Штурм города не состоялся. На рассвете 31 марта артиллерия красных обстреляла ферму, где находился штаб белых. Снаряд пробил стену в комнате, где за столом сидел Корнилов. Один из осколков поразил его в висок, второй в правое бедро. Через несколько минут военного вождя Белого дела не стало.
Тело генерала Корнилова вынесли на носилках из штабного домика. Вокруг собрались все, кто находился в эти минуты на ферме. Подъехал генерал Алексеев, который с утра был у бойцов донского Партизанского полка. Михаил Васильевич, стараясь не терять присутствия духа, обратился к помощнику погибшего командующего генерал- лейтенанту Деникину:
— Антон Иванович, принимайте тяжёлое наследство. Помоги вам Бог!
Два генерала, знавшие и уважавшие друг друга, молча обменялись крепким рукопожатием.
Первым нарушил молчание Алексеев. Он обвёл необычно суровым взглядом из-под очков стоявших вокруг носилок офицеров и сказал, обращаясь больше к самому себе:
— Скрыть гибель Лавра Георгиевича от бойцов армии до вечера мы не сможем. Надо готовить приказ по армии о нашей общей утрате.
Такой приказ был написан, разослан в добровольческие части и там оглашён. Он гласил:
«Параграф 1.
Неприятельским снарядом, попавшим в штаб армии, в 7 часов 30 минут 31 сего марта убит генерал Корнилов. Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести её позора.
Все дела покойного свидетельствуют, с какой непоколебимой настойчивостью, энергией и верой в успех дела отдался он на служение Родине. Бегство из неприятельского плена, августовское наступление, Быхов и выход из него, вступление в ряды Добровольческой армии и славное командование ею - известны всем нам.
Велика потеря наша, но пусть не смутятся тревогой наши сердца и пусть не ослабнет воля к дальнейшей борьбе. Каждому продолжать исполнение своего долга, памятуя, что все мы несём свою лепту на алтарь Отечества.
Вечная память Лавру Георгиевичу Корнилову - нашему незабвенному вождю и лучшему гражданину Родины. Мир праху его!
Параграф 2.
В командование армией вступить генералу Деникину...».
В ночь на 2 апреля тела генерала Корнилова и полковника Неженцева были преданы земле на пустыре за немецкой колонией Гначбау в 50 вёрстах севернее Екатеринодара. На месте захоронения не поставили полагающихся по такому случаю крестов и не устроили могильных холмиков. Была составлена карта местности с координатами захоронения, которая была размножена в трёх: экземплярах. Карта была отдана на хранение разным лицам, которые никак не могли погибнуть все вместе.
Когда отступающие белые оставили колонию, утром следующего дня туда вступил отряд красных. Обнаружив место неизвестного захоронения (предполагая, что белые зарыли что-то ценное), красные вырыли трупы, которые были опознаны. Останки генерала Корнилова привезли в Екатеринодар. Там над ними долго глумились, после чего труп сожгли, а прах развеяли за городом.
...Вопрос о возобновлении штурма Екатеринодара никто из генералов Добровольческой армии уже не поднимал. Об атом не говорили вслух, но каждый начальник понимал, что армия должна уйти от города. Новый командующий Деникин обсудил с Алексеевым ситуацию:
— Михаил Васильевич, нам надо уходить от Екатеринодара. Красные, по сведениям разведки, стягивают туда новые силы. У них есть то, чего нет у нас: тысячи конных, бронепоезда.
— Согласен, Антон Иванович. Каждый день промедления грозит армии гибелью. Путь отхода у нас может быть только один - на север, на Дон.
— Другого пути нет. Казачья Кубань нас не поддержала. На Дону в Сальских степях держится отряд походного атамана Попова. И успешно держится.
— У вас есть новое сообщение с Дона?
— Только поступило в штаб. Подготовка восстания в донских станицах ведётся генералом Поповым успешно: большевики своими репрессиями восстановили там против себя казаков.
— Значит, будем держать путь на Егорлицкую, а оттуда на Ростов. Как быть с ранеными, у нас их в обозе больше тысячи.
— Я говорил с атаманом Филимоновым. Он со своими кубанцами обязуется разместить человек двести наиболее тяжёлых по глухим станицам у надёжных людей.
— Когда армии будет приказано выступать, Антон Иванович?
— Без промедления, Михаил Васильевич. С закатом солнца снимаем осаду Екатеринодара и сразу уходим от города. Пока противник не оправился от понесённых потерь и не перешёл к ответным контратакующим действиям.
— Хорошо. Вы готовьте распоряжения, я поеду в полки, подбодрю людей...
От Екатеринодара Добровольческая армия совершила быстрый марш-бросок на север, к станице Старовеличковской. Командование красными войсками «прозевало» отход и потому настойчивого преследования организовать не смогло.
Была ещё и другая причина. В красном лагере царила в эти дни эйфория по поводу успешной защиты Екатеринодара от «кадетов» и гибели белого вождя генерала Корнилова. В газетах печатались сообщения о «разгроме и ликвидации белогвардейских банд, рассеявшихся по всему Северному Кавказу».
