– Аглая – удивительная женщина, редкая, – задумчиво говорил Бекетову Ветров, попивая дорогое пиво из высокого запотевшего бокала.
Следователь невольно обратил внимание на его руки – крепкие, с длинными сильными пальцами, словно изъеденными то ли кислотой, то ли огнем. Собеседник перехватил его взгляд, усмехнулся коротко.
– Грехи юности. В детстве с друзьями карбидом баловались, помните поди, как его в лужи кидали, чтобы дым шел и шипение. Всегда мальчишкам это нравилось. Вот только не все знают, что при этой химической реакции выделяется газ ацетилен, который вообще-то пожароопасен. В общем, закурил я при этом неудачно. Не то чтобы сильно пострадал, но память осталась на всю жизнь. Были бы у меня дети, была бы им наука.
– А что с детьми? Не сложилось?
Во взгляде собеседника мелькнуло что-то непонятное.
– Да в молодости все казалось, что рано на себя хомут надевать. Я, знаете ли, видным парнем был, женщины так и вешались. Но я особо не торопился, предпочитал быть свободным. Долго в Тюмени работал, туда многие на заработки подавались. И я тоже. Потом влюбился в замужнюю женщину, она семью рушить не хотела, так что лет восемь я впустую потратил, не мог себя заставить от нее оторваться.
– Вы про Аглаю Тихоновну сейчас говорите?
Тот же непонятный взгляд.
– Нет, что вы, это гораздо раньше было. Потом я в Москву вернулся, уже перестройка была, бизнес крупный начинался, я как-то вовремя в струю попал. Тут уже не до личной жизни было. Во-первых, крутились с утра до вечера, домой только и приходили, чтобы упасть в кровать и уснуть. Во-вторых, времена-то помните, какие были. Убить могли в любой момент. Как-то не готов я был вдову оставлять и сирот. Ну, а потом уже Аглаю встретил. И присох, знаете ли. Я же говорю, она женщина удивительная. К таким душой прикипаешь один раз и на всю жизнь. Она как дорогое вино, которое, раз испив, ни на какое другое не променяешь.
– И что же у вас с ней не сложилось? Аглая Тихоновна уже свободна была, когда вы познакомились.
– Простите, как вас зовут, я запамятовал.
– Владимир Николаевич.
– А вы женаты, Владимир Николаевич?
– В разводе, – коротко сообщил Бекетов.
– То есть повторно в узы брака вступать не намерены? Понимаю. Видите ли, когда мы познакомились, я был уже взрослым, немолодым даже человеком с устоявшимися привычками. А Аглая на тот момент еще отходила от смерти мужа и очень чтила его память. Потом случилась эта ужасная трагедия с Олей, я до сих пор удивляюсь, с каким мужеством эта хрупкая женщина тогда держалась. Такое горе, единственная дочь, внучка на руках осталась, кроха совсем. Конечно, я был рядом и старался помочь, чем мог. Но ни о какой личной жизни Аглая тогда и не думала, а мне казалось неуместным проявлять свои чувства. Так и остались мы друзьями формально, а по сути – родными людьми. Практически родственниками.
Рассказ Бекетова Катя слушала, напряженно наморщив лоб. Она даже глаза закрыла, пропуская сквозь себя реплики, словно принадлежали они кому-то из литературных героев, оживающих на сцене. Текст был гладкий, ровный, какой-то округлый, так бывает, что и зацепиться не за что. И все-таки Кате хотелось воскликнуть «не верю», вот как не вовремя проснулся в ней Станиславский.
Она честно призналась Бекетову, что считает Вадима Алексеевича самым подходящим подозреваемым, потому что две пожилые женщины – Мирра и Нина – не годились на эту роль абсолютно, а последним оставался только Мишка, Михаил Лондон, дальний родственник Колокольцевых, семья которого Кате была симпатична. Мишка не мог быть злодеем, это Катя знала совершенно точно.
Однако Бекетов пробил Ветрова по базе и ничего подозрительного в его биографии не нашел. Все, что рассказывал пожилой бизнесмен, было правдой, и отзывы о нем и его бизнесе были исключительно положительные.
В выходной Катя забежала к Аглае Тихоновне, потому что ездила на рынок, где купила свежайших овощей и фруктов. Своей немолодой подруге она тоже накупила баклажанов, кинзы, розовых, трескающихся от сока азербайджанских помидоров, потому что знала, что Алая Тихоновна очень их любит и мастерски запекает в духовке. Она вообще любила все, что было связано с солнцем и жаром, видимо, потому что выросла в холодном и бедном на витамины Магадане.
В гостях у Колокольцевых она столкнулась с Вадимом Алексеевичем, деловито прибивающем какую-то новую полочку на кухне. Несмотря на то, что в прошлом он ворочал солидным бизнесом, руки у Ветрова были, как говорится, к месту, и никакой работы по дому он не чурался.
– Привет, Катенька, – ласково поздоровался он, чуть шепелявя, потому что держал во рту какие-то шурупы. – Как живете, красавица? Скоро ли порадуете нас премьерой?
– Да вот, в июне собирались премьеру устраивать, – горестно сказала Катя. – Да перенесли на осень. Пока на сентябрь, а там кто ж его знает.
– Кого играешь?
– Я не играю, я режиссером в этот раз, – сказала Катя. – Репетиции идут ни шатко ни валко. Так обидно, столько сил вложено и труда, и все коту под хвост из-за вируса этого противного. И на море хочется ужасно. Невозможно же все лето в Москве провести и не уехать никуда. За границу не пускают, а на наш юг не хочется совсем, народу толпы, а сервиса никакого.
