большей части предоставлены сами себе.
Мэтью был старшим из шестерых ребятишек Барнов, на целых два года, к тому же являлся единственным мальчиком. И этот статус помог ему занять отдельную комнату на самом верхнем, чердачном этаже. Туда Томас и поспешил подняться вместе со своим трофеем — телефонной книжкой Греты.
Мэтью повесил на дверную ручку табличку «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ», которую стащил из отеля в Брайтоне, куда семья Барн ездила на летние каникулы. И подростки начали совещаться, что делать дальше.
Томас вкратце пересказал другу, что случилось в доме отца. Губы и скула у него сильно распухли в том месте, где Питер ударил его.
— Твой папаша полный ублюдок, — заявил Мэтью. То было уже не первое нелестное его высказывание в адрес сэра Питера. — Мой, конечно, тоже не подарок, но хоть, по крайней мере, не лупит меня, пусть даже и руки у него иногда чешутся. Ты должен обратиться в полицию.
— Уже обращался, — заметил Томас с кривой улыбкой. — Он ей верит, вот в чем проблема. И неважно, осудят ее или нет. Это ничего не изменит, разве что он возненавидит меня еще больше. Так что она все равно останется в выигрыше.
— Так ее упекут?
— Упекут?..
— Ну, посадят за решетку, если признают виновной. Как думаешь?
— Нет. Этот ее толстяк адвокат разнес в пух и прах все мои утверждения. Теперь все считают, что я это выдумал.
— Понимаю. Мне тоже от него крепко досталось, — задумчиво протянул Мэтью. Его даже слегка затошнило при мысли о том, как Майлз расправился с ним в суде.
— И все равно, должно быть что-то доказывающее ее вину. Причем поверить этому должны не только присяжные, но и отец. Какой-то документ, что ли, что-то такое, чего она не сможет объяснить, как в случае с медальоном. Вот почему столь важным было свидетельство о рождении. Если б с самого начала ее не назвали Гретой Роуз, если б она взяла это двойное имя потом…
— К примеру, выйдя замуж за Роузи?
— Да. Именно поэтому отец просто сходил с ума. Прямо так и вцепился в это свидетельство, словно то была драгоценность из короны ее величества.
— Но ведь это свидетельство еще не означает, что она не могла быть замужем за Роузи. Возможно и то и другое, верно?
— Что? Чтоб Грета вышла замуж за типа по фамилии Роузи? — Томас смотрел скептически.
— Если Роузи его фамилия. И потом, я вовсе не хочу сказать, что ей было обязательно выходить за него замуж. Просто стоит проверить, вот и все. Больше мы ничего не сможем сделать. В суде оба уже выступили…
— Проверить? Но как?
— Ты должен обратиться в Центр регистрации гражданских состояний. Это на севере Лондона, неподалеку от оперы Сэдлера Уэллса. Там есть такие большие регистрационные книги с записями браков, рождений и смертей на всей территории Англии. И ведутся они чуть ли не со дня битвы при Ватерлоо.
— С тысяча восемьсот пятнадцатого?
— Ну, даты точно не помню, но это неважно. Важно, что книгам более ста лет, а если Грета и выходила замуж, то было это лет десять тому назад, никак не больше. Правильно?
— Похоже, что так. Послушай, Мэтью, а ты откуда все это знаешь?
— В прежней школе мы однажды получили задание. Проторчали в этом центре весь день. Каждый должен был как можно больше узнать об истории своей семьи, ну, по этим справочным книгам. И знаешь, я докопался до свидетельства о рождении своего деда. И кем, как думаешь, был его отец? Тюремным капелланом, так что наверняка молился вместе с преступниками перед тем, как им взойти на эшафот. Стоит только представить, прямо дрожь берет. И вообще все это жутко интересно.
— Так что же, любой имеет право взглянуть на эти книги? — спросил Томас.
— Да, и возраст твой значения не имеет. Нет, конечно, всю информацию сразу не получить. Придется заполнить бланк заказа на копию этого самого свидетельства, ну а потом остается только ждать.
— Сколько ждать?
— Не знаю. Мы ждали свои документы неделю, но, возможно, есть способ получить их быстрей. Если заплатить побольше.
— Недели у меня нет. Как только закончится дача свидетельских показаний, новые улики они уже не примут. Так мне объяснил сержант Хернс.
— А когда закончится дача показаний? — спросил Мэтью.
— Не знаю. Отец сказал, что его, вероятно, вызовут в четверг. Он будет выступать свидетелем защиты.
— Да, времени всего ничего. Как же мы не додумались до этого раньше?
— Да потому, что только сегодня отец рассказал мне о том ночном звонке, — ответил Томас. Потом задумался и добавил: — Говорил, что Грета сказала тому человеку: «Я не твоя Грета Роуз». Заметь, не просто «Грета Роуз», а «не твоя Грета Роуз». Так что, выходит, ее и этого Роузи что-то связывало, Мэт, точно тебе говорю. Не знаю, были ли они женаты или нет, но кто-то должен был видеть их вместе, знать о них. Ладно. Я пока займусь этой телефонной книжкой, посмотрю, может, возникнут какие имена. А завтра, прямо с утра, идем с тобой в этот самый центр.
