Внимательно следивший по многочисленным фронтовым корреспонденциям в столичных газетах за ходом операции Алексеев мог только резюмировать:
— Разве можно бросать в атаку корпуса и дивизии, не взломав пушечными залпами оборону противника...
— В газетах пишут, что наша артиллерия не разрушила даже первой линии окопов, проволочные заграждения перед ней…
— Почему мы опять притягиваем на себя ударные дивизии германцев? Ради союзников, которые отказывают нам в размещении у них заказов на снаряды?..
Летнее наступление русских армий в 1917 году завершилось невиданным происшествием. 10 июля пошли в атаку полки 5-й армии Северного фронта. Они «лихо» взяли приступом первую линию вражеских окопов, но затем наотрез отказались идти дальше и вернулись в свои траншеи. Германцы даже не сразу сообразили в чём дело.
Временное правительство забило в колокола. Керенский предложил Верховному главнокомандующему генералу Брусилову созвать в Могилёве чрезвычайное совещание. Цель совещания была следующей: требовалось определить направления военной политики России на ближайшее будущее. Или, иначе говоря, как вывести армию и флот из охватившего их кризиса.
В Ставку прибыли вместе с Керенским министр иностранных дел Терещенко, главные военные советники Временного правительства генералы Алексеев и Рузский, главнокомандующие армиями Северного и Западного фронтов генералы Клембовский и Деникин, командующий Балтийским флотом адмирал Максимов, полевой инспектор инженерной части генерал Величко, комиссар Юго-Западного фронта небезызвестный Борис Савинков, другие должностные лица.
В Могилёве их встречали Брусилов и его начальник штаба Лукомский, генерал-квартирмейстеры Ставки Романовский и Марков. Последние отвечали за организацию столь представительного совещания.
Доклад о состоянии дел на фронте, проведении наступательной операции делал Брусилов. Закончив выступление, он стал отвечать на вопросы. Министр-председатель Керенский, поднявшись со стула, привычно принял «позу Бонапарта»:
— Алексей Алексеевич, чем вы руководствовались при подготовке наступления?
— Чтобы соблюсти секретность подготовки операции, я и мой штаб ограничили круг лиц, знавших о деталях плана наступления.
— Всё же я хочу знать, чьими советами вы руководствовались?
— В основу распоряжений Ставки легли советы генерала Алексеева Михаила Васильевича. Сделанные им ранее указания по подготовке к новой военной кампании коренным изменениям нами не подвергались.
— Тогда я могу выразить главному военному советнику от имени Временного правительства большую признательность за труды...
Тон совещания изменился, когда Керенский попросил высказаться главнокомандующих армиями фронтов:
— Господа генералы, начальники фронтов. Нам надо определиться в дальнейшей военной политике, чтобы Русская армия шла в ногу с Антантой. Кто хочет выступить первым?
Слово взял генерал Деникин, только-только назначенный главнокомандующим Юго-Западным фронтом. Его речь на том совещания стала просто «легендарной»:
— У нас нет армии в полном понимании этого слова! Институт комиссаров в армии недопустим, войсковые комитеты только дискредитируют власть начальников...
В развале армии во многом виновно правительство. Оно своим попустительством всё время позволяло прессе и агентам большевиков оскорблять корпус офицеров, выставлять их какими-то опричниками, врагами солдат и народа. Своим отношением правительство превращает офицеров в париев...
Те, кто сваливают всю вину в развале армии на большевиков, лгут! Прежде всего виноваты те, которые углубляли революцию. Один из них вы, господин Керенский! Большевики только черви, которые завелись в ране, нанесённой армии другими...
По сумрачным лицам собранных на совещание фронтовых генералов, их молчаливому одобрению выступления Деникина, лидер «временных» увидел всю пропасть между армейскими верхами и правительством.
В своём дневнике Алексеев записал буквально следующее:
«Если можно так выразиться, Деникин был героем дня».
Более конкретно высказался сам Керенский. Правда, сделал он это намного позже, в своих знаменитых мемуарах:
«Генерал Деникин впервые начертал программу реванша - эту музыку будущей военной реакции».
На том совещании Алексеев выступал дважды. В первом случае он связал проблему неблагополучия в армии и на флоте с дисциплиной, состоянием армейских тылов. Во втором случае попросил слова, когда стало обсуждаться стратегическое положение Русского фронта и возможность сдачи Петрограда германским войскам в случае их наступления:
— Для того, чтобы рассуждать о том, падёт или не падёт столица России, надо знать противника.
— Значит, вы считаете, Михаил Васильевич, что готовиться к эвакуации Петрограда вам не надо?
— Поход на Петроград сложен и в нынешней обстановке для германцев невозможен.
— Почему невозможен? Эту тему сегодня муссируют многие газеты за рубежом.
