– Конечно, кровь ухудшается медленно. Тенденция начинает проявляться только через много поколений. Вот почему никто из нас не понимал, что происходит, пока не стало слишком поздно.
Соединяй сильных с сильными, слабых со слабыми. Таков был образ жизни джен-теп, и, когда я впервые приблизился к своим магическим испытаниям и моя магия начала исчезать, я утешался, наблюдая, как Нифения сражается с собственными заклинаниями. Маленькая, жалкая часть меня знала: чем хуже она справляется, тем больше у меня шансов однажды убедить её выйти за меня замуж.
Да, знаю. Я был паршивым ребёнком, ясно? На тот случай, если вы не заметили, я происхожу из довольно паршивого народа.
– Измените схему, – сказал я – идея поразила меня, как огненный взрыв. – Когда маги впервые отправились на этот континент в поисках нового источника магии, они были выходцами из самых разных стран. Цивилизация джен-теп никогда не основывалась на этнической принадлежности, только на нашей общей культуре. Снова откройте школы магии для чужеземцев! Отыщите в Дароме, Гитабрии, Забане и во всех других странах тех, кто проявляет способности к магии, и приведите их сюда!
Ответ казался мне теперь таким очевидным, таким правильным, что можно было подумать: меня заботит будущее собственного народа.
– Мы не можем, – сказала Шелла. – Чужаки не могут…
– О, ради наших предков, – выругался я, – хоть раз забудь о своих предрассудках и…
– Заткнись! – крикнула она, сжав кулаки. Гневные вспышки магии заискрились на её татуировках. – Ты – идиот! По-твоему, отец не думал об этом? По-твоему, такое очевидное решение не пришло в голову никому, кроме тебя?
– Так почему бы так не поступить? – спросил я.
Отец ответил глухим, ровным тоном солдата, сдающегося на поле боя:
– Потому что грядёт война. Мне пришлось подписать договор с Даромом о вступлении в их армию наших магов, чтобы берабески не захватили нас всех. Как только начнётся битва…
Он начал щёлкать пальцами в воздухе. Одна за другой крошечные светящиеся фигурки тускнели, их магия исчезала, они снова рассыпались на песчинки, и яркая синева гасла, когда они падали на стол пятнами пыли.
– Нас останется слишком мало, чтобы удержаться за собственные территории.
– Тем, у кого есть талант, как у меня, придётся сочетаться браком с отпрысками могущественных чужеземных домов, – сказала Шелла, – и у них родятся маги, преданные собственным народам. Нас поглотят их цивилизации. Магия и дальше будет существовать на этом континенте, но культуры джен-теп не станет.
Отец всё время избегал смотреть мне в глаза, но наконец наши взгляды встретились. Он не произнёс ни слова, но в тот миг я понял, зачем Шелла привела меня сюда. И как же меня облапошили.
– Всё это, – сказал я, хлопнув ладонью по покрытому пылью столу, отчего между нами поднялось грязно-коричневое облако, – твоё мрачное пророчество о будущем нашего народа – только ради того, чтобы дать мне ещё один повод пробраться в Берабеск и убить ребёнка?
– Чтобы спасти наш народ, – ответил отец, но теперь он обращался к Шелле. – Посмотри ему в глаза, дочь. Скажи, что ты видишь там что-то, помимо презрения и недоверия. В нём нет ни капли долга, ни капли любви к своему народу.
Отец вышел из-за стола. Мои руки опустились к футлярам с порошками.
– Разве ты не видишь? – требовательно обратился к дочери Ке-хеопс. – Даже сейчас его извращённые мысли обращаются к убийству. Но разве он жаждет крови наших врагов? Никогда! Только смерти своего отца.
Он подошёл ближе, и мне пришлось отступить, чтобы сохранить дистанцию, достаточную для применения оружия. Его руки были опущены, готовые бросить сколько угодно заклинаний, которым я не смогу противостоять. Быстрый, жестокий первый удар был моей единственной надеждой.
– И какое ужасное преступление мы совершили, чтобы оправдать его бесконечные расправы? – спросил он. – Мы наложили на него контрсигилы. Мы стремились покончить с угрозой Чёрной Тени, которая однажды поглотит его душу. И за это он принёс бы в жертву будущее любого джен-теп.
Я взял щепотку красного и чёрного порошков, не сводя взгляда с рук отца. Стоит им хотя бы дёрнуться, и я метну заклинание.
– Келлен, не надо, – предупредила Шелла. Теперь татуировки вокруг её предплечий тоже светились.
– Ке-хелиос, – поправил отец: его явно больше разозлила реплика сестры, чем то, что я собираюсь его убить. – Я назвал его Ке-хелиос. Он – сын дома Ке, и, клянусь кровью и магией моих предков, сегодня он начнёт вести себя подобающе!
Я снова попятился, чуть не споткнувшись на пороге двери, ведущей из атенеума.
– Я ухожу, отец. Вряд ли мама хотела бы, чтобы я убил тебя в день её похорон.
Он презрительно усмехнулся.
– Ты понятия не имеешь, чего хотела твоя мать, трусливый мальчишка. Ты бы не поверил, если бы я тебе рассказал.
– Отец, остановись! – закричала Шелла. – Просто скажи ему. Ещё не поздно…
Но было уже поздно, и она это знала, потому что губы моего отца начали складываться в первый слог заклинания, которое либо искалечит меня, либо убьёт, а я не собирался позволить случиться ни тому, ни другому. Порошки уже взлетели в воздух, а мои руки создали соматические формы заклинания.