В первый день отступления войсковой атаман Филимонов спросил у предводителей Добровольческой армии:
— Антон Иванович, Михаил Васильевич, министры кубанского правительства хотят знать обстановку.
Алексеев отмолчался. Но Деникин ответил атаману откровенно и прямо:
— Если доберёмся до станицы Дядьковской, то я ручаюсь, дня три ещё проживём.
— А если красные заставы встанут на нашем пути ещё до Дядьковской?
На этот вопрос ответил уже Алексеев:
— В таком случае нам всем придётся взять в руки винтовки погибших бойцов и встать в боевую линию. Или быть позорно убитыми безоружными...
Генерал-лейтенант Деникин оказался хорошим тактиком. Он старался не идти вдоль железных дорог, а быстро преодолевать их, не давая красным стянуть к месту «форсирования» железнодорожного пути бронепоезда. Противник к такой новинке оказался не готов. Красные войска и бронесилы, собранные на узловых станциях Владикавказской дороги - в Екатеринодаре и Тихорецкой - серьёзно не мешали.
Всего белым войскам на пути своего отступления пришлось четыре раза пересекать линии железных дорог, две из которых шли на север от Екатеринодара. От станицы Успенской Деникин с Алексеевым повели Добровольческую армию, минуя стороной Белую Глину, к станице Егорлицкой.
Здесь в Добровольческую армию пришло известие, поразившее всех, от кадетов до заслуженных фронтовых генералов. Совет народных комиссаров РСФСР и ВЦИК утвердили подписанный в Брест-Литовске сепаратный мир с Германией и её союзниками - Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. С большим возмущением узнали добровольцы о том, какой ценой покупался этот мир. Германии и Австро-Венгрии отдавались вся Прибалтика, большая часть украинских и белорусских земель, корабли Балтийского и Черноморского флотов.
— Отдать Ригу и днепровские берега без боя - разве это не предательство по отношению к Отечеству...
— Неужели Ленин и Троцкий надеются на то, что германцы и австрийцы не пойдут дальше линии разграничения...
— Подарить такие территории?! Слов нет. Позор, поношение русскому оружию...
— За что только бился солдат России на фронтах четыре года?
— Но мы-то Русская армия, хотя и называемся Добровольческой. Мы ещё скрестим оружие с немцами...
Договор считался позорным для России ещё и потому, что она выплачивала Германии, которая победительницей в войне никак не была, «скрыто» наложенную на неё контрибуцию в размере 6 миллиардов марок золотом. Выплачивалось «за все финансовые обязательства, предусмотренные договором...».
В счёт этой огромной суммы советское правительство успело выплатить Германии только 325 миллионов рублей золотом. Впоследствии это золото по Версальскому мирному договору перешло к бывшей российской союзнице по Антанте Франции.
Брест-Литовский сепаратный мир не остановил Берлин и Вену в их планах относительно территориальных приобретений в России. Когда Добровольческая армия вышла к станице Егорлицкой, в таком недалёком от неё городе Ростове-на-Дону уже стояли немецкие войска...
«Ледяной» поход принёс Добровольческой армии славу, но не принёс ей победы на кубанской земле. Он стал одной из первых страниц в истории Гражданской войны в России.
3 октября 1918 года генерал-лейтенант Деникин учредил серебряный «Знак отличия 1-го Кубанского похода». Он представлял собой меч в терновом венде. Знак носился на Георгиевской ленте.
Всего было зарегистрировано 3698 так называемых «первопроходцев». Знак за № 1 по праву принадлежал первому командующему армии белых добровольцев генералу от инфантерии Лавру Георгиевичу Корнилову. Это было данью его памяти.
Глава четырнадцатаяГЛАВА ОСОБОГО СОВЕЩАНИЯНА БЕЛОМ ЮГЕ РОССИИ
Вырвавшись из Кубани на южную окраину Дона, Добровольческая армия 30 апреля стала наконец-то на отдых. Армейский штаб разместился в станице Мечетинской, конная бригада - в станице Егорлицкой... Белые на всякий случай прикрылись сильными заслонами с юга от красных и с севера... от немцев, занимавших в начале мая город Ростов и часть земель Области Войска Донского.
Однако верховный руководитель и командующий Добровольческой армией покоя не знали. Как ни парадоксально, но их в те дни больше беспокоила политическая сторона борьбы с большевиками, а не военная. И вот почему:
— Михаил Васильевич, начальник штаба ознакомил вас с последней новостью из Новочеркасска?
— Разумеется, Антон Иванович.
— И что вы думаете о союзе Дона с немцами?
— Что можно сказать? Положение донской столицы от такого союза значительно окрепло. Красных отбили, пока мы воевали с большевиками на Кубани.
— Но это же прямое предательство союзнического долга.
— Разумеется. Но донские атаманы в истории не раз выглядели сепаратистами. Так что с таким фактом надо считаться.