– Не знаю, как быть, – тихо сказал он наконец.
Для него такое признание было чрезвычайным. Он резко свернул на обочину и заглушил мотор. Голубой «Валиант» притормозил, проезжая мимо, и съехал на обочину перед ними. В миг, когда открылась водительская дверца, воцарилась почти абсолютная тишина. Из машины возник веретенообразный мужчина с покатыми плечами в помятом коричневом пиджаке и линялых джинсах, на голове – федора, которую он снял, приближаясь к ним, и держал обеими руками перед собой, как подарок. Отец Лилии опустил стекло, и единственными звуками были шаги приближающегося мужчины по мостовой и ветер в соснах по краям дороги. Другую руку отец держал на ключе зажигания.
Незнакомец уперся локтем в крышу автомобиля и заглянул внутрь. Он не был похож на агента ФБР.
– Извините за беспокойство, – сказал он с легчайшим акцентом, похожим на тот, что был у матери Лилии. – Просто я долго еду рядом с вами. Давно. – Он смотрел в упор на Лилию, остолбеневшую на пассажирском сиденье. – Завтра я уеду домой и больше не вернусь в вашу страну. Я просто хотел сказать, что отныне вам не нужно никуда убегать.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал отец Лилии.
– Послушайте, я понимаю, почему вы так поступили, – сказал детектив. – У меня дочь в Монреале, и я порой жалею, что сам так не сделал. – Приближалась машина; она промчалась мимо в красном ореоле, и он на мгновение замолчал, глядя, как она уменьшается в размерах. – В прошлом году я говорил с Саймоном, и теперь знаю, почему вы так сделали. Я знаю, что произошло. Я просто хочу попрощаться с вами и пожелать всего доброго. Я просто хотел сказать вам…
– Не понимаю, о чем речь. Вы принимаете меня за кого-то другого.
– Вы когда-нибудь слышали историю Икара? – спросил детектив. – Я недавно ее читал. Все сводится к тому, что я не претендую на роль главного героя повествования. Я лишь пастух, который наблюдает за тем, как вы с вашим ребенком летите над морем, но я не хочу быть Минотавром. – Он выпрямился, заложив руки в карманы, глядя в сторону, вниз со склона холма. – Я не знаю, как еще это выразить, – сказал он. – Я не хочу вас больше преследовать. Я доложу, что не смог вас найти, и дело с концом. Вряд ли кто-нибудь еще вас разыскивает.
Отец Лилии уставился в ветровое стекло, не проронив ни слова, но Лилия заметила, как отчаянно сокращаются его челюстные мышцы.
– Всего хорошего, – сказал Кристофер. – Лилия. – Он пристально посмотрел на нее и улыбнулся. – Приятно видеть тебя, как всегда. Твой брат передает тебе привет. С днем рождения, моя любовь. – Он повернулся и зашагал к машине. Лилия сидела неподвижно рядом с отцом, глядя, как Кристофер удаляется. Детектив завел машину и уехал восвояси, исчез за поворотом и пропал среди сосен, и только тогда отец повернул ключ зажигания.
Ей понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что он едет слишком быстро.
– Ты плохо знаешь свою мамашу, – сказал он, когда она взглянула на него. Его голос огрубел, а сам он побледнел. Появилась испарина на лбу.
– Он же сказал, что не будет больше нас преследовать. – Она почувствовала тошноту.
– Именно так она и велела ему сказать. Ты ее не знаешь. Это все по ее наущению… – Впереди показалась голубая машина. – Она никогда нас не оставит в покое, – сказал отец. – Она никогда от тебя не отстанет. – Детектив ехал медленно, как экскурсант, рулил одной рукой, а другая рука покоилась на кромке открытого окна. Он вытянул шею, чтобы посмотреть вверх; Лилия проследила за его взглядом и увидела горы, отвесную скалу за деревьями слева. – Лилия, – сказал отец, внезапно спокойным голосом, – лезь на заднее сиденье у меня за спиной и пристегни ремень.
Шоссе петляло и змеилось по темному хвойному лесу. Сидя позади отца, Лилия прижалась лицом к стеклу, чтобы видеть небо. Ей захотелось очутиться где угодно, только не здесь. В голубой небесной выси кружили ястребы. «Валиант» был очень близко, и она заставила себя взглянуть на него. Она увидела, как детектив смотрит в зеркало заднего вида, и находилась достаточно близко, чтобы рассмотреть выражение приятного удивления. Он недоуменно поднял руку, чтобы помахать.
– Лилия, прикрой глаза, – велел отец.
Она не послушалась. Отец поравнялся с машиной детектива; он смотрел вперед и назад в просвет между автомобилем сыщика и дорогой, затем медленно, с методической точностью начал поворачивать руль вправо. Послышался невыносимый лязг и скрежет железа по железу, но она не могла отвести взгляд. Обе машины неслись к обочине дороги. Отец выглядывал из пассажирского окна, прикидывая расстояние и силу удара, постепенно вытесняя другую машину с дороги. В какой-то очень короткий промежуток времени казалось, что детектив сможет удержаться на дороге, уклониться в последний миг от опасности, умчаться прочь и спастись, но отец еле заметно довернул руль, и машина Кристофера слетела с шоссе по склону горы и как в замедленной съемке начала медленно заваливаться на бок, переворачиваться вверх колесами и затем скрылась из виду. Посмотрев в заднее ветровое стекло, она услышала, как с душераздирающим грохотом металл врезался в ствол дерева.
