем, все произошло так быстро, что он не мог вспомнить подробностей.
Смехотворно думать, что Рейчел и Лейн Кэссиди разыграли сцену похищения ради него. А если так, то с какой целью?
И несмотря на громогласные утверждения Стюарта о том, что все было по-другому, Роберт просто не мог поверить, будто бы перед его глазами происходило нечто иное, а не то, что он видел. Лейн Кэссиди по какой-то причине задумал увезти Рейчел, вот и все.
Роберту пришлось объяснить, что он сделал все возможное для освобождения Рейчел.
– Отец, я думаю, вам нужно успокоиться. Подумайте о своем здоровье.
– С моим здоровьем все в порядке. Я крепок, как огурец…
– У вас такой вид, будто вас вот-вот хватит удар.
Стюарт сверкнул на сына глазами и предупреждающе покачал головой.
– Говорю тебе, я в последний раз разрешил этой женщине так наплевательски отнестись к тому, что мы пытаемся для нее сделать. Я знаю, что сделал бы мой сын, будь он с нами. – Налитые кровью глаза старика наполнились слезами. – Мы не часто говорили с ним с глазу на глаз, но я знаю, что Стюарт-младший души не чаял в Тайсоне, и я позабочусь о том, чтобы мой внук рос вне влияния этой женщины.
– А вам не кажется, что вы несколько резки по отношению к Рейчел? Давайте подождем, пока она не найдется, – если она вообще найдется, – и узнаем, как все было. Господи Боже, эта бедняжка, возможно, именно сейчас терпит ужасные муки, а вы уже готовы поставить на нее клеймо и лишить ее сына.
– От всех этих скандальных историй твоя мать слегла в постель!
Роберт пересек комнату, остановился подле чайного столика на колесиках и налил в рюмку немного бренди. Грея рюмку в ладони, он пожал плечами в ответ на отцовские слова.
– Мать имеет обыкновение заболевать тогда, когда ей это нужно, вы же знаете.
Он подошел к тяжелым занавесям малинового цвета, раздвинул их немного и уставился на ночной пейзаж. Луна почти зашла, и поэтому поиски Рейчел можно до рассвета прекратить. Вокруг дома был обширный парк, а дальше простирались открытые пастбища, окруженные подножиями холмов, над которыми возвышались горы.
Он задернул занавеси и повернулся к Стюарту, который тяжело опустился в кожаное кресло с высокой спинкой подле огромного стола из вишневого дерева. Глаза у старика слезились.
– Когда мы найдем Рейчел…
– Если мы ее найдем, – вставил Стюарт.
– Когда мы ее найдем, я полагаю, вы позволите мне докопаться до истины. Такая взбалмошная птица, как вы…
– Я не взбалмошная птица!
– …можете только испортить отношения с Таем. В конце концов, Рейчел его мать. Мальчик возненавидит вас, если вы попытаетесь их разлучить. Вы этого хотите?
Роберт заранее приготовил этот довод, и чуть погодя Стюарт снова заговорил, уже несколько спокойней:
– После этого небольшого инцидента репутация Рейчел будет разрушена окончательно. Ей придется уехать отсюда вместе с нами.
Сейчас время намекнуть отцу, подумал Роберт, что он может, не обращая внимания на запятнанное имя Рейчел, взять ее с собой в Нью-Орлеан – Рейчел, мальчика и право на половину состояния Маккенна.
– Возможно, вы правы, – вот и все, что он сказал.
– Я знаю, что прав. Завтра люди обязательно выйдут на след и доберутся до этого мерзавца. Рейчел переедет к нам, и Тая мы заберем навсегда сюда, где ему и место.
Отвернувшись, чтобы не видеть, как отец расплескивает остатки бренди по своей туго накрахмаленной рубашке, Роберт направился к массивной двухстворчатой двери. Там он остановился, положив руку на хрустальную ручку, обернулся на отца через плечо и сказал, выдавив из себя улыбку:
– Посмотрим, что принесет утро, не так ли?
Рейчел потерлась щекой о подушку; придя в себя, она кожей ощутила холодок накрахмаленной ткани и устойчивый запах лаванды, исходящий от саше, которые Дельфи неизменно клала в стопку между сложенными простынями. Глубоко вздохнув, молодая женщина потянулась и открыла глаза навстречу прекрасному новому дню и неотвратимости того, что случилось.
Она с изумлением обнаружила, что лежит по-прежнему обнаженная под простыней, едва прикрывающей бедра. В ужасе кинув взгляд на дверь и на раскрытое окно, она схватила простыню и, укрывшись по шею, вцепилась в нее мертвой хваткой, при этом крепко зажмурившись.
Рейчел досчитала до десяти. Потом еще до десяти. Наконец собралась с духом и опять раскрыла глаза. Окинула взглядом комнату для гостей. Никаких признаков пребывания Лейна, ничего, что могло хотя бы намекнуть на то, что он провел здесь ночь. Ничего – за исключением томного удовлетворения, от которого все лицо у нее пылало, и нового для нее непреодолимого желания поднять занавеси и рассказать всему миру свою тайну.
В комнате для гостей был, как всегда, полный порядок. На окнах колыхались занавески из органди, в углу напротив двери стояла полка, задернутая стеганой портьерой. На обоях горели желтые розы, и вся комната была словно наполнена цветами. На рабочем столике все еще стояли аккуратными рядами коробочки и жестянки с бисером и прочими принадлежностями – здесь она занималась своими веерами.
Все было, как всегда, и вместе с тем все было по-другому.
Изменилась она сама, ведомая властью любви. Теперь она обрела веру в себя, которой ее лишил Стюарт. Ночью Рейчел ласкал ее так, как она и представить себе не могла, а незадолго до рассвета она проснулась, и у нее хватило смелости опять вызвать его на ласки. И она опять уснула в его объятиях.
Взглянув еще раз на часы, чтобы убедиться, который час, она вдруг заметила нечто такое, чего не заметила до этой минуты.
На туалетном столике лежали цветы. Там была прекрасная роза, лилия и несколько фиалок из ее сада. Она медленно прошла через всю комнату и остановилась, глядя на цветы. Бархатистые лепестки розы были так же хрупки, как ее чувства в это утро. Она не осмелилась прикоснуться к ним, просто нагнулась и спрятала носик в сердцевину цветка.
За цветами лежал сложенный лист бумаги. Улыбаясь, Рейчел взяла записку, но когда она прочла слова, аккуратно выведенные сильным ровным почерком, ее губы сжались, и яростным усилием молодая женщина удержала готовые пролиться слезы.
Дорогая Рейчел,
когда я проходил по вашему саду и увидел все эти цветы в предрассветной дымке, мне вспомнились строчки из стихов Томаса Бейли:
Мне бы бабочкой быть,
рожденной в саду,
Где лилии, розы и фиалки растут.
Бойд заставил меня выучить эти стихи, но до сегодняшнего дня я не понимал, как они хороши.
Будьте стойкой, Рейчел.
Лейн.
Снова и снова перечитывала она эти строки, и сомнения ее улетучились. Она осторожно сложила записку, решив, что будет носить ее на груди.
Лейн, как и обещал, был в эту ночь ее учителем, и правильно сделал. Все годы супружеской жизни Стюарт убеждал ее, что она фригидна и никого не может вдохновить в постели. Лейн очень быстро убедил ее совершенно в обратном. Его прикосновения оживили ее, ее прикосновения возбуждали его снова и снова.