Катя вернулась в постель и попыталась понять, что именно вызвало у нее внезапный приступ паники. Кажется, ей не снилось ничего страшного. Привычка докапываться до самой сути, из-за которой Екатерина Холодова слыла страшной занудой, помогла и сейчас. Пожалуй, сердце не на месте из-за слов Бекетова, что у Михаила Лондона нет алиби.
К внучатому племяннику Аглаи Тихоновны Катя относилась хорошо. Он был славным человеком, и его жена Маша ей нравилась тоже, потому что была спокойной немногословной женщиной, как это принято говорить, милой и домашней. Близко с ними Катя, разумеется, не дружила, но периодические встречи у Аглаи Тихоновны позволяли сделать вывод, что это приятные, культурные, образованные люди. Желать им зла у Кати не было ни малейшей причины.
Она ни на минуту не верила в то, что Михаил Лондон, Мишка, мог кого-то убить, да еще так решительно и жестоко. Но он обманул жену, сказав, что поехал на работу, и соврал следователю, заявив, что несколько часов гулял в закрытом на карантин парке. Так где же он был?
Лучший способ узнать – это спросить. Кажется, так однажды сказал ей Бекетов, а значит, нужно встретиться с Мишкой и задать ему прямой вопрос. Катя – не следователь, ей он, может быть, и ответит. Приняв решение, она успокоилась настолько, что юркнула под одеяло и тут же уснула. Ни свет занимающегося утра, ни продолжавшая громыхать гроза ей не мешали, и к звонку будильника Катя отлично выспалась.
Часов около десяти утра она решила, что беспокоить людей воскресным утром вполне уже прилично. Телефонного номера Лондонов у нее не оказалось, но это упущение мгновенно исправила Глашка.
Если юная подруга и удивилась неожиданному интересу Кати к ее дальнему родственнику, то виду не подала. А может, еще не очухалась спросонья. Записав номер, Катя помедлила мгновение, пытаясь выстроить в голове правильное начало разговора, но потом махнула рукой, решив, что кривая как-нибудь да вывезет.
– Миш, привет, это Катя Холодова, – сказала она, когда после нескольких гудков собеседник взял трубку.
Он помолчал немного, видимо, оценивая необычность ситуации. Никогда до этого Катерина ему не звонила.
– Привет, – наконец сказал он. – Что-то случилось? С тетей?
– Нет-нет, – поспешила успокоить его Катя. – Миш, мне надо с тобой встретиться.
– Встретиться? – он снова помолчал, явно что-то прикидывая. Причину ее звонка? Свои возможности? – Ну, давай, приезжай к нам, Маша будет рада тебя повидать. Она сейчас в магазин выскочила, я ей позвоню, чтобы купила что-нибудь на обед, понаряднее.
«Нарядному» обеду Катя улыбнулась.
– Миш, а мы можем встретиться наедине? – спросила она. – Без Маши. Мне нужно с тобой поговорить о том, что случилось, и я бы не хотела тревожить Машу, заранее не зная, из-за чего она может расстроиться. Ты можешь выскочить из дома ненадолго? Я не задержу тебя слишком сильно.
– Да могу, конечно, но, честно, этого не требуется. Машка сейчас вернется из магазина и поедет родителям продукты отвозить. Они у нее до сих пор на карантине, на даче. Так что я сейчас ей позвоню, скажу все-таки купить что-нибудь на ужин, потом она уедет, а ты приезжай пораньше, до ее возвращения успеем поговорить, раз тебе надо, а потом останешься в гостях. Мы будем тебе рады.
Катя прислушалась к себе. Если разговор пойдет как-то не так, будут ли у нее силы после него остаться у радушных хозяев и поддерживать светскую беседу? Удобно ли вообще напрашиваться в гости, если хозяева ее не приглашали?
– Ладно, – решилась она. – Такой план меня устраивает, только десерты я привезу сама. Терпеть не могу нахлебничать. Во сколько мне приехать?
– Приезжай к часу, – подумав, ответил Михаил. – У нас с тобой будет часа два на разговоры и приготовление обеда. Хватит?
– Уверена, что да. И на то и на другое.
– Ну и прекрасно. Я тебя жду, потому что ты, признаться, меня заинтриговала.
К Лондонам Катя приехала, привезя с собой коробку пирожных из любимой кофейни и бутылку красного вина. Открывший ей дверь Михаил был в клетчатом кухонном фартуке и, видимо, уже приступил к приготовлению обещанного обеда. На кухне что-то шкворчало, и пахло просто изумительно.
– Маша уже на даче, – сообщил он, принимая из Катиных рук коробку и пакет. – Тапочки доставай сама и приходи на кухню. Я мариную стейки, чтобы зажарить их на гриле. У нас на балконе установлен чудный гриль, по нынешним временам отличная инвестиция во вкусную и здоровую пищу. Если порежешь салат, буду признателен.
– Да, давай, конечно, я помогу, – согласилась Катя. – Только руки помою.
Она охотно приступила к выполнению данного ей поручения, следя краем глаза, как Мишка споро двигается по кухне, открывает и закрывает холодильник, взбалтывает в мисочке какой-то соус, насыпает яблочную стружку из специального пакета. Он все делал красиво и уверенно, по крайней мере, Кате нравилось смотреть на то, как он двигается. В его движениях не было ни волнения, ни суетливости.
– Так, и о чем ты хотела со мной поговорить, Катюша? – с мягкой улыбкой спросил Лондон.
