Володя едва дотянул до выпускных, с трудом одолел экзамены и забился в спасительной комнатушке, не собираясь оттуда больше никуда выходить. Так они и зажили – Альбина работала, зарабатывала деньги, а Володя хозяйничал по дому, прибирал, готовил. Оба смирились и приготовились коротать жизнь в обществе друг друга.
И вдруг случилось неожиданное. Соседкой по лестничной площадке у них была старенькая баба Серафима. У нее был целый букет болезней, в том числе жесточайший артрит и гипертония. Серафима дружила с Альбиной, они часто ходили в гости друг к другу, пили чай и сладкий ликер, изготовленный старушкой собственноручно. Одалживали друг у дружки соль, яйца и муку.
Однажды, когда Володя колдовал над борщом в кухне, а мать ушла в магазин, в дверь позвонили. На пороге стояла Серафима, бледная от боли.
– Ох, Володюшка, плохо мне, помираю поди, – простонала старуха и едва не упала.
Володе пришлось подхватить ее и отвести в комнату. Там Серафима прилегла на диван и стала тихо охать и причитать, что, дескать, смерть ее пришла. Володя достал материн тонометр, измерил бабке давление – оно было под двести. Он позвонил в «Скорую», там сказали, что будут не раньше, чем через полчаса.
Старуха лежала и протяжно стонала. Вид у нее был неважнецкий. Губы посинели, глаза ввалились. Володя испугался, что она действительно умрет прямо у них на диване, не дождавшись «Скорой».
– Держитесь, Серафима Павловна, – пробормотал он и, подсев к дивану, взял бабку за руку. Он слышал, как бьется ее пульс – слабо, с большими интервалами, неравномерно – то два удара, и тишина, то три.
«Помрет точно сейчас», – мелькнуло у него в мозгу.
Внезапно он ощутил сильный холод, идущий от соседкиной руки. Неужели все, конец? Леденеет? Так быстро? Все это вихрем пронеслось у Володи в голове, он хотел вскочить, но Серафима вдруг придержала его свободной рукой.
– Стой, милый, не уходи. Посиди так. Полегчало вроде мне, как ты за руку взял.
Он продолжал сидеть, не шевелясь. Вскоре от руки старухи вместо холода пошло тепло. Володя явственно ощущал его, пальцы точно иголками покалывали. Лицо соседки на глазах из бледного сделалось розовым, синяки под глазами ушли.
В это время раздался звонок в дверь – приехала «Скорая».
– Где тут больная? – Сердитый молодой врач зашел в комнату.
– Тут я, – бодро отозвалась Серафима.
– Сколько, говорите, давление?
– 200 на 130.
Бородатый внимательно глянул на старуху и покачал головой.
– Выглядите отлично. Давайте руку. – Он снова измерил давление и нахмурился. – 120 на 80. Бабушка, знаете, что полагается за ложный вызов? Штраф…
Доктор еще долго журил смущенную Серафиму, пенял ей на то, что в городе пробки и к кому-то из-за нее машина не успела приехать. Та слушала и виновато кивала. Наконец врачи уехали. Серафима бойко подскочила с дивана.
– Как же мне хорошо-то, сынок, господи, точно помолодела на двадцать лет. И не болит ничего, тьфу, тьфу.
Она ушла. Вскоре вернулась мать. Володя вскользь пересказало ей про то, что было в ее отсутствие.
– Чепуха это все, – мать махнула рукой. – Серафима – та еще придумщица. То ей кажется, что помирает, то в пляс готова пуститься.
Посудачили еще немного, да и забыли. А вспомнили ровно через месяц. Альбина лежала с гриппом. Температура под 40, сильно болела голова. Володе было жаль мать, он принес ей чаю с лимоном, сел рядом на кровати, положил ладонь ей на лоб. И вдруг… он снова, как тогда с Серафимой, ощутил ледяной холод. Мать лежала неподвижно, закрыв глаза.
– Хорошо как, Володечка, – прошептала она.
Он ничего не отвечал и ждал. Вот холод знакомо уже сменился теплом, затем жжением и покалыванием. Альбина зашевелилась, открыла глаза.
– Как странно, – проговорила она и поглядела на сына.
– Что странно, мам? – спросил Володя, хотя ему уже было все ясно.
– Ничего не болит. И кажется, жар спал. – Альбина смотрела удивленными глазами.
Они измерили температуру – та была нормальной. Мать и сын молча глядели друг на друга. Наконец Альбина тихо проговорила:
– Тогда так же было? С Серафимой?
Володя кивнул.
– Ой, Володечка… – охнула мать и приложила к груди обе ладони.
Они стали проверять. Альбина привела всех своих приятельниц со двора. Володя держал их за руку, и через пять-десять минут недуги, мучившие их долгие годы, исчезали волшебным образом.
– Ты великий врач!!! – восклицала счастливая Альбина. – Господь услышал мои молитвы! Я знала, я всегда знала, что у меня необыкновенный ребенок!
Постепенно информация о необычных способностях двадцатилетнего юноши стала распространяться, вышла за пределы двора, и в их скромную квартирку на первом этаже повалил народ.
В мгновение ока жизнь переменилась. Появились деньги, такие, которые раньше и не снились ни Альбине с ее работой диспетчером на телефоне, ни ее запуганному тихому сыну. Большие деньги. Дорогие подарки, благодарность и признательность огромного количества людей. Непривыкшие ко всему этому мать и сын несли деньги в банк и клали на счет. За пять лет накопилось столько, что можно было спокойно купить недвижимость в Европе, и не одну.
