Значит, ему придётся ждать, когда я нападу первым.
Самым очевидным было моё заклинание с порошками. Единственное, способное сойти за настоящую магию джен-теп. Именно его ожидали мой отец и его отряд.
Так зачем разочаровывать их?
Я подбросил порошки в воздух, сложил руки в соматических формах: указательный и средний пальцы вытянуты вперёд – знак направления; безымянный и мизинец прижаты к ладони – знак сдерживания; большие пальцы направлены в небо, напоминая моим предкам, что после всего того дерьма, через которое они заставили меня пройти, они обязаны послать мне немного удачи.
Красный и чёрный огни взорвались, направляемые заклинанием, горя достаточно жарко, чтобы расплавить сталь. Отец уже выставил щит, способный выдержать тысячу таких взрывов. Конечно, моей целью был не отец.
Я закрыл глаза, когда взрывная волна ударила в монету, лежащую на земле, и чудовищный жар превратил песок в стекло. Монета светило стократно отразила свет пламени, сделав солнце на горизонте бледным и болезненным по сравнению с ним, ослепляя всех, кроме меня.
Отец рефлекторно нанёс удар простым заклинанием огня, молнией, которая пронзила бы меня насквозь, если бы я не упал на землю.
Повсюду вокруг слышалось бормотание магов, произносящих различные заклинания крови и песка, чтобы прояснить зрение.
Шелла, конечно, справилась с этим делом первой – в тот миг, когда отец чуть меня не убил.
– Вы оба, пожалуйста, остановитесь, – сказала она.
Кто-то схватил её за руку.
– Не вмешивайтесь в дуэль магов.
Кто бы это ни был, через мгновение он уже летел по воздуху благодаря железному заклинанию Шеллы.
Отец посмотрел на меня сверху вниз, раздражённый больше всех остальных.
– Ловкий трюк, но ты не сумел воспользоваться своим преимуществом. Боевой маг уклонился бы от молнии, одновременно нанеся контрудар, чтобы вывести противника из строя.
Я поднялся на ноги.
– Немного поздновато давать уроки, тебе не кажется?
Мрачная решимость заставила его сжать губы.
– Как скажешь.
Руки отца дёрнулись, когда следующее заклинание сорвалось с его губ.
Моё единственное преимущество заключалось в том, что, хотя я почти не владел высшей магией, в школе я был исключительным учеником. Я знал чуть ли не все соматические формы, особенно те, которыми пользовались на дуэлях. А поскольку я был прирождённым трусом, у меня развилось чутьё на заклинания, способные причинить мне боль. Если всё это звучит не особенно впечатляюще, позвольте выразиться так: я знал, какие заклинания использует отец, ещё до того, как он договаривал их.
А ещё… Может, я и слаб, и у меня есть только пара заклинаний, но действую я куда быстрее, чем любой паршивый лорд-маг джен-теп.
Указательный палец Ке-хеопса описал в воздухе ткацкий круг, его татуировка шёлка мерцала. Змея страха, предназначенная вызвать панику у противника. Я мог бы уклониться от неё и снова взорвать порошки, чтобы заставить отца отказаться от змеи ради щита. Но вместо этого я позволил змее ужалить меня.
Моё горло сжалось, руки задрожали. Ноги напряглись, готовые бежать так быстро и так далеко, как только смогут, прежде чем сердце окончательно остановится.
Я громко рассмеялся.
Отец опустил взгляд на свою руку, как будто какой-то изъян в движениях его пальцев исказил заклинание. Змея страха должна действовать вовсе не так, поэтому меня порадовало и его замешательство, и то, что он пытался вывести меня из игры. Он хотел наполнить меня ужасом, чтобы я, слишком напуганный, не смог пустить в ход какие-либо трюки и обманы.
«Он боится моих трюков, – понял я. – Они нарушают его представление о том, как работает мир, как он должен работать».
– Твоё заклинание не подвело, отец, – сказал я. – Чувствую, как страх змеится внутри меня, извиваясь, превращая всё в ужас и панику.
– Ты хорошо это скрываешь, – бросил он, хотя было ясно, что он мне не поверил.
– Разве ты не понимаешь? – спросил я, обходя его (не похоже, что мой начерченный на песке круг принесёт мне какую-то пользу) и медленно протягивая руку к колоде стальных карт, пристёгнутых к бедру. – Я боялся каждый день с тех пор, как покинул наш дом. Люди пытаются убить меня, отец. Всё время. Я прихожу в ужас, я сражаюсь, я выживаю и большинство ночей лежу без сна, потому что мне невыносима мысль, что скоро, на следующий день или на следующей неделе, всё начнётся сначала.
– Значит, это и был твой хвалёный последний трюк? – спросил он. Серая пульсация магии железа зазмеилась по его рукам. – Тогда, наверное, всё к лучшему. Возможно, ты всё время ждал, когда кто-нибудь освободит тебя от твоих страхов.
– А может, я ждал того дня, когда ты перестанешь выбирать путь труса и в кои-то веки встретишься со мной как мужчина.
Он попытался пренебрежительно засмеяться, но я заметил тлеющий в его глазах огонь.
– Думаешь, сможешь спровоцировать меня на… что? На то, чтобы обменяться с тобой кулачными ударами?
– О, только не это, отец.
