С вышесказанным можно соглашаться или не соглашаться. Но ясно одно, что Алексеев, Рузский и Гучков, Председатель Центрального военно-промышленного комитета, стали тем хирургическим инструментом Февральской буржуазно-демократической революции, который отправил в прошлое отжившую свой век династию Романовых.
Ибо эти три человека обладали в те дни реальной силой. Первые два - военной, а третий - финансовой, довлевшей над «думской». Все остальные действующие лица свержения российской монархии были только политиками.
Думал ли каждый из этих людей о последствиях свершённого их руками крушения Российской империи?
Николай Владимирович Рузский, стоявший под дулами винтовок чекистов в Пятигорске на краю вырытой им же могилы? Ведь именно ему, как главнокомандующему армиями Северного фронта, подчинялся петроградский гарнизон. Ещё были под рукой верные воинские части, способные выполнить приказ о защите царя-батюшки.
Александр Иванович Гучков, один из крупнейших московских домовладельцев и промышленников, лишившийся в советском Отечестве всех своих миллионов, познавший бесчестье эмиграции? Ведь ему и его «сродственникам» ничего не стоило обратить хотя бы часть своих капиталов на поддержку пошатнувшейся монархии.
Михаил Васильевич Алексеев, стратег Первой мировой войны, который начал её с многомиллионной Русской армией, а закончил, собирая в новую русскую армию, названную им же белой Добровольческой, разрозненные группы офицеров, юнкеров и мальчишек-кадетов? Что он думал о своей причастности к крушению династии Романовых в 1-м «Ледяном» походе? Истории это неизвестно.
Глава девятаяВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ «ВРЕМЕННЫХ»
Итак, царя не стало. Временное правительство ещё только образовывалось. Новый Верховный главнокомандующий в Могилёвскую Ставку пока не прибыл. Управление армейскими делами оказалось «на подписи» у генерала Алексеева.
Но ему на несколько дней пришлось забыть о фронтовых заботах, переложив их на плечи своих ближайших помощников, надлежало заниматься «устройством дальнейшей судьбы» отрёкшегося от престола императора.
Михаилу Васильевичу на следующий день после отречения передали листок бумаги, на котором государь излагал четыре свои просьбы, адресованные новому главе правительства России князю Львову.
Во-первых, разрешить ему и его в одночасье поредевшей свите беспрепятственный проезд в Царское Село для воссоединения с членами семьи.
Во-вторых, гарантировать безопасность временного пребывания в Царском Селе его семье и свите до полного выздоровления детей.
В-третьих, предоставить и гарантировать ему лично, семье и свите беспрепятственный переезд по железной дороге в Романов (сегодня город Мурманск. – А.Ш.) для последующего убытия на Британские острова.
И, в-четвёртых, разрешить возвратиться после окончания войны в Россию для постоянного проживания в крымской Ливадии, в собственном, полюбившемся ему давно дворце.
К этому можно лишь добавить, что бывший всероссийский самодержец предложил Временному правительству, главу которого он сам и назначил, достойное решение своей дальнейшей судьбы. Во всяком случае, в случае исполнения всех своих просьб он ничем не угрожал безопасности новой России. Но в Петрограде думали совсем иначе.
В тот же день у генерала Алексеева состоялся продолжительный телефонный разговор с князем Львовым:
— Георгий Евгеньевич. Передо мной письмо отрёкшегося государя с рядом просьб. Позвольте зачитать вам их.
— Михаил Васильевич, только короче. В Думе идёт назначение новых министров.
— Хорошо. Первая просьба о переезде из Могилёва в Царское Село. К семье, к заболевшим детям.
— Пока разрешение такое дать не могу. Надо проконсультироваться с думскими фракциями, как быть с низложенным царём.
— Вторая просьба. Полковник Романов просит обеспечить ему, семье и свите личную безопасность. И здесь, и в Царском Селе.
— Почему полковник? Разве он ещё служит в армии?
— Точно так, Николай Романов по сей день числится в списках по корпусу офицеров Генерального штаба. Его никто в отставку не отправлял.
— Я подумаю о приказе. Нельзя бывшего царя оставлять в армии. Может возникнуть брожение, у него есть сторонники.
— Я вас понял. О создавшейся ситуации мною будет доложено новому Верховному сразу же по его прибытии в Могилёв.
— Правильно. Решайте вопрос о полковничестве в Ставке, а не в столице. Третья просьба о чём?
— Он просит свободы выезда в Романов, а оттуда на союзном пароходе или военном корабле в Лондон.
— Это опасная просьба, Михаил Васильевич. Смею вас в том заверить. Нам ещё не известно, как отреагировала на низложение Николая II английская столица. Там же королевство, сильная монархия. Могут быть разборки в Антанте.
— Так что же мне ответить по третьей просьбе?
— Пока ничего. Скажите, что этот вопрос будет решаться в правительстве и Думе.
— Вас понял. Так и будет сказано.
