— Ты вот что, Шура, выставь пулемет на верхнем ярусе. Туда вот-вот ворвутся арабы!
— Я уже сделал это! Или думал, в бункере аборигенов встречать буду?
— Вот и молодец! Слушай дальше! Остальных ребят подведи к выходу из бункера на берег! Как услышишь взрыв от падения вертолета, дергай в море! Да пулеметчиков не забудь!
— Ты что, решил атаковать «вертушку»?
— Делай то, что сказано, ладно? Все, кончаем базары, работаем!
— Андрей!..
Но Сургин уже отключил рацию.
Он поднял автомат, поймал в прицел один из топливных баков вражеского вертолета и дал по нему длинную очередь. Огненный шар перевернул винтокрылую машину, и та несущим винтом вниз рухнула на землю. Раздался оглушительный взрыв. Андрей вскрикнул:
— Есть! Долетался, сука!
Он взглянул на берег, по которому начали отход спецы Семашина. Теперь можно и самому уходить. Андрей уже готов был прыгнуть в трещину, как в глазах вдруг вспыхнули тысячи ярчайших звезд. Удар невероятной силы обрушился на голову, и он полетел в пропасть. Падая в каземат, за мгновение до того, как потерять сознание, Сургин успел увидеть черную тень, метнувшуюся к нему, и подумать: «Все!» После чего внешний мир перестал существовать для него. А тень, подскочив к майору, схватила того под мышки и лабиринтами потащила к обрыву.
Андрей не чувствовал, как на него надели акваланг, как сбросили в воду и, прицепив к «Дельфину», доставили на подводную лодку. Ничего этого он не чувствовал. Его сознание осталось на суше, в казематах древних оборонительных сооружений берберов. А подводная лодка, тем временем приняв на борт боевую группу спецназа, быстро отошла в нейтральные воды, оставив за чертой горизонта берег арабского государства Кунир. Спецназ свою задачу выполнил.
Эпилог
Пришел в себя Сургин ночью, когда за окном хлестал летний ливень. И сразу увидел спящую в кресле жену. На ней был накинут белый халат. Андрей обвел взглядом помещение, в котором находился, и понял, что лежит в больничной палате. Пошевелил руками, ногами, все на месте, только болит голова, но это уже ерунда. Попытался вспомнить, каким образом оказался здесь. И не смог. Только бой в укрепрайоне на берегу моря, вертолет, по которому он стрелял из автомата и который взорвался в воздухе, упав на землю несущим винтом вниз. И ярчайшая вспышка перед глазами, удар по всему телу, падение в пустоту… метнувшуюся к нему тень. И все! Повернув голову, увидел на тумбочке графин с водой и стакан. Сургин почувствовал, что нестерпимо хочет пить. Потянулся рукой к посуде и опрокинул стакан. Проснулась Рита.
— Андрюша, очнулся?
— Очнулся, Ритуль!
— Слава богу! Я так боялась, что ты впадешь в кому.
— Где мы, Рита?
— В госпитале, недалеко от Москвы, а где конкретно, сама не знаю! Вечером Потапов сообщил, что тебя, раненного, доставили в Москву, и прислал машину. Генерал говорил – ничего страшного, но так всегда говорят, когда хотят успокоить! Приехала, а ты тут один в палате, без сознания. Врач объяснил – тяжелая контузия. Я к Потапову – что произошло? Он в ответ – такова наша работа, но ты, мол, скоро будешь в порядке. Я осталась. Да никто и не гнал меня.
— А какое сегодня число?
— 29 июня. Утро 29 июня.
— А как дочь?
— Ирина здесь. В соседней комнате спит. Я кормлю ее. Хорошо, молоко не пропало! Так перенервничала.
Сургин попытался улыбнуться:
— Теперь можешь успокоиться. Все будет в порядке, Потапов никогда не обманывает! Ритуль, налей воды, пить хочется.
— Да-да, конечно. Может, минералки? Есть бутылка «Нарзана».
— Все равно.
Кое-как, проливая минералку, Сургин утолил жажду. После чего жена покинула палату, чтобы почти сразу вернуться с начальником отделения госпиталя Службы полковником Ивашиным и молодой медсестрой, державшей в руках шприц с какой-то светлой жидкостью.
Ивашин нагнулся к Андрею, внимательно посмотрел в глаза майору, присел в кресло:
— Оклемался, гвардеец?
— Похоже на то, Валерий Георгиевич?
— Знаешь меня? Уже лечился в отделении?
— Нет, но вас знаю.
— Что в принципе неважно. Голова, говоришь, болит? Немудрено. Контузия тяжелая, но сейчас боль снимем! – Он повернулся к медсестре: – Наташа! Сделай укол!