— Для того чтобы захватить Петроград, Германии на Восточном фронте надо иметь не менее четырёх свободных армейских корпусов. И получить свободу манёвра ими перед нашим носом.
— Но ведь угроза Петрограду остаётся?
— Это длительная операция. И немцы сегодня к ней на суше не готовы. А на море Петроград и Кронштадт защищены полями из многих тысяч мин. Возможность высадки противником морского десанта отпадает сразу.
— Тогда куда Берлин направит, на ваш взгляд, свой удар в нынешней кампании?
— Стратегическая ситуация на фронте позволяет сделать вывод, что немцы будут наступать в направлении Риги и Полоцка.
— Какие цели будут в таком случае преследоваться?
— Цели ясны. Первое - прорвать в одном из этих двух мест наш фронт. Второе - заставить русские войска отойти на восток от рубежа реки Западная Двина.
— А австрийцы где могут наступать?
— Они вряд ли нанесут удар по нашему Юго-Западному фронту. У них есть более лучший вариант наступательной операции на 17-й год: ударить по нам в Румынии.
Алексеев не ошибся в своих предположениях. В середине августа германские войска начали Рижскую операцию, обрушив на русские позиции такой шквал огня тяжёлых орудий, который был сравним на Восточном фронте за всю войну только с делом под Горлицей. А на румынской земле В горах разыгралось Марэшэтское сражение...
Тем временем внутриполитическая ситуация в стране накалялась. Участились забастовки и стачки, экономические лозунги всё чаще смыкались с политическими. В деревнях происходил самовольный раздел помещичьих земель. В тех городах, в которых возникали Советы, власть Временного правительства зачастую становилась номинальной.
Волнения охватывали запасные части: целые полки отказывались выступать на фронт. Дезертирство стало принимать опасные размеры. Оно не коснулось только казачьих частей. Но и они перестали быть надёжной опорой правительства при наведении порядка в стране: казаки отказывались выполнять роль полицейских стражников и тем более жандармерии.
Забастовки и стачки на железных дорогах стали первопричиной срыва подвоза хлеба в Петроград и ряд других промышленных центров. Рабочие оборонных заводов, особенно в столице, всё чаще бойкотировали выполнение военных заказов.
Политик Керенский, «ловя момент», решил усидеть на посту министра-председателя при помощи сильной, авторитетной личности. А. А. Брусилов на посту Верховного главнокомандующего был заменён популярным в армии Л. Г. Корниловым.
Глава Временного правительства во всеуслышанье сказал о новом Верховном так:
— Наш Корнилов — первый солдат российской революции...
Популярный, особенно после бегства из австрийского плена, военачальник не был среди генералитета ординарной личностью. Восхождение к вершинам военной власти Корнилова началось в ходе Февральской революции 1917 года. Император Николай II, по настоянию Родзянко, одновременно с отречением назначил командира 25-го корпуса Особой армии главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. В «знак благодарности» Лавр Георгиевич 7 марта, по распоряжению Керенского, «самолично» посадил под домашний арест в Царском Селе императрицу Александру Фёдоровну.
Когда же генерал Корнилов предложил применять против забастовщиков и демонстрантов военную силу (как делалось, например, в демократической Франции), Временное правительство испугалось «быть сильным». Сразу же созрел конфликт Корнилова с Петроградским советом рабочих и солдатских Депутатов. Боевому генералу-фронтовику пришлось подать в отставку. Не получил он и должность главнокомандующего армиями Северного фронта, которую ему предложил военный министр Гучков. Причина крылась в том, что этому воспротивился Алексеев. Свою позицию Михаил Васильевич объяснил главе Военного министерства так:
— Генерал Корнилов, вне всякого сомнения, боевой военачальник, популярный в армии. Но возглавить фронт он не может сразу по нескольким причинам.
— Каким причинам?
— Главная в том, что Корнилов не имеет достаточного командного стажа.
— Но он же едва ли не с первых дней войны на фронте?!
— Это действительно так. Но командовать ему пришлось только 48-й пехотной дивизией, прекрасно зарекомендовавшей себя в боях в Карпатских горах. Корпусом командовал меньше полгода. А армией - ни единого дня.
— А какие другие причины?
— Назначение Корнилова может вызвать неудовольствие генералитета армии и неудобство для правительства в общении с высшим командным составом.
— Почему, Михаил Васильевич?
— А потому, что своим назначением генерал Корнилов обойдёт старых, более заслуженных кандидатов на эту должность.
— Значит, вы советуете не настаивать на назначении Корнилова на Северный фронт?
— Александр Иванович. Такой отказ пойдёт только на пользу душевного состояния высшего генералитета. Люди там самолюбивы и ревнивы к успехам друг друга.
— Согласен. С такими вещами на войне надо считаться...