Лилию сломила не столько авария, сколько то, как он ей покорился. Как бы она ни прокручивала в памяти этот момент, казалось, детектив смотрел на машину, выталкивающую его с дороги, спокойно, почти с нетерпением. Он был готов к аварии. На какое-то последнее, мимолетное мгновение он встретился взглядом с Лилией: он улыбнулся и позволил столкнуть себя. Он не прилагал никаких видимых усилий, чтобы остаться на шоссе.
41
Микаэла поднялась с пола гримерки и молча вышла, подобрав куртку и напяливая ее на ходу поверх скособоченных крыльев. Илай проводил ее до лестницы, потерял в толпе на танцплощадке и снова нашел на заледенелом тротуаре – она говорила по сотовому и дрожала.
– Мне наплевать, – сказала она, – встречай меня там.
Она сунула телефон в карман куртки и посмотрела на него, словно видела в первый раз.
– Микаэла?
– Илай, – сказала она.
– С кем ты говорила?
Она взглянула на него, ничего не ответив. Ее окутывала чернота. Он не был уверен, что она расслышала его вопрос.
– Я рассказал тебе все, – сказал он. – Теперь ты должна сказать, где она.
– Не знаю. Она была здесь в тот вечер, когда ты пришел. – Микаэла зашагала от него прочь на негнущихся, нетвердых ногах; он подхватил ее, не давая упасть, и они зашагали вместе, рука об руку. – Она была в гримерке в тот вечер, до твоего прихода. Наверное, я должна была привести тебя туда раньше, до того, как она ушла. – Микаэла остановилась, высвободила руку из его ладони и пошарила в кармане куртки. – Она сказала, что подождет меня в гримерке. Трепло чертово. – Микаэла достала из кармана пачку сигарет и зажигалку.
– Люди ненадежны, – сказал он, теряя терпение. – Приходится рисковать. Где Лилия?
– Не знаю, – сказала Микаэла. – Она ушла. Она должна была быть в моей гримерке, когда ты… черт, – ругнулась она. Зажигалка щелкала впустую. – Огоньку не найдется?
У него в кармане лежали два спичечных коробка. Он не курил, но у него выработалась навязчивая привычка копить рекламные спички из ресторанов.
– Тебе какие спички – «Ле Гамен» или «Кафе Универсаль»?
Она метнула на него злобный взгляд дикой твари, лишенной пропитания. Он отдал ей оба коробка.
– У тебя паршивое произношение, – сказала она, когда сигарета была благополучно прикурена. Они медленными неуверенными шагами дошли до угла; только они оказались на перекрестке, как свет сменился на красный, и он смотрел, как она курит и дрожит. Он взял ее под руку, и она молча припала к нему.
– Извини, Микаэла, – сказал он без толку. – Это жуткая история. – Холод стоял нещадный. Илай и не представлял, что ветер может быть таким. Казалось, кровь леденеет под кожей, а ресницы заиндевели. Было семь часов вечера, суббота, и на улице Сен-Катрин было не протолкнуться. За зарешеченными окнами клубов мельтешили неоновые огни. Girls Girls Girls. Danseuses Nues[21].
– Мне нужно найти Лилию, – сказал он.
Она хохотнула.
– Ты удивишься, сколько людей говорили это за всю ее жизнь. Я не знаю, где она.
– Ты должна знать, ты же обещала сказать мне. Она еще в городе?
Микаэла не ответила. Они перешли улицу и медленно зашагали под горку мимо здания Musique Plus[22], магазинов электроники и запертых кафе. Они вступали в сюрреалистическое пространство, мимо которого он частенько проходил, не решаясь зайти. Оно представляло собой необъятные бетонные просторы с лестницами, которые освещались черными фонарными столбами, поставленными через равные промежутки, на каждом было по пять светящихся синих шаров. В середине располагался прямоугольный бассейн, скованный черным льдом.
Микаэла казалась изнуренной; она прильнула к его плечу, тяжело дыша. Вырвалась от него, чтобы медленно подняться по лестнице, резко присела на полпути к верхней площадке, находясь там в оцепенении, закурила. Пока у него бегали мурашки по спине, он пытался понять, как ему быть. Ее зубы клацали. Спустя пару минут он сел рядом с ней, заключив в объятия, и пытаясь убедить себя, что однажды снова почувствует пальцы ног.
– Ладно, послушай, – сказал он, – когда ты видела ее в последний раз?
Она открыла пачку сигарет, осторожно достала одну и прикурила со знанием дела от предыдущего окурка, отбросив его в сторону, на улицу. Он смотрел, как тот тлеет на льду. Похоже, она не собиралась отвечать. Тогда он попробовал другой прием.
– Как называется это место?
– Place-des-Arts – площадь Искусств. Летом тут приятнее. – Она достала сигарету из губ, рассматривая ее, сделала выдох и лениво водворила на прежнее место, ни разу не взглянув на нее.
– Думаю, нам надо двигаться. Едва ли сейчас теплее двадцати градусов[23]