И вот однажды, в одно мгновение — ничего не осталось, только глубокая воронка, где еще недавно стояла хата, шумела голосистая орава. Никого! Только пыль да звенит в ушах пугающая своей пустотой тишина. Алевтине тогда шел пятый год. И с замужеством ей не повезло...
Иван Иванович поглядел на часы: без десяти семнадцать.
Тюльпанов сейчас наверняка в гостях у академика Генералова. И Саня там же.
Вторгаться в чужую жизнь в такой торжественный день. Но с Тюльпановым необходимо было побеседовать, и именно сейчас, пока Алевтина Кузьминична с Крутояровым составляют фоторобот. А затем уже решать дальнейшую судьбу задержанной. Прямых улик против нее нет, лишь подозрения, нуждающиеся в проверке.
— Поехали, Сережа, знакомиться с директором гастронома «Ленинград», — сказал Иван Иванович водителю.
Гастроном с двумястами пятьюдесятью тысячами рублей суточного оборота — сложное хозяйство. Нужно вовремя выписать товар, завезти его, распределить по отделам, расфасовать и продать...
Иван Иванович решил остановиться вдали от служебного входа: там и без того тесно от машин. Стояли под разгрузкой рефрижераторы, прибывшие, видимо, издалека. Тут же, в сторонке, выжидали легковые автомашины. Их хозяева не знают, что такое очередь, они превосходно изучили все служебные входы и выходы.
Иван Иванович зашел в магазин. Здесь пахло мукой, рыбой пряного посола и еще чем-то специфическим.
— Подскажите, как пройти к директору магазина, — попросил он женщину в белом халате.
— К Александру Яковлевичу? — переспросила та.
— Именно к Александру Яковлевичу, — подтвердил Иван Иванович.
— Поднимитесь на второй этаж.
Приемная директора была под стать кабинету министра: стены выложены цветным пластиком, пол паркетный, покрытый лаком. На окнах — занавеси из шелка. У входа на должности цербера — миловидная девчушка. Одним отвечает: «Александра Яковлевича нет, уехал в горком», а других тут же проводит к шефу.
— Вы не возражаете, если загляну к Александру Яковлевичу? — обратился к ней Иван Иванович и, не задерживаясь в приемной, тут же открыл дверь в кабинет. Девушка и опомниться не успела.
За столом сидел сухощавый мужчина, возраст — где-то шестьдесят. Он разговаривал по телефону. Поднял на Ивана Ивановича уставшие серые глаза, что-то сказал в трубку тихим вкрадчивым голосом и положил ее.
— Извините, Александр Яковлевич, вас оторвал от дела областной уголовный розыск. Майор Орач, — представился Иван Иванович.
Состоялся обычный церемониал знакомства.
— У меня к вам вопрос: вы не помните, года два тому назад у вас в мясном отделе работал человек по имени Миша? По всему, человек в теле. Выпивал литр водки и съедал три килограмма жареной свинины. За один присест или за день — не могу сказать.
Александр Яковлевич улыбнулся. У него были обескровленные, сухие губы, так что улыбка получилась кисловатой.
— Щеранский. Он уже более года у нас не работает, — уточнил директор гастронома.
— А не подскажете, где он сейчас обитает?
— Городской холодильник.
Адрес был точен. Имя, фамилия известны. Остальное, как говорят футбольные комментаторы, «дело техники».
Иван Иванович собрался уходить, когда директор спросил:
— Он вам очень нужен?
Иван Иванович почувствовал в этом вопросе какой-то скрытый смысл, поэтому ответил осторожно:
— Уголовный розыск к товарищу Щеранскому претензий не имеет, но рассчитывает получить от него нужную информацию.
— В таком случае ищите его под другой фамилией — Михаил Александрович Шурин, — уточнил директор.
— Он что, женился на молодой даме и принял ее фамилию? — осведомился Иван Иванович.
— Нет, расписался со старой, с которой прожил двадцать лет. И вместе с фамилией сменил заодно имя-отчество.
— А был? — поинтересовался Орач.
— Щеранский Моисей Аронович стал Михаилом Александровичем Шуриным. В связи со сменой фамилии и ушел от нас, чтобы не было насмешек.
Ну что ж, жизнь есть жизнь: человек устал от собственного имени.
Теперь возникла дилемма: куда ехать? На холодильник, где работает Михаил Александрович Шурин, или к Тюльпанову? Кто из них нужнее? Оба. Тюльпанов — на именинах у Генераловых. Он никуда не денется. А вот с Шуриным сложнее. Дать о нем справку может отдел кадров. Но сегодня уже тридцатое апреля, впереди — три дня праздников...
Иван Иванович взглянул на часы и понял, что уже поздно не только ехать на холодильник, но и звонить туда. Оставалось разыскать Шурина через паспортный стол: установить его домашний адрес.
Так проблема разрешилась сама собой: к Тюльпанову.
В доме играл магнитофон, музыку было слышно на улице. Иван Иванович нажал кнопку звонка на калитке. Тут же щелкнул динамик, и мягким голосом Матрена Ивановна сказала:
— Не заперто нынче у нас, щеколду, мил-человек, нажми.
Иван Иванович и в прошлый раз звонил, не пытаясь войти обычным способом: нажать щеколду и толкнуть калитку. Уж больно внушительные были ворота, как в крепости.
