Никогда ещё мой отец Ке-хеопс не приводил меня в такой ужас, как в тот миг. Мере-сан, вдова Верховного мага нашего клана, была одной из самых могущественных магичек, когда-либо выходивших из нашего народа, и всё же я видел, как она страдала от оков разума, которые надел на неё муж, чтобы она не раскрыла тайну прошлого джен-теп.
– Ну что, мальчик? – спросил Ке-хеопс. – Больше никаких умных замечаний? Разве твои учителя-аргоси не научили тебя какому-то тайному искусству сопротивляться оковам разума?
Я уже видел, как на его предплечьях загорелись ярче татуировки железа, шёлка и крови. Его палец дёрнулся, творя ряд соматических форм слишком быстро, чтобы я мог за ним уследить. Он отрабатывал заклинания.
– На самом деле, отец, – сказал я, поднимаясь с песка, – у меня есть один трюк, который может остановить оковы разума.
Я не лгал, потому что, хотя никакие тренировки аргоси не спасут меня от заклинания и у меня нет способа его разрушить, я знал, потянувшись за порошками в футлярах, то, чего не знал отец: я умру, прежде чем позволю наложить на себя такие оковы.
«Я всегда знал, что однажды взорву себя собственным заклинанием, – подумал я. – Просто и помыслить не могу, что сделаю это нарочно».
– Нет! – Шелла подбежала к отцу и схватила его за руку. В каком-то смысле она всегда знала меня лучше, чем он. – Отец, нет. Позволь мне поговорить с Ке-хелиосом, позволь…
Он оттолкнул её.
– Довольно, Ша-маат. Я слишком часто уступал твоим мольбам о пощаде. Мирился с непослушанием твоего брата чаще, чем должен мириться любой отец. Был унижен в своих глазах, в глазах твоей матери…
Гнев и печаль улетучились, как песчинки на ветру пустыни, пока не исчезли и обиженный отец, и скорбящий муж. Остался только Ке-хеопс, спаситель некогда славного образа жизни обречённого народа.
– Теперь ты выслушаешь меня, Ша-маат. Иди и позаботься о том, чтобы аргоси и остальные не сбежали.
– О, я бы об этом не беспокоился, – сказал я, только теперь осознав факт, который должен был стать для меня очевидным ещё некоторое время назад. – Они уже здесь.
Почти все карточные трюки основаны на отвлечении внимания. Твоя мишень должна сосредоточиться на чём-то одном, чтобы ты мог подготовить финал. Поэтому я не удивился, что Фериус и другие, воспользовавшись магической демонстрацией безумной мечты моего отца, подкрались к нам. Меня даже не слишком потрясло, что они зарылись прямо в песок и теперь поднимаются, будто из недр земли. Но вот чего я никак не ожидал, так это того, что не только Фериус, Лили, Рози, Буранчик, Нифения и Айшек явились спасать мою голову, но и все аргоси.
Один за другим они вставали, словно призраки из сотен могил.
Я заметил высокого широкогрудого мужчину, стряхивающего песок с бритой головы. Чёрные отметины извивались вдоль его щёк, доходя до трёх точек под каждым глазом, похожим на чёрные слёзы. Улыбка на его лице поразила меня, как один из непредсказуемых, необъяснимых дождей, иногда начинающихся даже во время самых страшных пустынных засух.
– Бателиос? – спросил я, почти уверенный, что это какой-то мираж. – Что ты здесь делаешь?
Он показал на самую крупную женщину, которую я когда-либо видел – она как раз надевала на руки шипастые кастеты.
– Когда моя маэтри, идущая Путём Устремлённых в Небо Дубов, сообщила, что конец света близок, я, естественно, предположил, что найду неподалёку своего хорошего друга Келлена.
Волна ворчания и рыков пронеслась над дюнами к северу отсюда. Все, и джен-теп, и аргоси, повернулись и увидели десятки, десятки прыгающих и планирующих меховых комков ярости и бешенства, устремляющихся к нам. Их возглавлял особенно дьявольский с виду белкокот с ярко-алой шерстью, расписанной зазубренными золотыми полосками, смахивающими на молнии.
Оказалось, мой деловой партнёр всё-таки не забыл обо мне.
– Что? – спросил он, глядя на меня своими хитрыми глазками. – Я подумал, что если здесь есть один белкокот, должны быть и другие, верно?
Отряд отца, само собой, огорчило внезапное появление стольких аргоси и ещё больше – прибытие целого племени некхеков. Я видел, как многие татуировки меркнут из-за ослабевшей концентрации. Но то были настоящие маги, многие из них – лорд-маги, и вскоре пустыня заблестела отражённым светом их волшебства.
– Ну что ж, – произнесла Фериус, отряхиваясь и поправляя свою приграничную шляпу, – похоже, мы ввязались в драчку.
Глава 62. Игра Шуджана
Напряжение противостояния удерживало пустыню в своих объятиях. Слышалось только тревожное дыхание, когда каждый из нас ждал искры, которая разожжёт дикий пожар насилия и кровопролития. Солнце едва начало выглядывать из-за горизонта пустыни, как будто поднималось, чтобы посмотреть, что будет дальше.
