Польская столица Варшава была сдана германцам без боя. Эвакуация войск с передовой была завершена всего за месяц, хотя железнодорожные пути были забиты, а эшелонов не хватало. Немецкий план создания польского «мешка» «по Шлиффену» так и не осуществился.
Оставление Варшавы стало поводом для большой критики в адрес Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича-младшего. Но не за «спрямление» Восточного фронта. Именно его слово оказалось последним в вопросе, что эвакуировать в первую очередь - Варшаву или крепость Новогеоргиевск?
Великий князь высказался за Варшаву. И из неё постарались вывезти в восточном направлении много ценных музейных вещей, сокровищ польской культуры: картин, гобеленов, скульптур, архивы Речи Посполитой. Военного же имущества в столице Царства Польского почти не хранилось.
Зато брошенной оказалась мощная Новогеоргиевская крепость с её невзорванными фортами и несожжёнными огромными складами. Оставлялось врагу 1204 артиллерийских орудия преимущественно крепостных крупного калибра. Из этого числа полевых пушек было вывезена всего 108. Причём в своём большинстве оставленные Орудия своими расчётами не были приведены в негодность.
Германской армии оставлялись огромнейшие запасы снарядов к ним - свыше одного миллиона штук. И это в тот военный год, когда русские армии испытывали «снарядный голод», а в пехотных ротах прапорщики и фельдфебеля вели самый строгий расход патронов к трёхлинейным винтовкам.
Но более потрясающим воображение российской общественности оказалось другое. Огромный гарнизон Новогеоргиевской крепости в составе четырёх пехотных дивизий (в том числе двух, сформированных из великовозрастных дружин Государственного ополчения) попал в немецкий плен. Комендант крепости генерал-лейтенант Бобырь сдал неприятелю крепость.
Новогеоргиевск мог сражаться против германцев долго. Крепость осаждала так называемая Осадная армия под командованием генерала фон Безелера, который благодаря усилиям немецкой разведки имел подробнейший план крепостных сооружений. Германцы при поддержке 400 орудий тяжёлых калибров от 150 до 420 миллиметров смогли в ходе штурма овладеть только несколькими крепостными фортами. При этом система обороны Новогеоргиевска не нарушалась, поскольку форты могли автономно защищаться.
Судьбу Новогеоргиевской крепости решил комендант её гарнизона. Генерал Бобырь, посчитав продолжение сопротивления бесполезным, перебежал к немцам и ночью, уже находясь в плену, отдал приказ о сдаче крепости «во избежания дальнейшего кровопролития».
В ходе штурма Новогеоргиевской крепости её гарнизон потерял около 3000 человек убитыми. В плен же в силу предательства коменданта крепости попало 83 тысячи человек, блюм числе 23 генерала и 2300 офицеров.
Германцы отправили трофейные русские орудия и снарядный запас к ним на Западный фронт. Союзники России французы после победного окончания Первой мировой войны выставили эти уже дважды трофейные орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов.
Историк-белоэмигрант А. А. Керсновский писал, что это было сделано французами «на поругание своих бывших братьев по оружию». Париж долго не мог простить России, теперь советской, её сепаратный выход из войны. Для истории со «своей колокольни» Антанта была права.
Коменданта-изменника Новогеоргиевской крепости не судили военно-полевым судом за содеянное преступление. Генерал-лейтенант Бобырь был просто отчислен из рядов армии «за нахождением в плену». В вину ему не ставилось единственное: знамёна воинских частей Новогеоргиевска были благополучно доставлены к своим лётчиками авиационного отряда крепости.
Полки германского IX корпуса вступили в оставленную русскими войсками Варшаву 23 июля. Немцы шли по её улицам церемониальным маршем под бравурные звуки военных оркестров, исполнявших польский национальный гимн «Ещё Польска не сгинела»...
Военный историк-белоэмигрант генерал-лейтенант Н. Н. Головин, начальник штаба 7-й армии и Румынского фронта, участник тех событий, в своей книге «Военные усилия России в мировой войне» с известной долей горечи писал:
«Трудно на словах передать всю драматичность положения. Только часть бойцов, находившихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы.
Так, например, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки. Предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии.
«Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, счищая, что оно лишь подорвёт авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотичную попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в котором находилась русская армия в кампанию 1915 года...».
