— Прости, одного ногтя ты всё-таки лишился. Но они, я слышал, со временем вырастают вновь. Как ты себя чувствуешь, мальчик?
— Я всё ещё в Дольхене? — спросил Лука, проигнорировав вопрос Эльгерента.
— Да. Доминик как раз в это время договаривается о твоей передаче, дружелюбно улыбаясь, ответил святой.
Маг нахмурился:
— Зачем вам вообще нужно было привлекать Инквизицию? Вы хотели запугать меня? Наказать за исчезновение. Но в этом не было моей вины! Ваш… ваш союзник заставил меня!
Взгляд Эльгерента тут же утратил добродушие, став пронзительным.
— О ком ты?
— Вы знаете. О Енохе. Вы… неужели вы не в курсе этого?
Эльгерент промолчал, но даже это молчание многое сказало Луке.
— Он… он предал вас. Действовал за вашей спиной, — поражённо произнёс юноша.
Эльгерент же был напротив, подчёркнута сдержан, ничем не выдавая обуревавших его эмоций.
— Что с ним теперь?
— Не знаю, — соврал маг.
Едва ли Эльгерент поверил ему, но допрашивать дальше Лукреция не стал. Магу даже показалось, что святой держится с ним гораздо более осторожнее, чем раньше.
— Поговорим позже. Скажи, почему ты решил, что именно Доминик стоял за твоим арестом?
— Те монахи, что пришли за мной, так мне сказали!
Эльгерент нахмурился, но снова ничего не сказал.
Так как монахи были рады избавиться от проблемного заключённого, Доминик Бромель достаточно быстро смог получить Лукреция обратно. Правда, едва ли то, каким образом его отвезли в резиденцию епископа, могло магу понравиться. В то время, пока Его Преосвященство со своим спутником, так оставшимся для инквизиторов неизвестным, с комфортом передвигались по городу в удобной карете, Лука был заперт в тесном саркофаге, который, судя по тому, как трясло и кидало Луку, был просто закинут в повозку, и то и дело ударялся о её борта. Маг, не знавший о беде, постигший по его вине Дольхен, воспринимал своё помещение в каменный ящик как издевательство и персональную месть со стороны епископа Пожалуй, не будь способности чернокнижника заперты, здоровье, а то и жизнь Бромеля, сейчас была бы под грозой.
Пока Лукреций набивал новые синяки, Эльгерент и Доминик имели более чем интересный разговор.
— Тёмный сказал мне, что это именно ты натравил на него псов престола, — прямо сказал Эльгерент, как только они остались с Домиником наедине. — Ты от меня что-то скрыл или он врал?
— Скорее, ошибался. Впрочем, как и братья ордена огня, — мрачно ответил Бромель, нервно перебирая в руках чётки с серебряными и изумрудными бусинками. — Они, представь себе, тоже считали, что это я рассказал им об одержимом маге, и даже сказал, где его можно найти. Лично пришёл к заместителю Паолоса с просьбой, в которой он мне не мог отказать. Правда, помимо брата Колина, меня никто не видел, и обратился я с просьбой к нему в то время и в том месте, где меня просто не могло быть.
— Ты хочешь сказать..?
— Я не такой дурак, чтобы привлекать внимание инквизиторов к нашему подопечному, — огрызнулся Бромель, сведя тонкие брови на переносице. — Те чётки, что ты мне дал, они реагировали на те ужасные миазмы, что поглотили Дольхен, но рядом с Колином они просто прожигали мне руки. Могли ли быть такое, что на помощника Паолоса могли повлиять тьмой? Существуют ли такие заклинания, которые позволяют выдать одного человека за другого, притом сделать это так ловко, что на это поведётся даже инквизитор?
Эльгерент в задумчивости пригладил бороду.
— Некоторые маги, из магистров, так могут. Правда, одурачить их поделкой можно только простолюдинов, а тут сработал гораздо более искусный мастер. Да и чётки реагируют не на простую магию, а лишь на ту, что была испорчена тьмой. А среди тёмных, способных на подобные трюки, я не знаю никого. Хотя… постой. Я помню, Енох рассказывал мне, как в руки братства попадала одна молодая колдунья, способная принимать чужие обличия. Но она давно мертва. Как же её звали? Как же… О, я вспомнил! Маргарита Ульке, дочь Медеи Орфы. Но она не одно столетие мертва.
— Значит, кто-то из её рода. Может быть, даже сама Медея, — мрачно предположил Доминик.
— Возможно. Я так и не смог найти старую ведьму, — задумчиво ответил Эльгерент.
Доминик Бромель как будто собирался что-то сказать, даже открыл рот, но святой остановил его:
— Потом. Если в дело действительно замешан ведьмовской ковен, то нам стоит быть осторожнее.
Епископ возмущённо выпрямился.
— Это моя вотчина — едва ли ведьм хватило бы наглости разместиться у меня под носом!
— Поверь, у Медеи хватило бы, — усмехнулся святой. — Эта женщина не только одержима тьмой, но ещё и безумна.
Когда Луку наконец извлекли из саркофага, он был настолько вымотан, что даже не мог говорить. Но вот на злость его силы хватало. Жаль только, что его источник, епископ Бергель, благоразумно избегал юного чернокнижника. Об этом заблаговременно позаботился Эльгерент, гораздо лучше представлявшего, какую опасность сейчас представляет Лукреций.