Мэтью вскоре заснул, а Томас сидел чуть ли не до рассвета, ломая голову над записями в телефонной книжке, сделанными аккуратным почерком Греты. Затем вдруг подумал: а что, если завтра, прямо с утра, она хватится этой книжки? Хотя… вряд ли. У нее и без того хлопот полно, к чему искать какие-то старые телефонные номера.
Но ни одна из записей ничего пока что не говорила Томасу. Там был телефон матери Греты в Манчестере, но большинство остальных имен и фамилий были, похоже, связаны с работой и какими-то другими делами. Здесь значились телефоны парикмахерских, химчисток, туристических агентств, а также магазинов по продаже компьютерных принадлежностей. Нет, между ними все же попалось несколько имен, с фамилиями и без, которые Томас переписал на отдельный листок бумаги, чтоб поразмыслить над этим списком завтра с утра. Анна, Мартин, Джайлз, Питер, Пьер, Роберт, Джейн. Но ни Роуз, ни Роузи там не было. Ничего в цветочном розовом духе. Эти имена вертелись в голове у Томаса, когда он выключил ночник, но еще долго лежал без сна, глядя в высокое окно на полную луну, зависшую над крышами южного Лондона. Ночь выдалась ясной, и казалось, что до луны рукой подать. Она выглядела такой выпуклой, тяжелой, а вся ее поверхность занята безжизненной пустыней и кратерами. «Как, должно быть, там одиноко в ночи, какое абсолютное царит молчание», — подумал Томас и ощутил, что им овладевает отчаяние. Оседает на душу, точно космическая пыль. И этот широкий жест, каким он выбросил в Северное море сапфир Султана, показался ему сейчас дурацкой мальчишеской выходкой.
Томас подумал о последних словах отца: «Видеть тебя больше не могу. После всего того, что случилось», и тут же вспомнил свою красавицу маму, представил, как лежит она, неотмщенная, в сырой земле на кладбище Флайта. Времени у него не осталось, обратиться за помощью просто не к кому. Он отвернулся от луны, закрыл глаза и забылся беспокойным сном.
Когда он проснулся, то подумал, что прошло совсем немного времени, однако часы со светящимся циферблатом, что стояли на камине в комнате Мэтью, показывали без нескольких минут семь. И еще Томас слышал, как этажом ниже подняли возню малолетние детишки Барнов. Томасу казалось, что ему приснилось что-то очень важное, но он никак не мог вспомнить, что именно. Он был почти в отчаянии. То ли имя, то ли слово, оно застряло где-то в глубине подсознания, извлечь его оттуда не представлялось возможным. Он бы так никогда и не вспомнил, если б взгляд вдруг случайно не упал на список имен и телефонных номеров, которые он выписал из книжки Греты накануне, перед тем как лечь спать.
Пьер. Да, именно это имя. Мысленно Томас тут же перенесся в незабываемый солнечный день на берегу Темзы. Тогда он еще не ведал, что представляет собой Грета, что она замышляет. Он вспомнил белое вино в пластиковых стаканчиках, плед, раскинутый на траве, бой часов Биг-Бен и Грету. Она лежала, опустив голову ему на колени. И говорила о мальчике, с которым была знакома еще по школе. Говорила, что Томас очень напоминает его. И звали этого мальчика Пьер.
Томас выскочил из постели, сбежал вниз по ступенькам, едва избежав столкновения внизу с отцом Мэтью, который как раз направлялся в свою берлогу. Томас выждал, пока дверь за мистером Барном закроется, затем бросился к телефону в холле и набрал номер Пьера.
Ему предшествовал какой-то иностранный код, и ответивший женский голос заговорил по-французски. Томас дважды повторил «Пьер», стараясь, за неимением лучшего, выговаривать это слово как можно громче и отчетливей. Он не понял ни единого слова из того, о чем вещал ему голос на том конце линии. Затем этот словесный поток вдруг иссяк, в трубке настала тишина. Может, там повесили трубку? Но едва Томас успел подумать об этом, как в трубке прорезался уже другой голос, низкий, мужской, и человек этот назвался Пьером.
— Вам знакома Грета Грэхем? — спросил Томас, кляня себя на чем свет стоит за то, что не подготовился к беседе.
— Кто?
— Грета Грэхем. Она говорит, что знала вас много лет назад, еще по Манчестеру, где вы вместе учились в школе.
— Грета… Ах да, верно. Я ее знал. Даже немного больше, чем просто знал. Мы какое-то время встречались. Давно это было.
— Да, давно. И все-таки мне хотелось бы спросить вас о людях, с которыми она тогда общалась.
— Так почему бы не спросить прямо ее?
— Потому что она мне не скажет, — ответил Томас, судорожно пытаясь придумать историю, которая смогла бы убедить этого незнакомца поделиться с ним информацией. — Не хочет, чтоб я подвергся риску. Опасности.
— Что-то я не понимаю, — пробормотал Пьер. — Вы, простите, кем ей приходитесь?
— Я друг Греты. Очень близкий друг. Тут возник один человек, он ей угрожает, и мне необходимо выяснить, кто он такой. Чтоб сообщить в полицию.
— Но чем я могу тут помочь? Не понимаю. Мы с Гретой не виделись больше десяти лет.
Судя по всему, Пьер ничего не знал о судебном процессе. Это было на руку Томасу.
— Я звоню вам только потому, что именно вы могли знать этого человека. Он дурно влиял на нее в прошлом, он имеет на нее что-то и может шантажировать.