— Наша держава могла оказаться втянутой в неприятности на балтийских водах.
— Но протокол реализации не получил.
— Пусть так. Берлин пустых для себя договоров не заключает...
Любопытно, что пятидесятилетний генштабист уже тогда привлекал к себе внимание людей, которым было суждено стать его сподвижниками по Белому движению. Именно благодаря их воспоминаниям до нас дошли характеристики Михаила Васильевича Алексеева.
Крупнейший военный историк, теоретик русского Зарубежья, белоэмигрант Н. Н. Головин хорошо знал Алексеева лично. Их близкое знакомство состоялось тогда, когда Головин в годы Первой мировой войны длительное время исполнял должность генерал-квартирмейстера Ставки Верховного главнокомандующего. Он писал:
«...Генерал Алексеев являлся выдающимся представителем нашего Генерального штаба. Благодаря присущим ему глубокому уму, громадной трудоспособности и военным знаниям, приобретённым им самим в индивидуальном порядке, он был на голову выше остальных представителей русского Генерального штаба».
В этой оценке обращает на себя внимание то, что Головин подчёркивает: обширные, энциклопедические познания в военных науках Михаил Васильевич приобрёл в «индивидуальном порядке». То есть он всю свою сознательную жизнь занимался самообразованием, познавая то, что не дала ему даже Николаевская академия Генерального штаба.
Генерал А. С. Лукомский, воевавший в годы Гражданской войны на Юге России, став белоэмигрантом, писал в своих мемуарах об Алексееве довольно много.
«Отличаясь громадной работоспособностью и пунктуальностью при выполнении работы, генерал Алексеев являлся образцом, по которому старались равняться и другие участники полевых (инспекторских. - А.Ш.) поездок. Играло здесь роль, конечно, и то, что, хотя во всех этих поездках генерал Алексеев являлся якобы равным со всеми другими участниками поездки, получая и выполняя одинаковые с другими задачи, он, будучи ближайшим помощником начальника Генерального штаба, являлся фактически лицом, которое влияло на аттестации участников поездок и от заключения которого могла зависеть дальнейшая служба и старших, и младших офицеров Генерального штаба».
Хотя Алексеев покинул столицу, его профессорская деятельность не осталась не отмеченной. 16 декабря 1908 года он был избран почётным членом конференции Императорской военной академии.
Война в Маньчжурии порой напоминала о себе. Михаил Васильевич стал одним из деятельных добровольных помощников Комитета по сбору пожертвований на сооружение православного храма, который был бы памятником русским морякам, оставшимся в море без могил - храма «Спаса на водах».
В состав комитета вошли более пятидесяти человек. Среди них были вдова вице-адмирала С. О. Макарова, родители лейтенанта С. П. Огарёва с броненосца «Наварин», и жена капитана 1-го ранга С. П. Шеина, командира крейсера «Светлана», сестра лейтенанта графа В. Н. Игнатьева с эскадренного броненосца «Император Александр III» и другие. В том числе морской министр и начальник Главного морского штаба.
Инициативу поддержал российский министр внутренних дел П. А. Столыпин, который направил государю соответствующий доклад. Император Николай II начертал на нём собственноручно:
«Согласен и всецело сочувствую мысли увековечить память моряков».
Комитет по сбору средств на сооружение православного храма «Спаса на водах» разослал по всей России «Воззвание», в котором говорилось следующее:
«...Над тысячами героев-мучеников сомкнулась безжалостная морская бездна, не осталось по ним следа, и негде над прахом их помолиться. Но не может с этим примириться сердце русского народа! Помянем же героев, принявших за Родину-мать мученический венец, сооружением в столице России в знак народной благодарности и в назидание потомству храма-памятника подвижникам, по морям разбросанным без могилы, без креста. В сей храм, с начертанными на стенах именами погибших моряков-братьев, на сияние Креста, на свет лампад, на призыв молитвенных поминовений слетятся чистые души непогребённых, и тут, в Святом Доме этом Божием, обретут они себе усыпальницу вечную!..»
Святейший синод разрешил провести кружечный сбор по церквам Российского государства. Купеческий банк открыл специальный счёт. В числе добровольных взносов был и взнос от имени офицеров и генералов Генерального штаба.
Строительство храма началось в 1910 году на берегу Невы, ближе к Финскому заливу, при впадении в Неву Ново-Адмиралтейского канала. Храм-памятник возводили художник-архитектор М. М. Перетяткович, инженер-строитель С. Н. Смирнов и прославленный скульптор Б. М. Микешин. Во время торжеств при закладке Спаса на Водах в его фундамент был замурован солдатский Георгиевский крест. Внутренняя отделка храма производилась по рисункам академика Н. А. Бруни.