Я продолжал идти вокруг него, заставляя его переставлять ноги и поворачиваться ко мне лицом. Маги привыкли стоять неподвижно – так им легче сохранять в спокойствии разум, что очень важно для колдовства.
– А ты помнишь, как вы с мамой связали меня контрмагией?
– Опять ты про это?
– Я думал о том дне, когда дядя Абидос – брат, с которым ты обращался как со слугой ше-теп – ворвался в твою мастерскую. Помнишь?
– Абидос был предателем.
– Возможно, но больше всего меня тогда поразило то, как он подошёл к тебе и спросил, не хочешь ли ты хоть раз встретиться с ним без своей магии.
– Лорд-маг не осквернит свои руки…
– Ты выглядел таким испуганным, отец, как будто знал… знал, что без заклинаний у тебя не будет против него ни единого шанса.
Магия железа вокруг рук Ке-хеопса не поблёкла, а, наоборот, затвердела, почти как настоящий металл.
– Значит, ты ошибся.
Я притворился, что не слышу.
– Но потом мама тебя спасла. Помнишь? Ты стоял, застыв в страхе перед гневом своего брата, а она встала перед тобой, говоря Абидосу, что ему придётся пройти через неё, чтобы добраться до тебя.
Настал мой черёд засмеяться.
– Облегчение на твоём лице, отец. Клянусь, каждый раз, когда я смотрю на тебя, я невольно вижу это снова и сно…
Ке-хеопс издал рычание, которого я никогда раньше не слышал, и бросился на меня. Магия обволокла его кулаки, как металлическая дубинка, которая раздробит мне челюсть и заставит замолчать раз и навсегда… Пока он не наступил на осколок стекла, образовавшегося, когда мой взрыв расплавил песок между нами. Его обутая в сандалии нога поехала по неожиданно скользкой поверхности, и он упал на задницу перед всеми – своими врагами, союзниками и семьёй.
Никто не смеялся. Никто не был настолько глуп.
Никто, кроме меня.
Я услышал, как Фериус почти шёпотом произнесла:
– Малыш…
Она никогда не любила тактику, позорящую другого человека. Когда мы с ней путешествовали вместе, она то и дело говорила о том, что мне нужно «стать мужчиной», но это слово никогда не имело превратных, уродливых оттенков, которые иногда придают ему другие культуры континента. Она никогда не одобрила бы мою попытку заставить отца почувствовать себя ничтожеством, подвергая сомнению его мужественность, – не в последнюю очередь потому, что это запросто могло привести к моей смерти.
– Трюки, – сказал он, поднимаясь на ноги.
Мой отец был крупным мужчиной. Сильным. Всегда держащим себя в руках. Но сейчас его широкие плечи под одеждой сотрясались от ярости.
– Что всегда при тебе – так это трюки.
– Вот трюк, который тебе понравится, – сказал я.
Я поднял карту – обычную, бумажную; её дала мне Фериус вскоре после нашей первой встречи. На ней был изображён молодой человек, вокруг его глаза начинали проявляться метки Чёрной Тени, в руках он держал огонь. Карта называлась «Меткий маг». Я повернул карту так, чтобы отец мог рассмотреть её с обеих сторон.
– А теперь смотри, как Келлен Несравненный заставит её исчезнуть!
Я метнул карту, и она полетела, вращаясь, в его сторону, но это была уже не та карта. Я заменил её одной из своих острых как бритва стальных карт. На правой руке Ке-хеопса появился порез длиной в три дюйма, оставивший после себя кровавую полосу и кучу гнева.
Я снова услышал, как Фериус произносит моё имя. Она знала: это не сработает. Обычно, если вам удаётся заставить мага потерять контроль над собой, его заклинания теряют силу. Но Ке-хеопс не был похож на других магов, даже на лорд-магов. Он был главой нашего дома, всегда контролировал ситуацию и был самым смертоносным боевым магом, которого когда-либо порождал народ джен-теп.
Его татуировки железа и крови вспыхнули. Он сжал окровавленный кулак, произнёс единственное слово:
– Бимейайда, – и как можно шире растопырил пальцы.
Внезапно мои руки и ноги оказались расставлены, как будто их привязали к четырём лошадям и решили разорвать меня на части.
– Отец, нет! – закричала Шелла.
«Проклятье, – подумал я, обнаружив, что меня подняли в воздух и распластали, как жертву, ожидающую клинка. – У него это получается даже лучше, чем я ожидал».
Отец не только сохранил самоконтроль, но и продолжал поддерживать свою магию – вообще-то он воспользовался тем, что моя стальная карта пустила ему кровь, чтобы создать между нами кровавую взаимосвязь. Поэтому чем больше он растопыривал пальцы, тем сильнее меня тянуло за ноги и за руки.
– Как тебе мой трюк? – спросил он, подходя ближе.
«Арта валар, – сказал я себе. – Теперь всё сводится к арта валар».
– Всегда удивлялся, откуда у меня такая склонность к обману, – сказал я голосом спокойным, как стоячая вода в безветренный день. – Мама никогда не нуждалась в обмане, поэтому, думаю, такая склонность у меня от кого-то ещё.
Он притянул меня к себе заклинанием. Я парил над землёй, и впервые в жизни мы смотрели друг другу глаза в глаза.