— Четвёртая просьба?
— О ней можно и не говорить, Георгий Евгеньевич.
— Почему так?
— Просьба чересчур наивная.
— Тогда и не надо о ней говорить. У меня к вам, поскольку вы остались в Ставке пока за Верховного главнокомандующего, следующее приказание.
— Какое? Я вас слушаю внимательно.
— Чтобы оградить себя и меня от нежелательных эксцессов, обеспечьте надёжную охрану бывшего государя. Где он сейчас пребывает?
— Всё там же. В хорошо известном вам штабном царском поезде, стоящем на Могилёвской станции.
— Пусть там пока и находится. На всякий случай уберите из бывшей царской свиты всех офицеров. И отправьте их подальше. Например, на Румынский фронт или на Кавказ.
— Будет исполнено, Георгий Евгеньевич. Но я, со своей стороны, настаиваю на одной просьбе.
— Какой, Михаил Васильевич?
— Прошу ускорить отъезд из Ставки бывшего царя. Для этой цели пришлите из Петрограда своих представителей.
— Почему такая спешка? Пусть полковник Романов сидит в своём штабном вагоне, как и раньше в нём сидел.
— Георгий Евгеньевич, поймите, что чем раньше это случится, тем лучше будет для работы Ставки. И, наконец, для самого бывшего императора.
— Не волнуйтесь, Михаил Васильевич. Этим вопросом я займусь лично. А вы там продолжайте руководить войной...
Вопрос о дальнейшей судьбе последнего Романова решался Временным правительством в длительных спорах. Наконец, министры сошлись на том, что надо признать низложенного монарха и его супругу лишёнными личной свободы и поселить пока в Царском Селе. То есть речь шла, по сути дела, о домашнем аресте.
Бывший государь «всея Руси» отбыл из Могилёва при большом стечении народа на городском вокзале. Прощание Николая Романова с высшими чинами Ставки во главе с генерал-адъютантом Свиты Его Императорского Величества прошло весьма корректно, но при полном молчании собравшейся вокруг толпы, в которой преобладали люди в солдатских и офицерских шинелях:
— Михаил Васильевич. Я вам премного благодарен за хлопоты перед князем Львовым по моим просьбам.
— Николай Александрович. Это мой долг.
— Я вам желаю успехов. Я всегда высоко ценил ваши способности, стратегическое мышление.
— Очень признателен за такую весьма лестную оценку.
— Тогда до свидания. Прошу вас об одном: пекитесь о Русской армии, о судьбе Отечества так, как вы это делали и раньше. При мне.
— Это мой долг.
— Ещё раз до свидания. Только знайте достоверно, что моя супруга Александра Фёдоровна никогда на вас зла не держала...
После отъезда царского поезда в Царское Село всего через несколько часов на тот же Могилёвский вокзал прибыл из Киева поезд с новым Верховным главнокомандующим. Два двоюродных брата так и не встретились друг с другом больше в своей жизни.
Возвратившийся в Ставку после долгого отсутствия в ней великий князь Николай Николаевич-младший сразу же издал свой первый приказ. Он гласил:
«В нашем Отечестве установлена власть в лице нового правительства. Для пользы нашей Родины я, Верховный Главнокомандующий, признал её, показав тем самым пример нашего воинского долга.
Повелеваю всем чинам славной нашей армии и флота неуклонно повиноваться установленному правительству через своих прямых начальников.
Только тогда Бог нам даст победу».
Такой приказ генерала Николая Николаевича Романова на фронтах не вызвал никакой сумятицы. Зато Государственная дума и Временное правительство не на шутку взволновались:
— Вы только вдумайтесь: этот великий князь в приказе пишет, что он повелевает...
— Это же проявление царизма, самодержавия!..
— Новым Верховным управлять из Петрограда никак у нас не получится...
— Сразу, в первый же день, и такие замашки...
— Он же смотрится отъявленным контрреволюционером. Того и гляди, что решится на переворот...
— У него армия, а у нас в столице небоеспособный тыловой гарнизон да Кронштадт, который уже никому не подчиняется...
— Этого генерала Романова надо убирать из Ставки, пока не поздно.
— Он решительнее своего брата-полковника будет. Как бы не быть беде свободной России, демократии...
Уже на следующий день после злополучного первого приказа в Ставку телеграфной строкой пришло из Петрограда решение Временного правительства. Телеграмма была подписана премьером князем Львовым. Правительство уведомляло великого князя Николая Николаевича-младшего о нежелательности его дальнейшего пребывания на посту Верховного главнокомандующего России.
Разобиженный до глубины души Верховный поспешил в кабинет начальника своего штаба.
— Читайте, Михаил Васильевич! Мне эти временные министры предлагают покинуть Могилёв.
— Но здесь, Николай Николаевич, нет прямого приказа о вашей отставке.
— А его сегодня и не надо. Главное высказать из столицы своё нежелание. Вот вам и приказ об отставке.