– Миш, где ты был в то время, когда убили Антонину Демидову? – бухнула Катя, и его лицо сразу застыло, словно заморозилось.
– А что? – хрипло спросил ее собеседник и откашлялся, потому что голос у него поехал куда-то вверх, дал петуха. – Почему тебя это интересует?
– Миша, я с большим теплом отношусь к Аглае Тихоновне и с симпатией к тебе и Маше. Поэтому я не хочу, чтобы ты в одночасье стал главным подозреваемым в деле об убийстве.
У Михаила, что называется, глаза на лоб полезли.
– Я? Подозреваемым? В деле об убийстве? Катя, ради всего святого, за что мне было убивать эту старуху, я ее ни разу в жизни не видел и даже не догадывался о ее существовании.
– Откуда я знаю? – воскликнула Катя. – Может быть, эта, как ты выразился, старуха, приехав в Москву, вознамерилась разрушить жизнь Аглаи Тихоновны. А для этого начала собирать информацию о ее родственниках. Времени на это благодаря коронавирусу у нее было предостаточно. А потом узнала что-то про тебя, начала шантажировать. Могло такое быть? Скажи.
– Кать, а ты детективы, случаем, не пишешь? – осведомился Лондон нервно. – Что за дичь ты несешь? Чем, скажи на милость, меня может шантажировать какая-то бабка? Я что, на британскую разведку работаю?
– Миш, я не хочу с тобой препираться и ни в чем тебя не подозреваю. Но пойми, отсутствие у тебя алиби выглядит очень подозрительно. В ответ на простой вопрос, где ты был, ты соврал. Причем на первой лжи тебя очень легко поймали, а вторая ложь выглядит такой неубедительной, что тебя невольно начинают подозревать в том, чего ты не делал. Просто скажи, где ты был в то утро.
– Я не могу, – выдавил из себя Михаил.
– Но почему?
– Потому что это может дойти до Машки, и тогда все развалится, а я не могу этого допустить.
Катя смотрела на него, такого неловкого и смущенного, и в голове у нее забрезжила догадка.
– Мишка, ты что, Маше изменяешь? – спросила она. Он дернулся как от удара током. – Твое поведение имеет только одно объяснение. Ты соврал жене, что пошел на работу, а сам провел полдня у любовницы. И теперь ты не можешь признаться в этом полиции, потому что боишься, что твоя жена обо всем узнает. Так?
– Так, – обреченно кивнул ее собеседник. – Кать, я понимаю, что выгляжу в твоих глазах трусом и подлецом и буду выглядеть еще хуже, если попрошу тебя не говорить Машке, но я все же попрошу. Я ее люблю и разводиться не хочу, а она меня ни за что не простит. Ты же знаешь, это самый страшный из ее кошмаров. Она старше меня на четыре года, и ее всегда это напрягало. Она даже замуж за меня отказывалась выходить, потому что была уверена, что я буду ей изменять.
– И была права. Жену ты любишь, разводиться не хочешь, но баба у тебя есть, – мрачно констатировала Катя. – Нет, ты не думай, мне это очень даже понятно, потому что именно по этой самой причине я оказалась в разводе. Мой муж тоже меня любил и разводиться не хотел. Но ему нужна была свежесть эмоций на стороне, а я была полной мещанкой, которая не оценила искренности его чувств ко мне.
– Мужики так устроены…
– Вот только не надо подводить под кобеляж философскую базу, – сухо сказала Катя. – И вообще, я не собираюсь читать тебе мораль на тему, что такое хорошо и что такое плохо. Ты большой мальчик, сам знаешь. И Маше я, конечно же, ничего не скажу, потому что меня это совершенно не касается. Я вообще могу уйти до того, как она вернется.
– Нет уж, ты дождись! – всполошился Лондон. – Она же знает, что ты придешь на обед, как я ей объясню, почему ты ушла?
Катя задумчиво смотрела на него и, видимо, в ее взгляде читалось такое презрение, что Михаил отвернулся к плите, деловито зашуровал там, доставая из кастрюли с маринадом куски мяса.
– Главное, что ты не мог убить Антонину Демидову, потому что не был на Цветном бульваре в то утро, – задумчиво сказала его спине Катя. – У тебя есть алиби, и, клянусь богом, это просто замечательно. Просто камень с плеч, если честно. Даже если вскроется, что ты – бабник, Аглая Тихоновна это переживет. Главное, что ты не убийца. Этого бы она, пожалуй, не вынесла.
– Прикольно смотреть на то, как ты ей предана, – Михаил перестал прятать глаза, понимая, что неприятная для него часть разговора позади. – Нет, я, конечно, тетку люблю и понимаю, что человек она масштабный, махина, глыба, но такого искреннего поклонения, как у тебя, не встречал. Чем, интересно, она тебя так зацепила?
Катя помолчала, обдумывая ответ. Ей самой было интересно попробовать сформулировать вслух свое отношение к этой пожилой женщине.
– Ты знаешь, – наконец, сказала она, – наверное, в первую очередь меня привлекает порода. Вот все эти дворянские корни, которые есть у тебя и у Аглаи Тихоновны с Глашкой, не так уж просто вытравить, изгнать из крови. То благородство, с которым она говорит, ходит, поворачивает голову, оно у нее врожденное, а не приобретенное. Этому не научиться. Изяществу, превосходству, вкусу… Это можно только впитать с молоком матери. И мне просто нравится смотреть на проявления всей этой белой кости и голубой крови. Не знаю, понятно ли объясняю.