Генерал Алексеев сказал, что он ещё подумает.
Прощаясь со мной, генерал Алексеев сказал, что нам надо в ближайшие дни условиться относительно дальнейшей совместной работы.
25 ноября (8 декабря) генерал Деникин и я пошли к донскому атаману генералу Каледину.
Генерал Каледин принял нас очень серьёзно, сказал, что, работая в полном согласии с генералом Алексеевым, он убеждён, что генералу Алексееву удастся сформировать хорошую добровольческую армию, а ему - донскую. Затем он сказал, что очень рад приезду на Дон целой группы генералов, которые могут наладить организационную работу, но, - прибавил генерал Каледин, - имена генералов Корнилова, Деникина, Лукомского и Маркова настолько для массы связаны со страхом контрреволюции, что я рекомендовал бы вам обоим и приезжавшему генералу Маркову пока активно не выступать; было бы даже лучше, если бы вы временно уехали из пределов Дона.
После этого генерал Каледин добавил:
— Я отнюдь не настаиваю, чтобы вы уезжали с Дона. Если вас это не устраивает, то оставайтесь, и вы будете гостями донского казачества...».
Деникин и Марков, пока оставаясь без конкретных должностей, уехали налаживать, связи в столицу Кубанского казачьего войска город Екатеринодар. Лукомский отправился ещё дальше, к терским казакам, в город Владикавказ. Но уже вскоре им суждено было возвратиться назад, в Новочеркасск.
Сам Алексеев не раз пытался наладить деловые отношения с Кубанью. Туда он инкогнито совершил две поездки. В 20-х числах ноября генерал побывал в Екатеринодаре на заседании правительства «Юго-Восточного союза». Но поездка оказалась малопродуктивной. Вернувшись в Новочеркасск, он так сказал о её результатах:
— В Екатеринодаре не думают о том, что скоро окажутся под ударами большевиков из Ставропольской губернии. Громко говорят о своей автономии, забывая, что Кубанская область является частью России...
Из Новочеркасска Алексеев направил несколько доверенных лиц на российские окраины. В начале января 1918 года в район Кавказских минеральных вод командируется полковник Я. А. Слащёв, недавний командир гвардейского Московского полка. Ему ставилась задача создать на Северном Кавказе офицерские организации, которые бы стали источником пополнения Добровольческой армии.
Михаил Васильевич возлагал на миссию Слащёва большие надежды. В Пятигорске и других городах Кавказских минеральных вод скопилось большое число офицеров, прежде всего с Кавказского фронта. Там же проживали соратники бывшего Верховного главнокомандующего - генералы Рузский, Радко-Дмитриев и другие.
Полковник Слащёв выглядел достаточно авторитетной фигурой для обращения к фронтовому офицерству: за войну был пять раз ранен и дважды контужен, награждён орденом Святого Георгия 4-й степени и Георгиевским оружием, участник почти всех боев лейб-гвардии Финляндского полка, в рядах которого прошёл почти всю Первую мировую войну, прежде чем стать командиром другого, не менее известного полка русской гвардии.
Из Пятигорска на Дон Слащёв вернулся в подавленном состоянии. И потому разговор с Алексеевым у него состоялся без свидетелей:
— Яков Александрович, вы виделись с генералом Рузским?
— Да, Михаил Васильевич. Он много расспрашивал о делах организации добровольцев и просил вам кланяться.
— Вы спросили его, как он относится к идее Белого движения?
— Генерал Рузский сомневается в том, что эта идея спасёт Отечество и победит революционную анархию.
— Значит, бывший главнокомандующий армиями Северного фронта не торопится стать в наши ряды.
— Это так. Впрочем, как и другие генералы, ныне отдыхающие на Минводах.
— А что думает тамошнее офицерство?
— Города там, и особенно Пятигорск, переполнены офицерами с Кавказского фронта. Но лишь немногие из них откликнулись на мой призыв. Все чего-то выжидают. Даже казачьи офицеры, осевшие в терских станицах, и те не хотят браться за оружие.
— Может быть, Яков Александрович, время для них ещё не пришло? Но где боль за гибнущую Россию?
— Мне думается, Михаил Васильевич, что эта боль придёт к ним тогда, когда Советы начнут офицеров ставить к стенке как своих врагов.
— Так оно и будет. Совет народных комиссаров не будет церемониться с классовыми врагами...
Посланцы Алексеева, пока не «встал» сплошной линией Донской фронт, регулярно пробирались по железной дороге в Москву и Петроград. Михаил Васильевич стремился создать там сильное антибольшевистское военное подполье, на которое можно было опереться в грядущих боях. Особые надежды возлагались на деятельность подпольного Национального центра, общее руководство которым осуществлял Н. Н. Щепкин.
Военной организацией Национального центра с ведома Алексеева руководил его бывший сослуживец, генерал- лейтенант Генерального штаба Н. Н. Стогов. Георгиевский кавалер, командующий Юго-Западным фронтом, в январе 1918 года он прибыл в Москву и поступил там в Красную армию как военный специалист. Военспец Стогов с мая по август того же года был начальником Всероссийского главного штаба. И одновременно с полковником В. В. Ступиным возглавлял... подпольную Добровольческую армию Московского района.