Сестра повиновалась. Сургин почувствовал, как боль притупилась. Спросил у начальника отделения:
— С головой ясно, а вот как насчет всего остального?
Ивашин успокоил Сургина:
— Если не считать ссадин и ушибов, все остальное, как ты выразился, в порядке. Необходимо время и покой, ну и немного медицинской поддержки на первых порах. Организм у тебя крепкий, недели через две встанешь как ни в чем не бывало! А пока лежи, лучше спи! Супруге, думаю, в палате делать больше нечего, тем более у нее ребенок грудной.
Пришлось Рите подчиниться. Она наскоро попрощалась с Андреем и, поцеловав мужа, вышла из палаты. За ней последовала медсестра. Полковник тоже направился к выходу. Но на пороге остановился:
— Поспи еще, майор. Я сообщу Потапову, что ты пришел в сознание. Думаю, генерал сам заявится в восемь часов, если не раньше. А пока отдохни. Главное лечение для тебя – покой и сон. Ясно?
— Ясно, полковник.
— Если будет худо, на стене кнопка.
Ивашин вышел из палаты, Андрей остался один. Слушая шум неослабевающего ливня, незаметно уснул.
Проснулся Сургин с приходом Потапова.
— Ну, здравствуй, Андрюша! Здравствуй, дорогой!
Майор ответил:
— Здравия желаю, генерал.
— Говорить-то не тяжело?
— Нет. Скажите, Николай Викторович, как завершилась акция? Я не помню концовку.
Потапов поведал Андрею, что того контузило взрывом гранаты, которую успел метнуть один из бойцов эмирской гвардии.
— А как я оказался на атомоходе? Помню лишь, как ко мне метнулась какая-то тень.
— Это Павлов вернулся. Как объяснил потом, уже в море почувствовал тревогу и, отправив Карнаухова со спецами Семашина, вернулся. Как оказалось, очень даже кстати. Он и вынес тебя в бункер, облачил в водолазный костюм и втащил в воду. А там и сам Семашин подплыл с «Дельфином», ему сообщили, что ты остался в развалинах. Короче, таким вот образом ты и оказался на атомоходе. Ну а дальше, думаю, объяснять не надо. Уже двадцать восьмого числа, прямо с флагманского крейсера, тебя бросили сюда!
Андрей задумался. Генерал предвосхитил вопрос майора:
— О Гулаеве с Ризоевым спросить хочешь?
— Сначала о Талале.
Потапов ответил кратко:
— Ему ничего не грозит. Халиф вне подозрений.
— Это хорошо.
— Кто бы спорил. Наш человек!
— Гулаев нашелся?
— Нашелся! Он от Урус-Керта к Хаджимурадову в Грозный дернул. По пути раненого телохранителя добил. Встретившись с Азимом – а мы пасли пристанище последнего – Гулаев уже с Хаджимурадовым рванул из Чечни. Думали, в станице Егорьевской у Кадыра Озоева бандиты зависнут, ан нет, те двинулись дальше. Как думаешь, куда?
Сургин произнес:
— Мне думать вредно, но, скорее всего, Гулаев направился в Некрасовск.
Генерал улыбнулся:
— Чувствуется профессионал. Да, Гулаев с Хаджимурадовым направились в Некрасовск к Адаму Гардаеву, где вчера их спокойно, без шума и пыли, взяли ребята отряда «Гарпун».
— Это хорошо.
Потапов согласился:
— Хорошо. А вот Ризоев совершил непростительную ошибку.
— Что такое?
— Он вечером двадцать седьмого июня, прихватив с собой Мовлади Чароева и всю кассу администрации – а это немалые деньги, – бежал из Кунира. Как мы предполагаем, в Турцию. Но ловить его не будем. Это сделают либо Интерпол, либо сами бывшие спонсоры. Они вряд ли простят Висхану предательство и разыщут беглецов непременно. Хотя это уже их проблемы. Главное, что мы смогли не только вытащить Карнаухова из петли, но и нанесли такой удар по силам так называемого сопротивления, что теперь они надолго, если не навсегда, забудут о своем джихаде. Действия спецназа высоко оценены Верховным. Но об этом потом. Мне пора, а то Ивашин выгонит. Тебе ребята Семашина огромный привет передавали. Выздоравливай! Я пошел! Всем, что необходимо, тебя обеспечат.
— И даже отпуском после выписки?
Генерал улыбнулся:
— Причем полноценным, в сорок пять суток. Назовем его реабилитационным. Доволен?
— Еще бы. Теперь я буду очень стараться, чтобы быстрее встать на ноги.
— Не переусердствуй!
— Не волнуйтесь.
— Ну, до связи, Сургин!
— До свидания, генерал! Отбой!