Я поймал себя на том, что вынимаю из подола рубашки одну из монет кастрадази, чувствуя её вес, прохладу, но главным образом то, что она ощущается как пророчество этого момента. Аргоси и джен-теп. Обманщики и маги. Две стороны одной и той же монеты. Подбросьте монету, и какой стороной она упадёт?
В кои-то веки я не был испуган. Мгновение на самом деле было… красивым. Есть нечто, о чём говорят с почти мистическим благоговением столько воинов, повстречавшихся мне в путешествиях, от солдат до маршалов и самой Ториан. Как там она выразилась?
«Взгляд мужчины, когда он уверен – до мозга костей уверен, – что вот-вот разобьёт моё хорошенькое личико, а потом вдруг оказывается на земле, глядя на меня снизу вверх и гадая, не последний ли это его день на земле».
Нет. Дело не только в этом. Помню, как однажды ночью я играл в кости с группой дароменских солдат, спрашивая их, не боятся ли они идти в бой. Они сказали, что отчасти боятся, но под страхом таится странное чувство удивления. Сначала даже не разберёшь, что ты чувствуешь, но потом посмотришь на мужчину или женщину слева или справа и без единого слова поймёшь: они готовы рискнуть своей жизнью ради тебя, а ты – ради них. «По-другому не скажешь, – объяснил мне один солдат. – Это за гранью товарищества, за гранью дружбы или семьи. Как будто ты…»
Женщина рядом с ним, с лицом, покрытым множеством шрамов (один её глаз прикрывала потёртая чёрная повязка), сказала: «Как будто ты входишь в ворота величайшего города в мире. Такого, какой не может существовать, потому что ни один архитектор никогда не смог бы себе его представить. Такого, за который ты без раздумий отдашь жизнь, потому что, хоть ты и знаешь, что однажды умрёшь, защищая его стены, твой дух всегда будет его частью».
Здесь, рядом с Фериус, Нифенией и другими аргоси, с Рейчисом и его наспех собранной армией белкокотов, я почувствовал, что стою перед воротами этого великолепного города. Сражаться бок о бок с ними будет прекрасно. Чудо века, когда батальон разношёрстных братьев по оружию бьётся с непримиримым врагом, защищая мир, кажущийся невозможным. Это будет своего рода волшебством.
Но затем мои мысли обратились к другой игре – той, в которую я играл с Келишем все ночи по дороге в Берабеск.
«Визирь Куожу говорит… – Квадан начинал все свои уроки так, словно для него было жизненно важным убедиться, что я знаю: любая изложенная им мудрость принадлежит кому-то другому. – …Несмотря на тысячи стратегий, написанных о шуджане, есть только два способа подойти к игре».
Он поднимал одного из своих выкрашенных в синий цвет деревянных лучников.
«Рассматривайте каждую фигурку как живого человека, чья судьба находится в ваших руках. Или относитесь к каждой жизни так, будто она лишь фигурка на игральной доске – та, которую можно использовать и выбросить по мере необходимости».
Несмотря на ограниченный опыт в игре и философии Берабеска, недавно я стал своего рода экспертом по той лёгкости, с какой люди относились к человеческим жизням как к маленьким деревянным фигуркам на шестиугольной доске. Размышляя о том, что сейчас случится, я почувствовал, как метки моей Чёрной Тени начинает пощипывать: им не терпелось повернуться и показать мне возможные результаты новой игры. Но я заставил ощущение угаснуть. Мне не требовался мой энигматизм, чтобы узнать, что произойдёт дальше.
Джен-теп будут использовать свои заклинания с убийственной эффективностью, противостоя мириадам трюков аргоси и свирепой храбрости белкокотов. Многие с обеих сторон погибнут, их крики поглотит простор пустыни, их кости останутся гнить в песке.
Почему-то я знал, что выживу.
Не уверен, с чего я был убеждён в таком исходе. Наверное, за последние несколько лет я столкнулся со столькими ужасными вызовами, что не мог представить себе ни одного поворота событий, который не привёл бы к тому, что я стою, а кто-то другой лежит на земле у моих ног в луже собственной крови.
Все, кроме одного поворота.
Иногда жизнь – это игра в кости, но я всегда был больше картёжником.
Отец ждал, что я заговорю, брошу ему вызов.
Медленно, стараясь убедиться, что не сломал ни одного ребра, когда он швырнул меня на песок, я поправил на поясе футляры с порошками, удостоверился, что ремень, удерживающий колоду метательных карт, надёжно закреплён на бедре, проверил каждую из оставшихся четырёх монет кастрадази и только тогда повернулся к отцу и произнёс односложное заклинание:
– Нет.
Глава 63. Обратный отсчёт
В слове, которое я произнёс, не было никакой магии, почти никакого настоящего вызова, и всё же оно подействовало на Ке-хеопса, как пощёчина.
– Нет? – недоверчиво переспросил он.
– Нет, отец. Никакого предательства по отношению к твоим союзникам. Никакого уничтожения их армий. Никакого великого возвышения джен-теп, чтобы доминировать над континентом. Всё, хватит.
Он показал на аргоси, стоящих вокруг меня.
– Не можешь же ты верить, что эти бродячие пустынные игроки и несколько некхеков способны победить военный отряд?
– Честно говоря, не знаю, – ответил я. – Но и не собираюсь выяснять.
– Кажется, ты полагаешь, что у тебя есть право голоса в этом вопросе.