Храм-памятник погибшим в Цусимском морском сражении русским морякам был торжественно открыт 31 июля 1911 года в присутствии императора Николая II и членов императорской фамилии, высших государственных и церковных лиц. В торжествах приняла участие делегация Генерального штаба, в том числе и генерал Алексеев.
Спас на Водах стал одним из самых почитаемых храмов российской столицы, особенно в среде военных моряков и участников Русско-японской войны. Однако историческая судьба православный храм не уберегла.
Цусимский храм Спас на Водах был уничтожен до фундамента в конце марта 1932 года при С. М. Кирове, фактическом главе города Ленинграда. Как православную церковь храм ликвидировали («национализировали») ещё в 1918 году. Было запрещено в нём богослужение, а само здание отдано под «культурные нужды» близлежащего завода...
30 октября 1908 года Михаил Алексеев производится в чин генерал-лейтенанта. С его получением он теперь входит не только по служебному положению, но и по воинскому званию в ряды высшего генералитета Русской армии.
Одновременно с присвоением чина генерал-лейтенанта Алексеев назначается на новую должность. Она оказалась той, которую ему в ходе Русско-японской войны прочил император Николай II, - начальник штаба приграничного Киевского военного округа.
«Высочайшим приказом 30 августа 1908 года за отличие по службе произведён в генерал-лейтенанты с назначением начальником штаба Киевского военного округа».
Прощание с сослуживцами прошло в трогательной обстановке. Из оперативного отделения Генерального штаба уходил на повышение работник не просто опытный, а ещё и авторитетный, деятельный и работоспособный. В прощальном «особом» приказе начальник Генштаба засвидетельствовал следующее:
«...Вся предшествующая служба Алексеева отмечена верным и настойчивым служением его интересам армии и, в частности, генеральному штабу на разнообразных должностях, которые он занимал... Он всегда брал на себя львиную долю работы и стремился быть незамеченным...».
Между тем в Европе назревала большая война. И то, что Российская империя в предстоящем конфликте не могла остаться нейтральной, было ясно всем.
В Генеральном штабе спешно, в режиме самой строгой секретности вносились коррективы в мобилизационные планы. Начальника штаба Киевского военного округа не раз вызывали в Санкт-Петербург для обсуждения вопросов развёртывания Русской армии в преддверии войны и о её начале. Мнения Михаила Васильевича становятся авторитетными: его соображения по вопросам стратегии теперь оспаривались в высшем эшелоне военной власти не часто.
В 1912 году в Первопрестольной состоялось секретное совещание руководителей Военного министерства, Генерального штаба, командующих военных округов и начальников их штабов. Они были собраны по императорскому указу для обсуждения и утверждения плана развёртывания Русской армии в случае войны с Германией и её союзницей Австро-Венгрией.
Генерал-лейтенант Алексеев оказался не просто участником того «высокого» заседания. Он приехал из Киева с твёрдым намерением защитить и обосновать свои стратегические воззрения на предстоящую войну. Свои мысли Михаил Васильевич изложил в докладной записке под названием «Общий план действий». Она носила откровенно критический характер плана мобилизации военной силы России, утверждённого императором Николаем II два года назад, в 1910 году.
Первым человеком, который ознакомился с докладной запиской, стал военный министр генерал от кавалерии В. А. Сухомлинов. Он хорошо знал Алексеева по работе в Генеральном штабе. Поэтому руководитель московского совещания наложил на записке резолюцию:
— Только для служебного пользования. Ознакомить всех участников совещания.
Записка военному министру Сухомлинову пришлась не по душе. Он видел между её строк свои недочёты. Предложения начальника Киевского окружного штаба пугали главу Военного ведомства категоричностью суждений в вопросах стратегии. Но оставить докладную «без законного хода» Сухомлинов не мог.
Алексеевская записка наделала среди участников совещания много шума. Её автору пришлось услышать немало возражений. Причём возражало большинство участников московского совещания:
— Михаил Васильевич. Почему вы настаиваете на ведении в начальный период войны активной обороны?
— Причин здесь несколько. Главная заключается в том, что наши вероятные противники в лице Берлина и Вены сумеют мобилизовать свои армии раньше нас.
— Почему вы так считаете?
— У австрийцев и особенно германцев хорошо развита сеть железных дорог. И протяжённость их далеко не та, что в России.
— Вы имеете в виду Восточную Пруссию?
— Не только её. Германские дивизии могут прибыть из Баварии, например, к нашей границе раньше, чем дивизии сибирских стрелков на берега Немана или Вислы.
— Но сибирские корпуса могут быть отправлены в Царство Польское или Литву по «зелёной улице», без помех на Транссибе. Вы учитываете?
— Пропускная способность Транссиба мне известна ещё с Русско-японской войны. Железнодорожники не смогут дать единовременно достаточное число эшелонов и паровозных бригад.