Но ничего не произошло.
Краем глаза я видел, как сестра шепчет слова, которые эхом разносятся по атенеуму – снова и снова, не становясь ни громче, ни тише, но наполняя воздух, как дыхание океана. Заклинание, материализовавшееся на кончиках пальцев отца, застыло, словно пламя свечи, заключённое в лёд.
Словно парализованный, я смотрел, как Шелла делает быстрые, едва уловимые движения пальцами, частицу за частицей исправляя эффект заклинания. Я обнаружил, что снова могу говорить, но не двигаться.
– Отпусти меня, Шелла.
– Ша-маат, – сказала она почти печально. – Сколько раз тебе повторять? Теперь меня зовут Ша-маат!
Она снова исправила заклинание, и отец освободился от чар.
– Ничего не говори, – предупредил он, прежде чем выйти из комнаты. – Мы сделаем всё по-моему.
– Сестра, – сказал я. Страх поднимался из глубины моего живота, как червяк, проползающий по лёгким, застревающий в горле.
– Просто постарайся расслабиться, брат, – ответила она. – Это… Это к лучшему, честное слово.
Такие заявления никогда не приводили ни к чему хорошему.
Отец вернулся в комнату, неся большой деревянный поднос, уставленный горящими жаровнями, на которых пузырились маленькие керамические блюда с расплавленным металлом. Рядом с блюдами были разложены иглы. Весь мой арта валар, все случаи, когда я сталкивался с наёмными магами и наёмными убийцами, вылетели у меня из головы, как только я узнал инструменты.
– Нет, – прошептал я, но сомневаюсь, что кто-нибудь меня услышал.
– Он никогда не простит меня за то, что я связал его контрмагией, – сказал отец Ша-маат, поднося поднос ближе. – Из злобы и мести он всегда будет угрожать моим планам. Я больше не могу этого допустить.
– Пожалуйста, – взмолилась Шелла, увидев ужас в моих глазах. – Просто объясни ему, чт…
– Нет!
Рёв отца эхом отдался от стен атенеума.
– Я Ке-хеопс из дома Ке, Верховный маг народа джен-теп! Я больше не буду объясняться перед детьми!
Сестра посмотрела на меня с немым извинением в глазах, ещё раз доказывая, что, хотя она любит нас обоих, она всегда будет подчиняться приказам отца.
Тогда я завопил, выкрикивая тысячу просьб, хотя и знал, что они не сдвинут отца ни на дюйм. Но они звучали достаточно громко, чтобы Шелла с огорчённым видом провела рукой по моему лицу и усыпила меня. Моей последней мыслью был вопрос, на который я никогда не смогу ответить.
Почему я продолжаю доверять своей сестре?
Глава 24. Связывание
Мне снилась комната, полная людей. Дюжина из них выжидательно смотрела на меня сверху вниз, словно я был актёром, вышедшим на сцену и забывшим свои реплики перед целым залом.
Что-то давило мне на грудь. Тёплый, странно пушистый груз, который оказался Рейчисом. Он протяжно, медленно рычал на всех стоящих вокруг меня. Фериус тоже была здесь, у моего левого плеча. У другого плеча Шелла впивалась взглядом в мою наставницу-аргоси. Королева Джиневра тревожно наблюдала за мной; её окружала многочисленная свита гвардейцев и маршалов, в том числе Ториан Либри, у которой был такой вид, словно она пришла сюда в надежде убить нескольких человек и до сих пор кипела от ярости. Завораживающая синева её глаз дала мне знать, что я не сплю.
Я лежал на спине на твёрдой поверхности стола в центре атенеума. У конца стола, прислонившись к одной из колонн в паре футов от меня, стоял отец. Обычно у него не бывало такого бледного лица, а морщины на лбу заставляли его казаться старше, чем он когда-либо выглядел.
– С тобой всё в порядке, Келлен, – произнесла королева, переводя взгляд с моего отца на меня. – Мы пришли за тобой.
– Брат ещё некоторое время будет сбит с толку, – сказала Шелла, пытаясь взять ситуацию под контроль. – Стоя здесь и пялясь на него, вы ничего не добьётесь.
Ну во всяком случае, тут она не солгала. У меня в голове было столько тумана, что мне пришлось сосредоточиться изо всех сил, чтобы разобраться в странных зрелищах и звуках, окружающих меня, как канюки умирающего оленя.
– Помолчи секунду, ладно, партнёр? – попросил я Рейчиса.
– Ладно, – проворчал он, устраиваясь у меня на груди. – Но если я не убью кого-нибудь, прежде чем всё закончится, я по-настоящему разозлюсь.
– Отдохни, брат, – сказала Шелла. – Ты не сможешь ясно мыслить ещё несколько часов.
Знакомое хихиканье за моим левым плечом, похожее на первые ноты весёлой мелодии (или, возможно, на раздражающее утреннее кукареканье петуха), заставило меня переключить внимание на Фериус.
– Покажи им, кто мы такие, малыш, – сказала она. – Покажи им, какие мы прекрасные.
Иногда мне нравится звук этого голоса. Но то, как она произнесла слово, почти как «пре-екрасные», заставило что-то шевельнуться в моём мозгу.