Он мрачнеет:
— Нужно переливать кровь, чтобы произошла перемена. Много крови, я думаю.
— Да, правильно. Вы установили это на опытах?
— Мы установили несколько вещей. Но иммунная система человека редко реагирует на такую кровь. Она принимает ее и в то же время пытается ее уничтожить. Мы предполагаем, что большое вливание этого ДНК трансформирует всю систему. Мы думаем, что ваша ДНК захватит весь организм и репродуцируется в каждой его клетке. — Он делает паузу. — Это и случилось, когда Якша изменил тебя?
Я колеблюсь. Я не хочу давать ему информацию, которой потом можно воспользоваться.
— Когда он изменил меня, я была молода. Я в основном только плакала.
— Он умер?
— Да.
— Когда он умер?
— Несколько дней назад. — Я добавляю: — Он хотел умереть.
— Почему?
Я слабо и печально улыбаюсь:
— Он хотел быть с Кришной. Ему было нужно только это. Он был злом, когда изменил меня. Но когда он умер, он был святым. Он очень любил Бога.
Энди пораженно смотрит на меня:
— Ты говоришь мне правду?
Я слабо киваю. Мысли о Кришне всегда приводят меня в трепет.
— Да. Может быть, надо было сразу сказать тебе правду. Понимаешь, я собиралась загипнотизировать тебя. Я собиралась соблазнить тебя, предложить тебе денег и вскружить голову — вплоть до того, что ты бы уже не понимал, что делаешь. — Я нежно касаюсь его ноги. — Но теперь во всем этом нет нужды. Ты — настоящий ученик. Ты стремишься к истине. Ты не хочешь причинять людям вред. И ты знаешь, что эта кровь может навредить очень многим людям. Верни ее мне. Я знаю, как с ней обходиться, как не дать ей превратиться в зло.
— Если я помогу тебе пробраться на базу, меня упрячут в тюрьму до конца жизни.
— На базу и с базы целый день едут машины. Ты можешь провезти меня в багажнике. Я выберусь из него, когда никто не будет видеть, и никто тебя не обвинит.
Я не убедила Энди.
— Твой друг находится в камере в подвале лаборатории. Стены камеры сделаны из особого металлического сплава — даже ты не могла бы их пробить. Твой напарник точно не может. Я видел, как он пытался. Кроме того, твой друг находится под постоянным наблюдением. Камеры слежения включены двадцать четыре часа в сутки. А еще есть служба безопасности всей базы. Она оснащена вышками. Солдаты на этих вышках хорошо вооружены. Это настоящая крепость. Под каждым зданием размещены танки и ракеты. — Он делает паузу. — Ты не сможешь его вызволить.
— Как открывается дверь спецкамеры, где сидит Джоэл?
— Кнопкой на пульте рядом с камерой. Нажимаешь ее, и дверь отодвигается. Но от моего багажника до этой кнопки добраться непросто. И еще труднее будет выбраться с базы. Чтобы вы с твоим другом бежали, вам надо стать невидимками.
Я киваю:
— Ты потом в деталях расскажешь мне о системе безопасности на базе. А сейчас ответь на вопрос, который я тебе задавала. На базе есть еще один вампир?
Он колеблется и опускает голову:
— Да.
— Как долго он уже у вас? Месяц?
— Да.
— Его схватили в Лос–Анджелесе?
— Да. Это молодой черный парень. Пока его не изменили, он жил в южной части центра Лос–Анджелеса. — Энди поднимает на меня глаза: — Но он никогда ничего не говорил об Эдди. Его изменил кто–то другой. Я не могу сейчас вспомнить его имя.
Моя теория верна:
— Этого другого человека изменил Эдди. Поверь мне, я знаю происхождение второго вампира. Где он находится по отношению к камере Джоэла?
— В соседней камере. Но он практически в коматозном состоянии. У него такая же болезнь, как у твоего друга, — судороги и лихорадка. — Энди качает головой: — Мы не знаем, что можно для него сделать. Он никогда не просил крови.
— Вы, должно быть, схватили его сразу после того, как он был изменен. Никто не успел ему сказать, чем он стал. — Неприятно думать о муках, которые испытывает этот бедняга. — Мне придется спасти и его.
— Тогда тебе придется нести его на руках.
— Если понадобится, то понесу.
Энди изучающее смотрит на меня:
— Ты говоришь, что тебе уже так много лет. Выходит, что ты должна быть умнее, чем обычные смертные, которые живут совсем мало. Если так, то ты должна понимать, что весь расклад против тебя,
— Я всегда могла менять расклад в свою пользу. Вспомни, как я хороша в игре в кости.
— Ты, наверное, погибнешь, если попытаешься это сделать.
— Я не боюсь умереть.
Он впечатлен:
— Ты действительно не чудовище. Ты гораздо храбрее меня.
Я беру его за руку:
— Минуту назад я была неправа, когда сказала, что ты ничем не рискуешь. Надо быть очень храбрым, чтобы провести меня на базу в багажнике своей машины.
Он сжимает мою руку:
— Какое твое настоящее имя?
— Сита. — Я добавляю: — Лишь очень немногие знали меня под этим именем.
Он трогает мои рыжие волосы.
— Я был не прав, когда сказал, что твоя кровь меня только пугает. Она меня так же восхищает. — Он делает паузу, и по его лицу пробегает легкая улыбка. — Секса недостаточно, чтобы сделать меня бессмертным?