— Видишь ли, с его точки зрения, это ты обрёк на не самое приятное времяпровождение в Дольхене. Поэтом именно ты являешься сейчас главным источником раздражения.
— И что, так ли уж нужно бояться мальчишки? Он с самого начала терпеть меня не может, но пока я вполне жив и здоров!
— Тогда он не вошёл в полную силу, — возразил Эльгерент. — Нежели ты своими глазами не видел, во что превратился Дольхен?
Оба енохианца находились в малом зале храма, куда не пускали простых прихожан, но где священники могли сами в молитвах обратиться к Богу. Впрочем, сейчас в зале, кроме Доминика и Эльгерента, никого не было, и они могли свободно говорить о той проблеме, что их мучила больше всего.
— Я не столь разбираюсь в тёмном искусстве, как вы с Енохом, но разве колдуны… разве обычные тёмные маги могут обладать такой силой? Даже инквизиторы, которым регулярно приходиться иметь дело с тёмным отродьем и демонопоклонниками, даже они оказались в затруднении. И Енох… ты говоришь, что Учитель возможно исчез из-за мальчишки. Но не можешь же ты искренне верить, что он мог его убить!
— Убить? Едва ли. Не так-то просто убить того, у кого нет плоти. Но Лукреций явно знает больше о судьбе Еноха, чем мы.
— Тогда почему бы тебе не выбить это из него?
Эльгерент, до этого стоявший спиной к епископу, и изучавший старинную фреску с изображением Иеронима Защитника, наконец повернулся к Бромелю. В неровном свете свечей лицо святого, обычно добродушно-весёлое, выглядело непривычно задумчивым.
— Потому что если я прав по поводу источника силы мальца, то лучше бы нам не выводить его из состояния равновесия. Насколько я понял, он пока не может полноценно управлять доставшимися по наследству способностями.
— Способностями?
Деревянная дверь скрипнула, и в проходе возник молодой служка, уткнувшийся глазами в книгу идущий практически на ощупь.
— Вон! — рявкнул Бромель.
Служка поднял голову, побледнел, и пятясь, исчез в дверном проёме.
В глазах Эльгерента мелькнула насмешка. Доминик Бромель стремился производить впечатление великодушного и мягкого человека, но в подобные моменты всегда проявлялась его истинный характер, вспыльчивый и раздражительный, как у мальчишки. Он был нетерпелив, поэтому порой епископом было не просто управлять, но острый безжалостный ум компенсировал некоторою неуправляемость. Наверное, стоило рассказать Бромелю то, что стало понятно Эльгеренту некоторое время назад, и посмотреть, как тот отреагирует.
— Всё это время, — негромко начал святой, — ты думал, что имеешь дело с заурядным тёмным магом. Немудрено было ошибиться — в отличие от меня или Еноха ты гораздо реже сталкивался с магами. Но ещё при первой встрече с мальчиком я понял, что его возможности выходят за рамки тех, что доступны обычным магам. Безусловно, он относился к истинным наследникам тёмной силы — потомком одного из троих. Точнее, двоих из них — ведь нам было известно лишь о сыновьях Рейта Дуана и Махрана Фаруха. Наш Господин, как известно, не оставил потомства.
— Значит, Горгенштейн принадлежит к роду Дуанов и Фарух?
— Да, сыновей и возлюбленных богини. По крайней мере, таковыми они считали себя. Понять истинные отношения тёмных со своей госпожой нам, пожалуй, не дано. Как бы то ни было, благодаря связи с ней, они получили силы, которые недоступны остальным магам. А также они получили некоторые особые… способности. У каждого свои. Фарух Махран имел власть над демонами и духами. Он понимал язык зверей, и мог договориться даже с безъязыкими элементалями или злобными духами пустыни. Говорят, Махран Фарух не раз возглавлял саму Дикую Охоту.
— Но о нём давно уже не слышали. Он мёртв?
— Возможно, — пожал плечами Эльгерент. В отличии от Дуана Рейта, Махран Фарух не был склонен к конфликтам. Вполне возможно, он нашёл себе какой-то милый островок на краю мира и теперь счастливо доживает свои дни там. Он, должно быть, очень, очень стар.
— Первые последователи Тьмы не бессмертны? — вздёрнул брови епископ.
— Не те двое, о которых я тебе сейчас рассказываю. Лишь наш Господин… но о нём позже. Я расскажу о втором из них, том, чьи потомки доставили больше всего беспокойства нашей Церкви. Дуанов считают Повелителями мёртвых. Поднятие кладбищ, создание умертвий… пожалуй, если бы Рейта не убил один из его сыновей, он смог бы подчинить себе всё человечество. Или уничтожить его. Нам повезло, что его дети, хоть и унаследовали способность к некромантии, были не столь сильны. О способностях нашего Господина ты знаешь сам. У него не было детей, но его талант и мудрость были столь велики, что он не только встал на сторону людей, пойдя против лживой богини, но и смог одарить нас, своих последователей.
Глаза епископа горели восхищением и благоговением.
— Дар бессмертия.
То, ради чего все они, и Енох, Эльгерент, Доминик и многие другие пошли столь скольким путём, отойдя от официального учения Церкви. Учение Еноха о тьме, способной стать в руках праведников оружием, давно было отринуто Церковью Иеронима, хоть и не было объявлено официально еретическим.