Ториан что-то говорила – о том, чтобы я отошёл в сторону и дал ей закончить работу; о том, что она с самого начала знала: это дело нельзя доверять мне. Но я мало что мог разобрать. Мои глаза были прикованы к Нифении и Айшеку, лежащим без сознания на полу, и к Рейчису: он совсем не двигался, и я с отчаянием высматривал, дышит ли он, в то же время размышляя, что я буду делать, если он умер. С ядом сложно работать. Дозы, способной вырубить взрослую женщину или даже гиену, более чем достаточно, чтобы убить белкокота.
– Ты рычишь на меня, картёжник? – спросила Ториан.
Она подняла трубку, чтобы я мог её увидеть.
– Никогда особо не ценила это как оружие для убийства, но начинаю ценить за возможность избавиться от нежелательных свидетелей. У меня есть дротик лично для тебя, если ты предпочитаешь не наблюдать.
– Минуточку, пожалуйста, – ответил я, всё ещё наблюдая за Рейчисом.
«Вот так, – подумал я, внезапно снова обретя способность дышать, когда увидел, как его бок чуть приподнялся, а потом снова опал. – Он жив!»
– Я была осторожна с дозировкой, – сказала Ториан. Очевидно, она знала меня достаточно хорошо, чтобы догадаться, почему я так волнуюсь. Из-за этого её предательство причиняло ещё большую боль.
– Это ты убила визиря, – сказал я. – Ты привела стражников к салуну путешественников, чтобы они арестовали первого же вышедшего оттуда чужеземца, зная, что им буду я.
– Ладно, не кипятись, картёжник. Я знала, что ты скоро стряхнёшь их с хвоста. – Она подняла Бич. – Мне нужно было, чтобы ты принёс его мне, помнишь?
Шуджан, сидевший напротив меня, удержал мой взгляд.
«Возможно, это и есть тот ответ, который мы оба искали, – молча сказал он мне. – Возможно, мы оба всё время были свободны, потому что ни одно из наших решений не имело особого значения».
Я поднялся на ноги и повернулся лицом к Ториан. Она покачала головой и снова показала мне духовую трубку.
– Я бы не советовала подходить ближе. Думаю, я слишком долго держала последний дротик в яде, а мне известно, как ты ненавидишь, когда я тебя травлю.
Я подождал несколько секунд, пытаясь выяснить, что могу предпринять, по её взгляду, позе, по её сжатым челюстям. Хотя Ториан трудно понять. Она так гордо носит мантию бессердечного, бесцеремонного палача – безжалостного агента империи, – но под мантией всегда скрывается ещё что-то. Теперь это «что-то» мелькало на её лице. Страх? Неуверенность?
– Не надо, – произнесла она. Внезапный румянец гнева залил её щёки.
– Что не надо?
– Не смотри на меня так, этим своим взглядом аргоси, как будто я некая загадка, которую ты должен решить с помощью арта превис, или арта тако, или как там они называются.
У меня имелся целый ряд ответов, некоторые – остроумные и обезоруживающие, некоторые – возмущённые. Я позволил всем им проплыть мимо. Первый урок, который Фериус преподала мне об арта локвит, красноречии, заключался в том, что разговор – это музыка, и иногда лучше позволить партнёру быть нотами, а себе – паузами.
– Королева собирает армию на южной границе, ты в курсе? – спросила Ториан с оттенком горечи в голосе. – Двенадцатилетняя девочка в красивых доспехах, которые абсолютно ей не помогут, когда её захватят берабески. Но она настаивала, что должна быть там. Говорила какую-то чушь о том, что монархи не имеют права посылать армии на смерть, если не пойдут вместе с ними в пропасть.
Я ощутил укол вины и под ложечкой ещё что-то, более твёрдое, более холодное. Услышанное меня не удивило: Джиневра на каждом шагу показывала, что она именно такая правительница – из тех, кто хочет заслужить любовь своего народа. Из тех, кто чаще всего умирают, пытаясь её заслужить.
– Но вот ты здесь, попиваешь чаёк с врагом, без сомнения, погрузившись во всевозможные глубокие философские дискуссии о тонкостях религии. Рассуждая, размышляя, выискивая какой-то великий путь, который возникнет перед тобой и освободит тебя от необходимости сделать то, что надо сделать.
Я ничего не ответил, просто ждал, пока она доберётся до сути своей речи. Наконец, слова вырвались наружу, но не в потоке слёз, а с печалью и смущением девочки вдвое моложе Ториан:
– Ты убил моего отца, Келлен.
Я не спрашивал, кто ей рассказал. Эмельда. Другой Шептун. Может, кто-нибудь ещё. Теперь это уже не имело значения.
– Прости меня, – сказал я, но не потому, что мои слова могли принести какую-то пользу, а потому, что чувствовал вину.
Джед Колфакс терроризировал меня, натравил на меня белого связывателя, довёл моё и без того жалкое существование до грани полного и необратимого отчаяния, но сделал всё это ради того, чтобы защитить королеву. Мне следовало бы догадаться, что его дочь замешана из того же теста.
– Ты подстрелила Фериус, чтобы помешать ей поехать со мной, – сказал я.
– Я могла бы её убить. Это было бы честной сделкой, как думаешь? Видит Бог, миру лучше иметь на одну аргоси меньше, но я сдержалась и просто ранила её, чтобы она не лезла. Мне хотелось верить, что если бы ты был один, если бы я дала тебе такой шанс, ты поступил бы правильно.
