Арабелла тяжело вздохнула.
– «WI» [14] – это Женский Институт, организация, которая оказывает обществу множество услуг. Она существует уже целую вечность и была фактически обязательной для живущих в деревнях во время войны. «WI» следили, чтобы в тылу не возникало тяжелых проблем, чтобы в садах росли плоды, а не цветы и тому подобное. Пенелопа с моей мамой состоят там. Как и я, но у меня не так много времени на их собрания. Мама рассказывала, что на одном из последних собраний один из членов приготовил кекс в форме корги в честь для рождения королевы.
– Ух ты. Жаль, что я такое пропустила.
– Да, и мне жаль. – Она схватила пожелтевшую вырезку со стола и протянула ее мне. – О, посмотри-ка сюда! Это из «Татлер» за июль 1939 года. На самом деле, обычная бульварная газетенка, что тогда, что сейчас, но очень красноречивая.
Я взглянула на нее.
– Красноречивая?
– Да. В последнем номере они обвинили Меган Маркл в том, что она – очередная Уоллис Симпсон [15]. По-моему, это просто восхитительно. Но я не об этом. – Арабелла постучала наманикюренным пальцем по вырезке. – Узнаёшь фотографию?
Нахмурив брови, я вгляделась в нее, размышляя, почему она кажется мне такой знакомой. Затем, поняв, я разогнулась.
– Конечно, это свадебная фотография Софии. – Я постаралась не показать разочарования. – И опять без гостей.
– Верно, – проговорила она. – Но смотри, тут есть список присутствовавших.
Я быстро пробежалась глазами по напечатанному под фотографией абзацу.
«Мисс София Сейнт-Джон из Овенден-Парк в Гилдфорде и мистер Дэвид Элиот из Сток-он-Трент обвенчались в доме невесты 10 июля. Подружками невесты стали мисс Ева Харлоу из Девона и мисс Жанна Дюбо из Мемфиса. Другом жениха был брат невесты мистер Грэм Сейнт-Джон. Также присутствовал бывший сокурсник жениха – выпускник Хэрроу Александр Гроф из Праги».
– Ну, – проговорила я, – теперь мы знаем, что Ева Харлоу из Девона. Это должно помочь в наших поисках.
– Верно, – согласилась Арабелла. – Прешес так обрадуется, что ей не придется вспоминать всех этих деталей. Я попросила тетю Пенелопу посмотреть, есть ли в Овенден-Холл какие-нибудь фотоальбомы Софии, и она обещала поискать. Там их, конечно, немало, возможно еще со времен изобретения фотокамеры, так что главное – найти нужный.
– Хочется верить, что в доме, в котором до сих пор сохранился холст с шатра для пиров Генриха Восьмого, должны были остаться фотографии всего лишь восьмидесятилетней давности.
– Я что, слышу сарказм?
– Определенно, – ответила я и кивнула на ноутбук. – Мне нужно воспользоваться принтером Колина. Лаура уверена, что никаких проблем с этим нет, но когда я написала ему, чтобы получить его согласие, оказалось, что он забыл здесь телефон. Мне продолжать или Колин концерт устроит?
Из дверей раздался мужской голос:
– Колин не совсем уверен, какой концерт он должен устроить, но, видимо, нет.
Мы обернулись. В темно-синем костюме и галстуке Колин походил на классического британского бизнесмена. Если не брать в расчет ямочки на подбородке и россыпи веснушек на носу и скулах, выдававших в нем мальчишку, которого Колин изо всех сил пытался скрыть. Одной рукой он прижимал к себе коричневый бумажный пакет.
– Извини… мы не знали, что ты здесь, – пробормотала я.
– Это я понял. Я телефон забыл.
– Знаю. Я написала тебе сообщение, можно ли воспользоваться принтером, а он зажужжал. – Я подняла со стола его телефон и протянула ему. – А еще ты пропустил звонок от Имоджен. Она сказала, что положит ключ от дома в Кадоган-Гарденз в щель для почты.
Его лицо немного побледнело под загаром.
– Ты с ней разговаривала?
– Конечно, разговаривала. Было бы грубостью этого не делать.
Он выжидательно смотрел на меня, но я так развеселилась, что не собиралась ничего говорить.
Игра в гляделки продолжалась до тех пор, пока ее не прервала Арабелла.
– А что в пакете?
Колин отвел глаза и посмотрел на сверток у себя под мышкой так, словно совершенно забыл о нем.
– Он стоял внизу у почтовых ящиков. Адрес я не посмотрел, но предположил, что это для Мэдисон.
Он передал мне пакет.
Бумажный пакет для продуктов был разрезан и обмотан клейкой лентой, а в верхнем правом углу было наклеено не меньше двадцати американских марок мелкого достоинства. Спереди и сзади пакет украшали сделанные фломастером рисунки, а мои имя и адрес написали разноцветными печатными буквами. Я поднесла его к носу, уловив легкоузнаваемый запах «Рэвишд», фирменный аромат линейки косметики, которую Люсинда продавала через доставку «от двери до двери» и в своем магазине «Люсиндаз Лянжери».
– Интересно, почему они использовали продуктовый пакет, а не гофрированную коробку, – задумчиво проговорила я.
Колин, как ни странно, улыбнулся.
– И это твой первый вопрос?
Арабелла рассмеялась.
– Мне кажется, это так мило.
Я перевернула посылку в поисках края клейкой ленты.