— Раньше это не срабатывало. Но сейчас время полно неожиданных чудес. — Меня охватывает внезапное теплое чувство к нему. Его глаза… это они привлекают меня, бездонные, излучающие мягкую доброту. Улыбаясь, я обнимаю его и шепчу ему на ухо: — Светает. В древности предрассветный час считался правильным временем для превращения, для алхимии. Сейчас я останусь с тобой. — Я делаю паузу. — Кто знает, что может случиться?
Глава двенадцатая
Мне снится сон, который я уже видела прежде. Сон, который кажется бесконечным. Он происходит в вечности — во всяком случае, так я ее себе представляю.
Я стою на широкой, поросшей травой равнине, вдалеке видны холмы с пологими склонами. Ночь, но небо яркое. Солнца нет, но сверкает сотня голубых звезд, сливаясь в длинную туманную реку. Место кажется мне знакомым. Воздух теплый и насыщен сладостными ароматами. В километрах от меня много людей заходят в гигантских размеров фиолетовый космический корабль. Корабль источает изнутри божественный, почти слепящий свет. Я знаю, что он скоро отправится и я должна быть на нем. Но я не могу уйти, пока не договорю с богом Кришной.
Он стоит на этой равнине рядом со мной, в правой руке у него золотая флейта, в левой — прекрасный цветок лотоса. Мы оба одеты в длинные голубые одежды. У него на шее висит изысканный бриллиант — драгоценный Каустубха, в котором можно прочесть судьбу любой души. Кришна смотрит на небо и ждет, когда я заговорю. Но я не могу вспомнить, о чем мы беседовали.
— Мой господин, — шепчу я, — я чувствую себя потерянной.
Его глаза по–прежнему устремлены на звезды:
— Ты чувствуешь, что разлучена со мной.
— Да. Я не хочу покидать тебя. Я не хочу идти на землю.
— Нет. Ты не понимаешь. Ты не потеряна. Все мироздание принадлежит мне, это часть меня. Как же ты можешь быть потерянной? Чувство отлученности приводит тебя в замешательство. — Он наконец оборачивается ко мне, мягкий ветер шевелит его длинные черные волосы. В глубине его темных глаз мерцают звезды. Все мироздание заключено в них. У него добрая улыбка, любовь, исходящая от него, переполняет меня. — Ты уже была на земле. Теперь ты дома.
— Возможно ли это? — шепчу я, напрягаясь, чтобы вспомнить. Приходят какие–то слабые обрывки воспоминаний о пребывании на земле. Я вспоминаю мужа, дочь — я могу видеть ее улыбку. Но эти воспоминания подернуты темной дымкой. Я смотрю на них под странным ракурсом, представляю их сознанием, которое, кажется, совсем не связано с моим. Перед ними тянутся много столетий, заполненных бесчисленными днями и ночами, страдающими людьми и омытых кровью. Кровью, которую пролила я. Я с трудом выговариваю вопрос: — Что я делала на земле, мой господин?
— Ты хотела быть другой — и ты была другой. Это не имеет значения. Мир — это пьеса, и все мы играем в ней роли и героев, и злодеев. Все это майя — иллюзия.
— Но я… я грешила?
Мой вопрос забавляет его:
— Это невозможно.
Я смотрю на готовый к отправке корабль. Он почти полон.
— Тогда мне не надо покидать тебя?
Он смеется:
— Сита. Ты не слышишь меня, ты не можешь меня покинуть. Я всегда с тобой, даже когда ты думаешь, что ты на земле. — Он меняет интонацию и теперь говорит скорее как друг, а не как господин. — Хочешь, я расскажу тебе одну историю?
Я должна улыбнуться, хотя еще никогда не была так смущена.
— Да, мой господин, — говорю я.
Он задумывается:
— В маленьком городке на берегу океана жили рыбак с женой. Каждый день рыбак уходил в море на своей лодке, а жена хозяйничала по дому. Они жили просто, но счастливо. Они очень любили друг друга.
У жены была к мужу лишь одна претензия — он ел только рыбу. На завтрак, обед и ужин он ел только то, что поймал. Что бы она ни приготовила и ни испекла — хлеб или пирожные, рис или картошку, — он ничего этого не ел. Он говорил, что питается рыбой и что так и должно быть. Так было с ранних лет, он принял обет, которого его жена не могла понять.
Настал день, когда жене окончательно надоел его скучный рацион. Она решила обмануть его и подмешала ему в рыбу немного приготовленной баранины. Она это сделала ловко, и на вид рыба была такой, словно только что выловлена в море. Но под чешуей у нее было спрятано красное мясо. Когда в тот день вечером он вернулся домой и сел за стол, его ждала рыба.
Сначала он ел с большим удовольствием и ничего не замечал. Жена сидела рядом и ела то же, что и он. Но когда он съел половину, он начал кашлять и давиться. Он не мог перевести дыхание. Только тут он унюхал что–то странное в своей тарелке. Он повернулся к жене, и его глаза сверкали гневом.
— Что ты сделала? — требовательно спросил он. — Что в этой рыбе?
Жена испуганно откинулась на стуле:
— Только немного баранины. Я думала, тебе понравится что–то новое.
При этих словах рыбак смахнул тарелку со стола на пол. Его гнев был безграничен. Но он так и не мог перевести дыхание. Казалось, что баранина застряла у него в горле и стояла комом.