«Правильно».
Предки, я почти так же устал от того, что люди велят мне поступать правильно, как и от своих попыток понять, что именно будет правильно. Но больше всего я устал слушать, как люди лгут самим себе.
– Ты не убила Фериус потому, что иначе тебе пришлось бы признаться: все твои разговоры о долге и верности – такое же барахло, каким люди вроде твоей матери кормят мир, чтобы оправдать свои поступки.
Возмущение на лице Ториан стало таким жёстким, как будто его начертали арканисты.
– Ты напыщенный ублюдок. Какое право ты имеешь меня судить? Ты же изгой! Шулер! Вся твоя жизнь – одурачивание людей!
– Ты кое-что упустила, – сказал я. – Ты забыла, что я ещё и убийца?
На секунду мне показалось, что я переборщил и она просто плюнет в меня дротиком, положив всему конец. А мне нужно было разозлить её так, чтобы ей стало недостаточно просто вырубить меня.
– Считаешь себя очень умным, не так ли? – спросила она. – Меткий маг, Чёрная Тень, аргоси, видящий насквозь чужой обман? Ты самый слепой из всех людей, Келлен! Настолько уверенный, кому доверять, а в ком сомневаться, что не смог бы заметить явный обман, даже если бы ложь была написана простыми чёрными чернилами.
Я повернулся к Шуджану, но тот выглядел таким же растерянным, как и я. Мой арта локвит уловил две фразы в маленькой тираде Ториан, и они снова и снова крутились у меня в голове: «кому доверять… ложь была написана простыми чёрными чернилами».
Слово «доверять» было полно горечи. Почему?
«Она обижена на того, кому я доверяю», – подумал я.
Ложь, написанная простыми чёрными чернилами. Она могла иметь в виду метки Шуджана, но я в этом сомневался. У Ториан не было причин считать, что его метки – какая-то уловка. Моя Чёрная Тень? Нет, Ториан знала, что тень настоящая. Кроме того, кто бы захотел подделать такое…
«Нет, пожалуйста, только не она!»
Ториан улыбнулась так, словно только что победила меня на дуэли.
– Королева, – прошептал я, надеясь, что мои подозрения неоправданны, но внезапно преисполнившись уверенности, что они справедливы.
Год назад, после попытки переворота, который чуть её не низверг, Джиневра привела меня в тронный зал дворца. Я готовился навсегда покинуть Даром, желая уйти от придворных интриг и бесконечной вереницы могущественных аристократов, желавших моей смерти. Королева заставила меня смотреть, как опускает верх своего платья, открывая извилистые чёрные метки: они станут её концом, когда ей исполнится тринадцать и по традиции ей придётся предстать обнажённой перед людьми, которыми она управляет. Именно тогда я поклялся остаться и защитить её.
Предки, иногда я бываю таким простофилей.
– Она была одиннадцатилетней девочкой, которую недавно несколько дней пытали, и она едва удерживала корону, – сказала Ториан. – Ей требовался защитник, и она выбрала тебя, единственного человека, которому могла доверять. Но ты собирался уйти и оставить её волкам в тонких шелках, рыщущим по дворцу в ожидании шанса её уничтожить. Поэтому она нарисовала на себе метки, зная, что только Чёрная Тень заставит тебя остаться.
– Я думал… Я знал, что есть некая тайна, которую её наставники используют против неё. Чёрная Тень всё объясняла.
– Если ты хочешь, чтобы мир имел смысл, Келлен, у тебя проблема. Это делает тебя легковерным. Хуже того, заставляет требовать от других людей, чтобы они оправдывали твои ожидания. Джиневра – хорошая девочка. Она станет великой королевой. Но ей нужны рядом люди, которые понимают, что нельзя убегать каждый раз, когда приходится делать трудный выбор. Неважно, насколько ты умён, картёжник – судьбу никому не обмануть.
Я не знал, что на это ответить. Часть моего разума, обычно занятая умными репликами, отчаянно пыталась придумать причину, почему я не должен просто уйти и позволить Ториан делать всё, что ей вздумается… или задержать её, пока какой-нибудь храмовый стражник или арканист не придёт, чтобы её убить. Будет ли империя берабесков хуже империи дароменцев? Весь этот паршивый континент, казалось, преисполнился решимости так или иначе уничтожить себя.
«Почему ты спасла меня в тот день, когда моя сестра случайно остановила моё сердце, Фериус? Зачем учила меня видеть мир иначе, чем другие, если конечный результат всегда один?»
– Просто отойди в сторону, Келлен, – попросила Ториан. – Я сделаю всё, что нужно, а потом помогу тебе вытащить отсюда твоих друзей. Твоя наставница аргоси поправится, и все вы вместе сможете уехать в закат.
Как ни странно, сарказм в её голосе, когда она упомянула Фериус, стал своеобразной музыкой для моих ушей, не только потому, что обычно арта локвит заставляет вас слышать, но и потому, что столь явное презрение делало мою наставницу настолько нелепой, что во Вселенной появлялось своего рода противоречие, которое нельзя было допустить. Либо Фериус Перфекс – посмешище, либо всё, чему она меня научила, настолько реально, что неважно, куда оно ведёт