Стогов оказал немало ценных услуг командованию белой Добровольческой армии, поставляя информацию разведывательного характера. Когда осенью 1919 года чекисты начали аресты руководителей Национального центра, Стогову удалось бежать из Москвы и с риском для жизни перейти линию фронта на юге.
Позже, оказавшись в эмиграции, во Франции, Стогов постоянно сотрудничал с многими белоэмигрантскими изданиями. Он возглавлял Общество офицеров Генерального штаба в Париже и Объединение офицеров лейб-гвардии Волынского полка, был почётным председателем Союза российских кадетских корпусов и Союза георгиевских кавалеров.
В своих многочисленных публикациях Николай Николаевич высоко отзывался о генерале Алексееве. Тот, в свою очередь, перед самой своей смертью, в разговоре с Деникиным, говорил так:
— В красной Москве Стогов сейчас самый отважный патриот нашей России.
— Ещё бы мне не знать. За что вы так любите его, Михаил Васильевич?
— За фронтовые дела и совместную службу в императорском Генеральном штабе.
— И, должно быть, за какой-то подвиг в Мировой?
— Угадали, Антон Иванович. Мне пришлось подписывать на него представление к Святому Георгию.
— За что?
— Как мне помнится, в марте 15-го, он, командир 3-го Финляндского стрелкового полка, лично повёл свой последний резерв на штурм высоты в Карпатах, только что отбитой у нас германцами.
— Дай Бог ему с Щепкиным продержаться в Москве как можно дольше.
— Стогов будет работать на белую идею до последнего. Единожды данной присяге он не изменит. Это не Брусилов. Л ведь тоже был Верховным...
Алексеев сумел связаться со своими единомышленниками и в далёкой от Дона Сибири, куда так рвался в первое время своего пребывания в Новочеркасске Корнилов. Посланцем Алексеевской военной организации в Сибири был генерал В. Е. Флуг.
С ним Михаил Васильевич сошёлся на Русско-японской войне. Флуг был генерал-квартирмейстером полевого штаба царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева, а затем генерал-квартирмейстером 2-й Маньчжурской армии. В 1914 году командовал 10-й армией Северо-Западного фронта. Но за успешные действия против германской 8-й армии и взятие города Сувалки был отчислен от занимаемой должности со следующей формулировкой - «за опасную активность». Отчисление явилось следствием интриг генерал-квартирмейстера штаба фронта генерала М. Д. Бонч-Бруевича, ставшего после октября 1917 года одним из ближайших военных советников председателя Совнаркома В. И. Ульянова-Ленина.
Флуг прибыл в Новочеркасск в декабре 17-го и сразу «поступил» в распоряжение Алексеева. Тот довольно скоро подобрал ему задание:
— Василий Егорович. Мне помнится, что после Маньчжурии вы остались на Дальнем Востоке?
— Да, Михаил Васильевич. Государь пожелал видеть меня военным губернатором Приморской области и наказным атаманом Уссурийского казачьего войска. Там я и получил погоны генерал-лейтенанта.
— Долго вы пробыли в восточных сибирских краях?
— Да без малого четыре года. Когда в 1909-м был назначен начальником 37-й пехотной дивизии.
— У вас в Сибири остались надёжные связи?
— Разумеется. Как я понимаю, Михаил Васильевич, меня ожидает поездка в Сибирь?
— Вы угадали. Ехать туда надо в самом скором времени. У вас будут все полномочия от штаба Добровольческой армии и Национального центра.
— Моя задача в Сибири?
— Организация антибольшевистского движения на основе идей Белого дела...
Генерал Флуг тайно пробрался с российского юга в Сибирь в начале 1918 года. В июне он вошёл в состав «Делового кабинета» генерала Хорвата во Владивостоке. Налаживал контакты с союзниками старой России по Антанте. Участвовал в формировании белогвардейских частей, которые затем вошли в состав колчаковской Сибирской армии. В самом конце того же 1918 года Флуг, по заданию омского правителя адмирала Колчака, вернулся на юг России в распоряжение генерала Деникина.
Стогов, Слащев и Флуг были только самыми именитыми представителями «зачинателя Белого дела» на местах. Десятки и десятки офицеров и людей далеко не военных по заданиям Михаила Васильевича совершали тайные поездки по ту сторону линии фронтов Гражданской войны. Все они имели одну задачу.
Добровольцы в Новочеркасске (а потом и Ростове) жили по уставам старой Русской армии. Обязательным было воинское обучение, несение караулов и дневальной службы. Алексеев следил за тем, чтобы такой ритм жизни, пока ещё отчасти мирной, первых добровольческих частей не менялся.
Один из добровольцев, Даниил Свидерский, выпускник реального училища, получивший погоны прапорщика в 1916 году, ушедший в эмиграцию в чине штабс-капитана, оставил после себя воспоминания «Поход к Ледяному походу». В них он описывает Михаила Васильевича таким, каким его видели на Дону первые прибывшие туда офицеры и юнкера: