— О чем?
Сказал, что на каникулах езжу в Германию навестить отца.
Лив не знала, что сказать. Ее собственная ложь стала его ложью. Сглотнула горечь, возникшую во рту, и кивнула. Талый снег ошметками падал с веток. Казалось, что кто-то кружит над ними, готовый в любую минуту напасть.
— Ну, это могло быть правдой, — выдавила она.
Они уже почти закончили, когда из леса послышался свист. Оба прислушались. Никто из деревни не отваживался вот так просто заявиться на их участок. Соседи обычно обходили их дом стороной, чтобы случайно не столкнуться с Ви-даром. Но сейчас из леса доносился веселый и беззаботный свист. Потом показался мужчина.
Узнав его, Лив осела на колоду, страшась предстоящей встречи.
Кроссовки Йонни промокли насквозь. Увидев ее, он озарился улыбкой, которая говорила больше слов.
— Ничего себе! Вы что, колете дрова вручную?
Лив покосилась на Симона. Глаза сына превратились в узкие щелки. Он занес топор над головой и с такой силой вонзил в полено, что топорище долго вибрировало.
— Это хорошая тренировка, — ответила она Йонни.
— Верится с трудом. Вы похожи на мокрых котов.
Его стокгольмский выговор гулко разносился по двору. Лив напряглась всем телом. Видимо, он это заметил, потому что остановился в паре шагов от них и помахал белым конвертом, не выдавая, что у них отношения.
— Здесь плата за следующий месяц.
Она взяла протянутый конверт и покосилась на дом. Видар привстал и разглядывал их через окно с любопытством голодной собаки у мясного прилавка. Йонни, заметив его, поднял руку в знак приветствия. Внезапно пошел снег. Лив подумала, что в дневном свете Йонни выглядит по-другому — резче, жестче, чем в полумраке дома вдовы Юханссон.
Она налила ему кофе из термоса — ничего не предложить гостю было бы невежливо. Он не отказался, стоял рядом с ней и прихлебывал горячий напиток. Симон сидел на бревне и украдкой косился на него. Видно было, что ему недостает мужского общения. Завязалась беседа. Они обсудили укладку дров — корой вверх или вниз, погоду, снег, который никак не желал сходить окончательно. Йонни улыбнулся Симону, спросил, любит ли тот хоккей, и сказал, что может достать билеты на финальный матч. Симон застеснялся, как в раннем детстве, и пробормотал, что болеет за команду Лулео, но на матчах никогда не бывал — дорого и далеко. Лив стало стыдно за него, он говорил как Видар. Но она притворно рассмеялась, словно сын пошутил. «Конечно, езжай, раз есть такая возможность», — сказала она. Симон пожал плечами и опустил глаза, но она заметила промелькнувшую на его лице радость. Потом она взялась за топор и сказала, что им пора возвращаться к работе, дрова сами себя не поколют. Видар метался по кухне. Голоса его не было слышно, но у нее в голове звучали ругательства, слетавшие с его языка.
Йонни поблагодарил за кофе, сказал, что ему пора кормить собак, но прежде чем уйти, протянул руку и смахнул снег с ее волос. Она застыла как вкопанная и позволила ему это сделать, прекрасно осознавая, какими будут последствия.
Они с Симоном смотрели ему вслед, пока Йонни не исчез между деревьев. Симон вытер сопливый нос и вернулся к работе.
— Он в тебя влюблен, — сказал немного погодя.
— Ты так думаешь?
— Это и ежу понятно.
Когда они, изнуренные работой, ввалились в дом, Видар ждал их в кухне обедать. Он выставил на стол вареную картошку и селедку. Взяв протянутый конверт, демонстративно пересчи-тал купюры. Два раза. И только потом сунул в нагрудный карман. По неуклюжим жестам и злобному блеску в глазах было видно, что он хлебнул самогону.
— Надеюсь, у тебя планка будет повыше, чем у матери, — язвительно сказал он Симону.
У парня рот был набит едой, и он ничего не ответил. На еду накинулся так, словно несколько дней голодал. Впрочем, молчание было его обычной реакцией на выпады Видара. Закрывался в своей скорлупе и ни на что не реагировал. Но Видар не отставал.
— Я тебе вот что скажу. В твоем возрасте ее каждый день видели с новым мужиком. Если бы не я, у тебя сейчас был бы целый выводок братьев и сестер. Как бы мы их прокормили?
Лив сжала вилку в руке. Спина безумно зудела. Сунув руку под кофту, она начала раздирать едва поджившую кожу.
— Хватит, — прошипела она Видару. — Мы устали.
— А что? Я правду говорю. Да если б не я, у тебя был бы новый папаша каждую неделю.
Симон потянулся за молоком, налил стакан доверху и выпил одним глотком. Он уже тысячу раз слышал, как Видар расписывал бурную молодость матери и никчемных мужиков, с которыми она путалась. Ну и, конечно, о том, что они с матерью должны быть благодарны Видару за то, что у них есть крыша над головой и еда на столе.
Он вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на деда:
— Лучше новый папаша каждую неделю, чем никакого.
— Ну, как скажешь, — опешил Видар, однако быстро пришел в себя. — Когда ты родился, парень, она не желала тебя знать. Мне пришлось тебя кормить и подтирать тебе зад. А она тем временем шлялась по мужикам. Младенец был ей только помехой.
