Время явки по повестке было 14.00 — разгар рабочего дня, поэтому о предстоящем походе в Нацбез пришлось сообщить мастеру. Телль поначалу думал отпроситься под предлогом, что его вызвали в школу, но в конце года, когда фабрика не останавливалась, в школу могли и не отпустить. Нацбез — дело другое. И лучше пойти туда, чтобы потом не пришли оттуда.
— Что ж ты такого сделал Тридцатый? — говорил мастер, выписывая пропуск Теллю.
— Пока не знаю, — пожал тот плечами.
Огромное серое здание с большими деревянными дверями выглядело как неприступная крепость. Телль никогда не видел, чтобы туда кто-нибудь заходил или выходил, даже стоящих рядом людей там никогда не было. Подойдя к двери, он показал в глазок камеры повестку. Дверь медленно открылась. За ней сразу находилась рамка металлодетектора, которая противно запищала, едва Телль шагнул в нее.
— Что у вас там металлического?
Дежурный протянул Теллю пластиковую коробку, в которую тот положил ключи.
— Пряжка ремня еще, — сказал Телль.
— Кладите.
Когда Телль повторно прошел через рамку, она промолчала.
— Кабинет 210, это второй этаж. Лестница справа, — дежурный вернул Теллю повестку, отметив в ней время.
Внутри Нацбеза тоже было безлюдно. Ни на лестнице, ни на этаже Телль не встретил ни одного посетителя. Только дежурные сидели за столами. Протянув дежурившему у правой лестницы повестку, Телль направился к кабинету. Как ни старался он ступать тихо, шаги его раздавались на весь коридор.
На часах оставалась минута до назначенного времени. Телль хотел постучаться, но дверь сама открылась. Голос из кабинета позвал: "заходите!"
Между тяжелыми коричневыми шторами висел портрет Нацлидера. Под ним, за столом, на котором не было ничего, сидел человек.
— Первый раз здесь? Волнуетесь? Не стоит, — снисходительно произнес он.
Каждое его слово задевало Телля. Хотелось спросить, зачем он здесь, ведь он ничего не сделал.
— Мы позвали вас, чтобы вы помогли нам разобраться, — хозяин кабинета, опять снисходительно, показал на стул.
Телль сел.
— Вам? — спросил с недоверием он.
Телль весь напрягся. Руки, которые он не мог засунуть в карманы штанов, держали друг друга под свернутой курткой. Спина уперлась в спинку стула.
Но человек не услышал вопроса. Он положил на стол лист бумаги, ручку, потом еще один лист.
— Вы знакомы ведь с… — наклонившись над вторым листом, человек прочел неизвестное Теллю имя.
— Я никогда не слышал о нем, — немного покопавшись в памяти, ответил Телль.
Незнакомое имя озадачило его.
— Это тот учитель, который ходил к вам домой, — подняв глаза на Телля, пояснил хозяин кабинета.
— Да, к нам приходил учитель, заниматься с сыном, — теперь Телль догадался, что приход к ним домой нацполов с инспекторами, и его вызов сюда — связаны.
— Вы оставляли этого человека наедине с вашим ребенком?
— Они занимались в комнате сына, — ответил, как было, Телль.
— Под вашим присмотром? Вы были дома в тот момент? Или жена? — настойчиво спрашивал человек.
— Конечно! Как бы тогда учитель смог попасть к нам в квартиру?
И тут Телль понял, что сказал лишнее. Руки под плащом сжали друг друга еще сильнее. Главное, чтобы сейчас человек с той стороны стола не задал вопрос про то, почему Ханнес сам не мог ему открыть дверь. Но человека эта деталь не интересовала.
— То есть, вы находились в квартире во время занятий? Или прям в одной комнате? — уточняя, спросил он.
— Ну, с самого начала учитель сказал, что станет заниматься с сыном только в присутствии меня или жены. Кто-то из нас всегда был во время занятий рядом.
— Понятно. И ничего странного не заметили?
— Я в математике не очень, — Телль ответил так, как понял вопрос.
— Вы слышали, о чем учитель говорил с вашим сыном? Что он делал?
— Да, — Телль все хорошо помнил, но не мог уяснить, для чего все эти вопросы. — Учитель держал учебник или тетрадь и объяснял Ханнесу какие-то задачи, решения.
— Понятно.
Значит, дело таки не в Ханнесе. Телль чуть расслабился и даже сам задал вопрос.
— Что он сделал?
— Он гей.
Телль отпрянул назад. Геи — одни из тех, кого считали врагами нации. Телль беспомощно посмотрел в сторону — и столкнулся взглядом с портретом главы Нацбеза. Вокруг не было ничего, за что он мог бы зацепиться. И тогда Телль стал смотреть на свои колени.
— Значит, его признают врагом. Но почему? — не поднимая головы, спросил он.
Такого вопроса человек с той стороны стола не ожидал. Разжевывать подобные вещи, тем более — взрослому мужчине… Ну ладно.
— Нашей нации нужно здоровое потомство, сильные дети, которые вырастут, окрепнут и займут наше место. А от геев какое потомство? Они живут противоестественной половой жизнью. Они разрушают нацию.
Видя, что Телль принял его ответ, человек придвинул к нему лист бумаги с большими печатными буквами — "Протокол допроса свидетеля".
— Вам надо написать… — человек положил рядом с листом авторучку.
— Что написать? — напрягся Телль.