Веселье в доме было в разгаре. Гости собрались на просторной веранде, оглушительно, как нынче принято, орал магнитофон, будто вокруг были глухие.
На пороге стояла Екатерина Ильинична. В длинном черном платье из блестящей материи с люрексом. Голову ее украшала замысловатая экстрамодная прическа (иной у Генераловой и быть не могло). В глазах — веселые чертики. Озорная, игривая. Увидев гостя, обрадовалась:
— Иван Иванович, честное слово, не ожидала. Какой вы все-таки молодец! Пришли. Викентий Титович! — крикнула она в глубину дома. — К нам еще один Орач. Ты жаждал познакомиться с ним...
Надо было объяснить, что он пришел сюда не в гости, а по службе. Но не успел. К ним подошел высокий, стройный академик. Взглянув на него, майор милиции определил: «Сухощавый и все еще не утративший былой гибкости».
Иван Иванович именно таким и представлял себе академика Генералова: седоватый, с умными добрыми глазами, с мягкой улыбкой мудреца, приветливый, радушный хозяин. Длинные цепкие пальцы поймали и мягко стиснули руку гостя.
Иван Иванович хотел сказать: «Поздравляю», но вспомнил предупреждение Екатерины Ильиничны о том, что после семидесяти всякое поздравление — насмешка над возрастом.
— С весною! Сто лет вам здравствовать, и еще полстолько скрипеть пером о тайнах Земли-матушки.
Академик обрадовался:
— Да вы же поэт, молодой человек!
Ивану Ивановичу необычно было услышать в свой адрес слова «молодой человек». Полвека за плечами, какая уж тут молодость. Разве что «полная зрелость» — ближе к увяданию.
— Спасибо вам за сына, — тряс руку Орача академик. — Знаете, чем черт отличается от ангела?
— Черт — нормальная скотина, способная к продолжению рода своего... Так утверждал Пушкин. А ангел — что-то вроде евнуха.
Академик от души рассмеялся.
— Нет, каков юморист! Марк Твен наших дней! Но я их классифицирую иначе: черт — злой гений, ангел — добрый. Злой гений предложил перекрыть плотиной Берингов пролив, отрезав от теплых вод юга Ледовитый океан. Раскусили, чем это пахнет? Тогда он предлагает: перекрыть плотиной Карабогаз... Ибо если не перекроем — выпьет он Каспий... Перекрыли — и сразу же изменился климат во всех среднеазиатских республиках. Ведь такыры и сероземы без воды — пустыня. Пришла в цветущие долины засуха. И полив не помогает, лезет соль на поверхность, гибнет земля. А добрый гений сказал: «Байкал — замкнутый геофизический район, уникальный экологический заповедник. Любое вмешательство в экологию этого района разрушит его целостность, и мы потеряем сокровище, ценность которого для человечества нельзя себе представить».
— Иван Иванович, — вмешалась в разговор Екатерина Ильинична, — спешу вам на помощь, академик каждого новоявленного в этом доме спешит приобщить к своей вере. Ради этого он готов заговорить вас до смерти.
— Катюша! — удивился академик. — Но я же — о Сане! О доброте его таланта. Хотел сказать Ивану Ивановичу спасибо за сына.
Он еще раз с жаром пожал руку Орачу.
— Иван Иванович, вы как раз вовремя. Позвонил Саня, вот-вот прибудет, и мы сразу за стол. Вы давно с ним расстались? — спросила Екатерина Ильинична, вкладывая в эти слова особый, понятный только Ивану Ивановичу смысл.
— У него еще были свои дела...
И сразу же вспомнил ту дурацкую историю с подпиской о невыезде. Опаздывать Саня не любит, должен был бы уже придти, тем более на именины к академику.
Мелькнула тревожная мысль: «Чего доброго, подался объясняться с Жеболенкиной... А это сейчас ни к чему».
— Екатерина Ильинична, а меня к вам снова привела служба... Тюльпанов Александр Васильевич здесь?
— Что-то сверхсрочное? — Генералова не хотела верить в то, что гость пришел не на семейный праздник, а по неприятному делу.
— Алевтина Кузьминична взяла у Пряникова машину, чтобы навестить больную мать, и попала в не совсем приятную историю.
— Разбилась?! — вырвалось у Генераловой.
— Жива и невредима, но история все-таки неприятная.
— Тайна?
— Просто я суеверный и не люблю говорить о незаконченных делах. Вот станет все на свои места — тогда с меня история на целый роман.
— С убийством! — потребовала Екатерина Ильинична. — Но хочу обратиться к вам, Иван Иванович, с просьбой.
— Я весь внимание, — ответил он и прищелкнул игриво каблуками.
— Александр Васильевич — человек легко ранимый, так вы уж с ним поделикатнее...
— Только так, — заверил ее Орач.
Иван Иванович, не откладывая дела в долгий ящик, тут же от Генераловых позвонил в справочное бюро и запросил адрес Щеранского-Шурина.
Екатерина Ильинична завела Ивана Ивановича в гостиную, где на полу, на ковре, прислонившись спиной к креслу, и смотрел телевизор белобрысый человек в белых брюках и бледно-голубой рубашке. Шлепанцы стояли рядом.
— Александр! Опять на полу! Да что за манера! В белом костюме.
Тюльпанов рывком поднялся и виновато, по-детски, отряхнул брюки.