Думается, что Головин всё же несколько сгущает краски вокруг летних событий второго года кампании Первой мировой войны. Трагедии из отступления армий России из австрийской Галиции не получилось. Лучше Головина это поняли в Берлине и Вене. Чему есть немало документальных свидетельств главных действующих лиц той исторической драмы, происшедшей на Восточном фронте.
Так, начальник германского Полевого Генерального штаба генерал пехоты Эрих фон Фалькенгайн дал следующую оценку итогам наступательных операций летней кампании 1915 года:
— Наши наступления успеха не имели. Русские сами оставили нам Варшаву, свои крепости и Польшу...
С Фалькенгайном был вполне солидарен и будущий глава Германского государства генерал-фельдмаршал Гинденбург.
— Операция на Востоке, несмотря на прекрасное проведение Наревского удара, не привела к уничтожению противника...
— Русские, как и нужно было нам ожидать, вырвались из приготовленных для них немецких клещей...
— Российский Верховный и генерал Алексеев добились фронтального отступления в желательном для них направлении...
— Надо изучить их удачный опыт противодействия нашим замыслам. Война ещё не закончена...
...В Берлине понимали, что спрямление Восточного фронта позволяет русским с гораздо меньшим напряжением произвести перегруппировку наличных сил. Для Германии и Австро-Венгрии одно это уже было большой опасностью. Начались оживлённые переговоры относительно характера дальнейших действий против России.
Гинденбург высказал своё веское слово. Крупный стратег, он считал единственно возможным сильным ударом по русским только наступательную операцию со стороны города Ковно, современного Каунаса, где позиции противника смотрелись слабее. Генерал-фельдмаршал докладывал императору Вильгельму II:
«...Ещё раз я настоятельно ходатайствую об усилении моего левого фланга, чтобы по обстоятельствам или действовать наступательно, или, по крайней мере, удержать за собой до сих пор занятую территорию.
Я подчёркиваю ещё раз, что в наступлении моего левого крыла против тыла и сообщений противника я вижу единственную возможность его уничтожения. Такое наступление, вероятно, ещё и теперь является единственным средством избежать нового похода, если только это уже не поздно».
Начальник германского Полевого Генерального штаба Фалькенгайн был вынужден уступить настойчивым просьбам Гинденбурга. Ему было дано согласие Берлина провести наступательную операцию на реке Неман. При этом главнокомандующему Восточным фронтом давалось право самому определить, куда должен был упираться его левый фланг - у Либавы или у Рижского залива.
В русской Ставке тоже понимали, что обострение боевых действий в конце 1915 года произойдёт именно на северном участке фронта. В начале августа Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич-младший провёл в белорусском городе Волковыске совещание высших чинов Ставки с командованием Северо-Западного фронта. На нём обсуждался план завершения кампании 1915 года.
На волковысском совещании генерал Алексеев выступи с предложением реорганизовать фронтовую систему.
— Ваше высочество, наш отход из Польши, отражение германских ударов показали, что фронтовое управление не справляется со своими задачами. Прежде всего страдает оперативность руководства, способность манёвра силами в зоне ответственности фронта.
— Михаил Васильевич. Вы даёте довольно критическую оценку деятельности вашего штаба. Да и самому себе тоже.
— Сегодня я твёрдо убеждён, что нашу фронтовую систему надо изменить. Она уже не отвечает требованиям дня.
— Что конкретно вы желаете предложить Ставке и на рассмотрение государя?
— Я не буду говорить о разительной разнице числа армий в составе двух Наших фронтов. Уже одно это плохо для Стратегического управления. Поэтому предлагаю разделить вверенный мне фронт на два с конкретными зонами ответственности.
— По какому принципу вы предлагаете разделить армии Северо-Западного фронта?
— Единственно - по направлениям. На фронт Северный и фронт Западный. Северный фронт прикроет собой прибалтийскую Ригу и путь на Петроград. Западный - смоленскую дорогу на Москву.
— Считайте, что ваше предложение полностью совпадает С мнением Ставки.
Так вскоре на свет появилась директива Ставки Верховного главнокомандующего за № 3274 от 4 августа 1915 года. Согласно ей огромный Северо-Западный фронт делился на два - Северный и Западный.
Главнокомандующим армиями Северного фронта назначался генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский. До этого он исполнял должность главы 6-й армии.
Западный фронт в составе четырёх армий доверялся генералу от инфантерии Михаилу Васильевичу Алексееву. Как показали дальнейшие события, в должности главнокомандующего новообразованного фронта полководец пробыл ровно две недели.