– Да уж, наш юг – это тебе не испанская Ривьера, – скрипуче засмеялся Вадим Алексеевич. – Ни тебе полей для гольфа, ни королевских дворцов, ни вечеринок на яхтах, ни цен таких, как на Золотой миле.
– Золотой миле? – Катя смутно знала такое название, но не помнила, к чему оно относится.
– Ну да, Золотая миля – это участок побережья между Марбельей и портом Банус, километров шесть вроде, не больше. И вот на этих шести километрах и расположены особняки всяких мировых знаменитостей, включая Антонио Бандераса, и летний дворец короля Саудовской Аравии. Не доводилось бывать?
– Ну, не все у нас крупные бизнесмены, – засмеялась Катя, – если у вас там дом, то пригласите посмотреть. Правда, интересно увидеть Антонио Бандераса.
– Нет, дома у меня там нет, – Вадим Алексеевич снова рассмеялся. – Мне родные березы, знаешь ли, всегда дороже заморских пальм были. И борщ я люблю больше, чем гаспаччо. Такой вот плебейский вкус, сообразно происхождению моему, рабоче-крестьянскому. Но бывать бывал. Грешен, люблю косточки свои на пляже погреть и, как и вы, заграничные курорты предпочитаю.
– А тебе бы побережье Коста-дель-Соль пошло, – задумчиво сказала Аглая Тихоновна. – В моем представлении, девочка моя, ты вполне заслуживаешь подобной роскоши. Я читала, что в 2010 году там провела летние каникулы Мишель Обама, а чем ты хуже?
– А вы тоже бывали в Испании, Аглая Тихоновна?
– Я? Один раз, давно. Но в целом, чтобы что-то знать, необязательно видеть это своими глазами, можно и прочитать. К примеру, знаю, что от старого города к побережью ведут живописная аллея Пасео де Аламеда и Авенида-дель-Мар, где расположены десять оригинальных скульптур Сальвадора Дали. А еще там проводят кучу музыкальных фестивалей и праздников, которые тебе, девочка, как человеку творческому, наверняка пришлись бы по душе. Если я ничего не путаю, то в июне это городской праздник в честь покровителя Марбельи – святого Варнавы. В июле – фестиваль регги-музыки, а в августе оперный фестиваль. Нет, решительно, надо бы там побывать.
– Явно не в этом году, – вздохнула Катя. Старики ей нравились, они были такие трогательные и добрые. – Ладно, Аглая Тихоновна, я побежала, у меня по плану сегодня уборка, а вечером, если погода не подведет, мы с Владимиром Николаевичем собираемся в летнее кафе. Надеюсь, нам будет что обсудить в связи с нашим делом.
– Он тебе нравится? – проницательно спросила ее старшая подруга.
– Кто? – Катя предпочла притвориться, что не поняла вопроса.
– Этот следователь. В жизни не поверю, что ты так рьяно интересуешься убийством посторонней старухи только из чистого любопытства.
Сказанное резануло ухо, потому что на Катиной памяти Аглая Тихоновна никогда не была жестокой.
– Она не просто старуха, она бабушка Ани и ваша школьная подруга, – с металлом в голосе сообщила Катя. – Кроме того, признаться, меня больше волнует не ее безвременная кончина, хотя не каждый день я сталкиваюсь с тем, что кого-то убивают шилом, а опасность, которая может грозить вам. А что касается Бекетова, то, пожалуй, да, он мне нравится.
– Мне ничего не угрожает, – смягчив тон, сказала собеседница. – Деточка, поверь, ты вбила это себе в голову, и я тебя не обвиняю, потому что сама, под влиянием минутной слабости, дала тебе повод так считать. Но прошло время, я успокоилась, пришла в себя после этого ужасного известия и теперь четко осознаю, что мне ничего не угрожает. Поэтому, если ты тратишь время на встречи с этим человеком, чтобы меня защитить, то, поверь мне, это лишнее. Но если он тебе действительно нравится… Хотя в любом случае, конечно, это твое дело.
Такая щепетильность была уже гораздо больше в духе той Аглаи Тихоновны, которую знала Катя. Что ж, в стрессовых ситуациях любой человек меняется, а пожилая женщина явно лукавит, когда говорит, что полностью оправилась от случившегося. После всех трагедий, что были в ее жизни, каждое новое несчастье не может восприниматься иначе как ударом под дых.
Распрощавшись, Катя вышла на улицу и неожиданно для себя решила пройтись по Цветному бульвару. День сегодня стоял сухой и теплый, по-настоящему летний, каких в наших широтах выпадает немного. Сворачивая на бульвар, Катя обернулась и подняла голову, чтобы сама не зная зачем бросить прощальный взгляд на окна Аглаи Тихоновны.
Окна были неподвижны, потому что хозяйка квартиры и ее гость вовсе не горели желанием смотреть Кате вслед. Она даже засмеялась тихонько от самой мысли о такой нелепой возможности. Зато этажом ниже в окне колыхалась штора, и Катя успела заметить Нину Петровну, видимо, смотревшую в окно, но сейчас отошедшую вглубь помещения, кажется, кухни. Катя снова улыбнулась: что еще делать пожилым людям в этом странном году, кроме как смотреть на замедлившуюся, но все-таки жизнь через окно.