— Заткнись!
Лив схватила столовый нож и направила старику в лицо, острие почти касалось дряблой кожи. Но Видара это не испугало. Он ухмыльнулся, откинулся на спинку стула и выпустил колечко дыма изо рта. Черная, бурлящая ярость призывала Лив вонзить в него нож и покончить со всем раз и навсегда. Но краем глаза она уловила страх в глазах сына. Он застыл с набитым ртом и смотрел на них. Лив выпустила нож и вскочила.
— Раз уж начал, может, всю правду расскажешь? — выплюнула она.
На работе зуд ее не беспокоил. Сумерки опускались на заправку, но внутри ярко горел свет. Пол покрывала грязная жижа, нанесенная посетителями. Когда пик прошел, Лив взялась за швабру. Хассан ловко перепрыгнул через вымытый пол и встал рядом с кофе-автоматом.
— Выпечка только вчерашняя?
— Я для тебя приберегла свежую. Вон там, за кассой.
У него была подкупающая улыбка, но Лив настороженно относилась к полицейским. Прислонив швабру к стене, она вернулась к кассе.
— Я думала, ты завязал со сладким.
— Моя подруга тоже так думает, — подмигнул он. — Но на работе я ем что хочу. Уж поверь, никто не захочет иметь дело с голодным полицейским.
Он достал карту, чтобы заплатить, но Лив его остановила. Для полицейских и дальнобойщиков у нее всегда был бесплатный кофе. Да и булочки ей не жалко.
— Все хорошо? — спросил он. — У тебя усталый вид.
— Это все отец. Он меня доводит до белого каления.
— Ну, родителям это свойственно. А ты не думала последовать примеру других людей и переехать?
— Без меня он не справится.
Хассан подул на кофе.
— Уж как-нибудь справится, поверь.
Лив покачала головой. Ему не понять.
— Одно только утешение, что все не вечно. Когда-нибудь его не станет.
— Нехорошо так говорить.
Она пожала плечами. Щеки зарделись от стыда. Так всегда было, когда Лив пыталась общаться с людьми. Она говорила не те вещи и не в тот момент.
Братья припарковались у озера далеко за полночь. Самое темное время, когда вся природа спит. Лиам с тяжелым чувством посмотрел на темную воду.
— Не успеем. Скоро рассвет.
— Не боись, вмиг управимся. Вошли, вышли — всех делов.
Это по вине Габриэля они так задержались. Лиам прождал его несколько часов, пока тот соизволил появиться, накачанный наркотой по самые уши. С пустым взглядом сел в машину и кивком дал команду ехать.
Лиам не спешил выходить. Смотрел в темноту, а в голове звучал голос матери: «Не будь флюгером, сын. Ты в состоянии сам выбрать, в каком направлении двигаться». Еще не поздно отказаться от всего этого. Надо вернуться домой, к Ване, и забыть обо всем. Найти нормальную работу. Взять кредит на дом, как делают другие.
Но когда Габриэль постучал револьвером в стекло, он безропотно пошел за ним. Как много раз до этого.
Теперь путь к дому казался ближе, дорожка протоптана. Несмотря на холод, Лиам весь вспотел и жадно ловил ртом воздух. Габриэль уверенно шел впереди. Видно было, что он готов на все.
В доме не светилось ни одного окна. Они притаились за углом сарая. Лиама бросало то в жар, то в холод, к горлу подступала тошнота. В молодости ему нравилось ощущение страха. Выброс адреналина в кровь заставлял чувствовать себя живым. Но с годами все изменилось. Теперь страх делал его слабым.
Габриэль приблизил губы к его уху, дыхание неприятно щекотало кожу.
— Я иду первым. Ты ждешь десять секунд и идешь следом.
Лиам кивнул. От страха он готов был наложить в штаны. Живо представил, как Габриэль врывается в спальню Видара и приставляет пистолет ко лбу старика.
Габриэль успел пройти всего несколько шагов, как вдруг резко замер и плашмя бросился на землю. Лиам последовал его примеру. Холод мгновенно проник сквозь тонкую одежду. Он не слышал звука открывающейся двери, но увидел идущего от дома человека. Подмерзшая трава похрустывала под подошвами. Это был Видар, и он шел прямо на них.
Лиам зажмурился, приказывая себе собраться. Габриэль лежал на земле неподвижно. Слышен был только хруст травы под ногами старика.
Они собирались связать их и заклеить рты скотчем. Всем троим — деду, дочери и внуку. А потом заставить старика показать, где деньги. По словам Юхи, сейф был в шкафу в спальне, и только Видар знал от него код.
Видар свернул в лес и исчез. Габриэль тут же поднялся и кивнул в сторону, куда пошел старик.
— Идем за ним.
ЛЕТО 1999 ГОДА
Туристы приехали из Норвегии и ничего о ней не знают. Она сидит у костра, согретая его теплом и душевностью компании. Бутылка идет по кругу. Все прикладываются по очереди. Четверо парней и две девушки приехали на велосипедах из Буде и направлялись на побережье. Молодые люди собирались все лето провести в седле велосипеда. Свободные от родителей, от обязательств. Она сидит между двумя девушками под защитой их загорелых плеч и слушает звонкий норвежский. Один из парней держит гитару в руках. Длинная челка падает на глаз. Их взгляды встречаются над костром. Он играет и смотрит прямо на нее.