Володя никому не отказывал. Параллельно с даром врачевания он обнаружил и еще один талант – внушать мысли. Он мог заставить любого делать по-своему, стоило ему только находиться рядом, поблизости. Альбина была страшно горда и в мечтах видела себя и сына в собственной резиденции, где-нибудь в Швейцарских Альпах.
Однако сам Володя вовсе не чувствовал себя счастливым. Ни деньги, ни слава, ни людская благодарность не принесли никакого результата – он по-прежнему боялся социума, по-прежнему чувствовал себя униженным и растоптанным. В 25 он был девственником, никогда не имел женщины и не представлял, что такое секс. Его пошатнувшаяся психика не только не нормализовалась со временем, а, наоборот, расстраивалась все больше. Володю по-прежнему преследовали галлюцинации, кроме того, его стали мучить навязчивые мысли о самоубийстве, о которых Альбина, пребывавшая в восторге от сверхспособностей сына, даже не догадывалась.
Как-то на прием к нему пришел симпатичный парень, мучившийся фурункулезом. Звали его Паша. Володя за несколько сеансов вылечил гнойники почти полностью. Паша не знал, как благодарить.
– Это ведь у меня после операции так стало, – доверительно сообщил он Володе.
– А что за операция? – поинтересовался тот для приличия – ему на самом деле было глубоко плевать на личную жизнь больных.
– По смене пола! – Паша хитро подмигнул. – Я ж раньше девушкой был. Полиной.
Володя во все глаза смотрел на парня: рост чуть выше среднего, широкие плечи, поджарые бедра, волевой подбородок.
– Не может быть, – проговорил Володя.
– Не может? – Паша усмехнулся, достал телефон, пролистал галерею и сунул ему под нос фотографию. На ней была изображена унылая сутулая девушка с коротким каре и потухшими глазами. – Вот. Такой я был два года назад. Жесть, правда? – Карие глаза Паши весело сверкнули.
– Как же это возможно? – изумился Володя.
– Есть один врач в Дюссельдорфе. Волшебник. Пластический хирург, перекраивает тело, как портниха старое платье. Берет дорого.
– Сколько? – тут же спросил Володя.
Паша назвал довольно солидную сумму.
Он ушел, а Володя весь вечер сидел на диване и думал, думал. Альбина звала его ужинать, но он отказался, сославшись на усталость. Он вдруг почувствовал, что сможет вернуть себе жизнь – ту, настоящую жизнь, которую отняла у него компания Куличенко, радостную, свободную, без позорных воспоминаний, без страха и унижения.
Что, если он станет женщиной? Володя запер дверь, разделся догола и подошел к зеркалу. Он придирчиво рассматривал отражение, стараясь представить, как бы он выглядел, будь он девушкой, молодой девушкой 25 лет. Наверное, приятно было бы красиво одеваться, покупать дорогую косметику, духи, обувь на высоком каблуке. Носить тонкие капроновые чулки, изящные сумочки, расчесывать щеткой длинные волосы…
У него закружилась голова. Он был счастлив! Впервые за долгие годы. Не просто счастлив, его охватила настоящая эйфория.
На следующий день он позвонил Паше и взял номер хирурга. Однако его ждало разочарование – операции у того были расписаны на два года вперед. Никакие деньги и уговоры подействовать не смогли. Хирург поставил Володю в очередь, предварительно согласившись принять его, чтобы оценить фронт работ.
– Из вас выйдет отличная девушка, – сказал он одобрительно, разглядывая Володино тело. – У вас практически женская комплекция. И рост небольшой. Но предупреждаю – придется пить гормоны, и швы будут сильно болеть в течение довольно долгого времени.
Володю все это не пугало. Собственно, у него не было другого выхода – то, что происходило с ним сейчас, назвать нормальной жизнью было нельзя.
Он стал ждать. Параллельно с этим в его голове зародилась мысль о том, что теперь он сможет наказать своих обидчиков. Отомстить им. В его мужском теле был слишком слабый дух. Но когда он станет женщиной, то будет сильным. Вернее, сильной. С деньгами, с даром гипноза, никем не узнаваемый, он станет всемогущ и беспощаден.
Володя сам не заметил, как эта мысль стала его идеей фикс. Он обрел смысл жизни, теперь ему было о чем мечтать, чего ждать, на что надеяться.
Одержимый жаждой мести, он полюбил уединенные прогулки, стал часто ходить в парк, безлюдными тропками поднимался на высокий пустынный обрыв. Там в одиночестве, слушая шум речки и крики птиц, он полностью погружался в безумие, все эти годы зревшее в нем, словно раковая опухоль. Ему казалось, что за деревьями прячутся тени его истязателей. Он отчетливо видел каждого из них – самого Куличенко, с пудовыми кулаками и самодовольной ухмылкой, хитрого и льстивого Лисовского, надменную Кристину, развратную и коварную Машку, Вику, не смеющую ослушаться друзей. Он должен был расправиться с ними без жалости, без пощады. Отныне в нем жили двое: мужчина, слабый и ничтожный, умирающий от непереносимых обид и унижения, и сильная, гордая, властная женщина. Она являлась к нему в моменты, когда был