— Показания. Напишите, как учитель к вам приходил, что делал. Этого достаточно.
— Достаточно для чего?
Человек на той стороне стола смотрел на него и молчал. Он ждал, что Телль поймет сам. И Телль понял.
— Я не буду, — покачав головой, Телль отодвинулся вместе со стулом.
От звука царапающих пол ножек лицо человека чуть дернулось. Когда стул остановился, оно снова стало спокойным.
— А вы подумайте, — тихо сказал человек и уточнил: — О сыне подумайте.
Телль стиснул зубы. Они заскрипели.
Прощение
То, что Телль сделал, грызло его изнутри, не давало покоя. Он не знал, как ему теперь смотреть в глаза сыну. Он доходил до двери комнаты Ханнеса, но готовая открыть ее рука опускалась вниз.
— Надо просто пережить, — говорил себе Телль.
Никогда раньше сам с собой он не разговаривал.
Переживания становились все тяжелее, и только слова признания, которые рвались наружу, могли освободить переполненную совесть.
Когда Телль рассказывал Фине, его голова горела от стыда.
— Ты бы все равно ему ничем не помог, — была уверена жена.
— Но я хотя бы в этом не участвовал бы, — опустил голову Телль.
— У тебя какая была цель? Навредить старику или отвести угрозу от сына?
— Думаешь, от этого легче?
— Или ты все же что-то не то написал? — чуть наклонив голову, Фина пристально поглядела на мужа.
— Я написал — это уже "не то", — Телль смотрел на стакан с чаем, который ему налила жена. — Этот человек знал, о чем я думаю.
Есть не хотелось — кусок не лез в горло.
— Как сказать сыну? — спросила Фина. — Он ждет.
— Сказать, что учитель уехал… Нет. Это будет неправда. Собирается уехать, — ответил Телль, придвинув к себе стакан чая.
— Тогда Ханнес еще сильнее станет ждать его, чтобы проститься.
— Значит, просто сказать, что учителю запретили приходить, — решил было Телль, но, вместо того, чтобы выпить чай, отодвинул стакан.
— В школе учиться нельзя, учителю приходить домой и давать уроки — нельзя… Каково будет Ханнесу? — вопрос Фины был, в общем-то, не к мужу.
— Но сказать надо… — произнес Телль.
— Да, надо, — согласилась Фина.
На работе Телля тут же вызвал к себе мастер. Зайдя к нему, Телль увидел начальника цеха, сидевшего на месте мастера и смотревшего исподлобья.
— Зачем тебя в комитет вызывали? — угрюмо спросил начальник цеха.
— Так это не по работе, — простодушно ответил Телль.
— Но для этого пришлось отпустить тебя со смены, — не сводя глаз с Телля, мастер поставил стул возле своего стола и сел.
Телль рассказал, как было дело. Начальник цеха с мастером слушали внимательно, смотря то на него, то друг на друга.
— И это все? — спросил мастер, когда Телль замолчал.
— Все, — пожал плечами тот.
— Дурень, — хлопнул по столу начальник цеха. — Надо было договориться: ты им напишешь про учителя все, что они захотят, а они помогут с сыном тебе решить.
Телль, снова разворошивший в себе чувство стыда и вновь переживавший свой поступок, поднял на начальника цеха непонимающий взгляд.
— А… — махнул тот рукой. — Иди.
Телль еще не вышел, как они с мастером начали обсуждать услышанное.
— Я надеюсь, ты даже не подумал о таком, — сказала вечером мужу Фина.
— Нет, — уверенно выдохнул Телль. — А как Ханнес? Он знает?
— Я сказала ему, — тяжело ответила жена. — Ханнес спросил меня: "Как я смогу тогда жить, если не буду учиться?" Я объяснила, что учиться можно и самому, и не только математике. Ты только сейчас ему ничего не говори, он занимается.
— Хорошо, — согласился Телль.
Он отодвинул штору. Налив воды в стакан, сел к окну. Было видно дальнюю часть улицы, освещаемую фарами одиноких машин, фонари под окнами соседних домов, сами окна. В каждом из них была своя жизнь. Приподнявшись, Телль разглядел прохожих. Совсем недавно он сам шел по этой темной улице вместе со старым математиком.
Телль выпил воды и пошел в родительскую комнату. Фина сидела у дивана, зашивая рукав рубашки сына.
— Я должен сходить к учителю.
— Сходи, — не отрываясь от шитья, ответила Фина. — Но будь готов к тому, что тебя еще раз унизят.
***
Закончив в субботний день работу раньше, Телль отправился в школу, чтобы найти учителя. Ему сказали, что старика уволили по возрасту. Тогда Телль попросил его адрес. Адрес ему назвать отказались, но Телля это не расстроило. Наверняка старик жил в учительском доме за школой. Все учителя жили в том доме.
Зажженный в окнах свет помог найти квартиру старого математика. Она была на втором этаже. Телль увидел, как старик стоял на кухне — наверное, у плиты. Дверь в подъезд оказалась чуть приоткрыта, оттуда пробивался свет лампочки с этажа.
Схватившись за деревянный поручень перил, Телль чуть не оторвал его. Поправив поручень, Телль медленно поднялся на этаж и тихо постучал в крайнюю из четырех квартир. Дверь открылась на вытянувшуюся цепочку. Учитель поглядел, кто пришел, щелкнул снимаемой цепочкой и пригласил Телля в квартиру.