– Выглядит так, будто его заворачивали в Форт-Нокс. Мне тут понадобится бензопила. Открою потом. – Я повернулась к Колину. – Если ты не против и у тебя есть несколько минут перед возвращением в офис, я продолжу и начну печатать, пока Арабелла покажет тебе, что мы на данный момент выяснили.
– Конечно. Принтер всегда включен.
Несмотря на то, что я каждый раз, направляясь в комнату Прешес, проходила мимо спальни Колина, я никогда туда не заглядывала. Дверь всегда была закрыта. Теперь же я напомнила себе, что у меня есть его разрешение, и в этом ничего странного нет. Я взяла ноутбук и сунула его в рюкзак, а подойдя к двери комнаты Колина, добавила туда и громоздкую посылку.
Комната оказалась просторной, почти такой же, как и моя, с большой кроватью – аккуратно заправленной – посередине. Обычное окно выходило на ту же сторону, что и гостевая комната, в которой мы сложили бо́льшую часть нарядов Прешес. Я напомнила себе, что он проживал в квартире Прешес временно, и именно поэтому комнате не хватало индивидуальности – что меня вполне устроило. Было легче работать, делая вид, что ты в номере отеля.
Я положила ноутбук на его стол – конечно же, не заваленный всяким хламом, – и, открыв файл с изображениями, принялась отбирать наиболее удачные фотографии. Загрузив принтер фотобумагой, я нажала «печать» и села в ожидании за стол. Достала телефон, чтобы просмотреть электронную почту; не найдя ничего настолько важного, чтобы открывать письмо, я положила телефон на стол и тут впервые заметила немногие настольные принадлежности, которые добавляли индивидуальности комнате.
У края стола лежал потертый кубик Рубика – рядом с ковриком для «мышки» (хоть компьютера и не было) с изображением Дарта Вейдера, сражающегося с Люком Скайуокером на световых мечах. Стопка старинных книг в кожаных переплетах подпирала медный светильник. Я наклонилась, чтобы рассмотреть светильник поближе, и улыбнулась, поняв, что объект в середине медной ножки – Золотой снитч из квиддича, игры из «Гарри Поттера». В украшенном монограммой блокноте в углу стола я обнаружила рисунки пересекающихся кружочков, обрамляющих карандашный рисунок собачьей морды – возможно, гончей – с выразительными глазами и поднятыми ушами. Набросок выглядел довольно неплохим, и мне стало интересно, Колин ли его нарисовал?
Принтер остановился, и я встала, чтобы поменять фотобумагу на обычную для записей. Возвращаясь в кресло, я заметила за стопкой книг лежащую на заднике рамку из дерева и кожи. Она выглядела так, словно кто-то положил ее туда, убираясь на столе, а потом забыл.
Я взяла ее, чтобы вернуть на место, но, поднимая, сбила что-то рукой. На столе лицом вниз лежал маленький металлический солдатик в красном мундире и треуголке с мушкетом в руках, рядом с ним стояла старинная игрушечная пушка. Поднимая игрушку, я даже извинилась перед ней. Краска на солдатике облупилась, мушкет качался из стороны в сторону, словно им очень много играли.
Принтер продолжал жужжать. Я опустила глаза на рамку в руках. На фотографии более молодая Пенелопа стояла с мужчиной – видимо, своим мужем, Джеймсом, и мальчиком лет трех-четырех, сидящим в детской коляске. В сандаликах поверх гольфов – что, по моему мнению, было допустимо только в самом юном возрасте – и в клетчатой кепке; в руках он сжимал плюшевого динозаврика Барни. Рука, которой малыш обвивал игрушку, была слишком тонкой и бледной, как и ноги, видневшиеся между темно-синими шортами и гольфами. За коляской стоял наполовину скрытый темно-коричневый чемодан. Все трое улыбались, но это не были улыбки, которые можно увидеть на лицах отдыхающих в Диснейленде. Они больше походили на выживших в торнадо, который сорвал на их глазах крышу дома, и просто радовались тому, что остались живы. Я продолжала вглядываться в снимок, стараясь понять, что же именно мне показалось на нем таким знакомым.
А затем я заметила на заднем фоне выцветший знак «Добро пожаловать в Атланту». Я вспомнила, как Пенелопа говорила, что они бывали там, и эта фотография, похоже, была сделана в аэропорту Хартсфилд-Джексон. Это был не самый лучший снимок для всех троих, и я спросила себя, почему именно его Колин оставил у себя на столе. Я поставила фотографию рядом с кубиком Рубика, а потом решила, что оловянный солдатик и его пушка тоже хорошо сочетаются с фотографией, и разместила их с другой стороны.
Довольная полученным результатом, я взяла посылку, стараясь найти край ленты. Оглядевшись в поисках ножниц, я увидела тонкую прямоугольную коробку с крышкой, которая использовалась в качестве пресс-папье. Не желая выглядеть пронырой, я приподняла откидную крышку мизинцем и с радостью увидела блеск латуни на ручках ножниц. Я вытащила их, не открывая до конца крышку.
Я с азартом принялась тыкать лезвием в бумажную обертку и клейкую ленту, потратив добрых пять минут только на то, чтобы проделать дыру, в которую можно было просунуть палец и разорвать остаток упаковки. Спустя еще пять минут я сидела, окруженная обрывками бумажного пакета. Передо мной лежала коробка из «Люсиндаз Лянжери». Я подняла крышку, очень надеясь, что это не что-нибудь из магазина.