— Сейчас, — твёрдо заявил Эмерсон.
— Это хорошо. Мы идём.
Однако, пришлось немного задержаться, потому что я посчитала разумным облачиться в собственную одежду, в том числе — пояс с бесценными приспособлениями. Когда я вышла из комнаты, старик разразился криками восхищения:
— Как прекрасна леди! Как красивы её украшения из блестящего железа! Как красивы её ноги и стопы в ботинках! Как красивы её…
Я посчитала целесообразным на этом прервать каталог моих прелестей, так что поклонилась и поблагодарила Муртека.
Ширина коридора за нашими комнатами позволяла идти рядом только двоим. Муртек возглавлял шествие, за ним следовали мы с Эмерсоном, Рамзес замыкал процессию. На этот раз вместо того, чтобы преградить путь, стражники выстроились в два ряда вокруг выхода. После того, как мы прошли через него, за нами последовала группа из трёх копейщиков и такого же количества лучников.
Эмерсон остановился.
— Почему они идут за нами, Муртек? Мы не нуждаемся в них.
— Почёт вам, — торопливо объяснил Муртек. — Все великие из Святой Горы имеют охрану. Быть в безопасности.
Эмерсон фыркнул.
— Ладно, скажи им, чтобы держались подальше. Особенно от миссис Эмерсон.
Миновав несколько изящно украшенных комнат значительных размеров, мы вышли в широкий вестибюль с двумя рядами колонн по всей его длине. И перед нами оказались первые двери, которые мы увидели в городе — сооружённые из дерева, окованные железом и достаточно широкие, чтобы пропустить слона. Эмерсон шёл прямо на них, не замедляя шаг. Два стражника бросились вперёд и открыли створки.
Блеск солнечных лучей затмил глаза, и на мгновение я ослепла. Когда зрение вернулось, я обнаружила, что мы оказались на широкой площадке или террасе без перил, резко обрывавшейся в нескольких шагах; на нижней площадке стоял ряд статуй в древнеегипетском стиле в натуральную величину. Позже у меня появилась возможность определить некоторые из них: богиня Бастет с головой кошки и ее более свирепая двойняшка Сехмет с головой льва[121]; Тот, бог мудрости и письма, в виде бабуина; Исида, кормящая грудью младенца Гора и так далее. Но в тот миг меня больше интересовало то, что лежало за пределами террасы. Я впервые увидала Город Святой Горы. И ощутила горькое разочарование.
Это была моя собственная вина, а вернее — результат избыточного воображения. Бессознательно я ожидала увидеть сказочный город легенд — белые мраморные стены, сияющие золотом купола, кружевные минареты и башни, величественные храмы. Вместо этого передо мной предстала долина, напоминавшая по форме неправильный растянутый эллипс. Его ограждали скалистые утёсы — подобные не оберегающим рукам, но лапам хищника с выступавшими отрогами в виде когтей.
Здание, которое мы только что покинули, располагалось на крутом склоне, который на разных уровнях был изрезан террасами; я решила, что строение врезали в скалу и расширили внутрь. Пространство внизу заполняли деревья и сады, между ними мелькали плоские крыши. Справа и слева, насколько мог видеть глаз, склоны террас были заняты таким же образом. Некоторые из зданий казались небольших размеров (сравнительно), другие — большими и растянутыми, как наш собственный дом. Моё внимание привлекло некое сооружение, воздвигнутое на широком плато посередине крутого подъёма на скалу. Невозможно было разобрать детали его конструкции, но размер обозначал, что это здание определённого назначения — возможно, храм.
Но когда я посмотрела на то, что лежало сразу подо мной, на дне долины, то моим глазам предстала типичная африканская деревня. Часть домов была построена из глинистого кирпича, внутри садов, но в основном повсюду стояли хижины из тростника и палок, как нубийские тукхулы. Деревня занимала лишь малую часть внутри эллипса. Водоём, окружённый болотистой местностью, располагался в центральной части. Всё остальное место покрывали поля и пастбища. Использовался каждый дюйм земли; даже низкие откосы изрезали террасами и засадили растениями.
— О, дорогой, — сказала я. — Это совсем не легендарный город Зерзура, не так ли?
Эмерсон прикрыл глаза рукой.
— Просто нашему взгляду предстали большие участки древних Мероэ и Напата, Пибоди. Ты же не думаешь, что рабочий класс жил во дворцах? Удивительная местность! Посмотри, как интенсивно возделывается земля: люди могут получать два-три урожая в год. Тем не менее, я не понимаю, как они могут прокормить себя. Они должны торговать продовольствием с другими народами, живущими дальше к западу. И, возможно, ограничить население с помощью…
— Тех или иных способов, — перебила я, предпочитая не думать о некоторых из них. — Откуда берётся вода?
— Глубинные родники или колодцы. Я предполагаю, что дно долины значительно ниже, чем в пустыне за её пределами. То же самое можно обнаружить в Харге[122], Сиве и других северных оазисах, за исключением, конечно, окружающих скал. Не самый здоровый климат, Пибоди; заметь, что хижины бедняков внизу, в то время как дома высших классов находятся на склонах, вдали от зловонного болотного воздуха. — Он повернулся к Муртеку, чьё любезное лицо было сосредоточенно нахмурено в попытке следить за нашей беседой. — Где твой дом, Муртек?
Старик протянул руку.
— Там, почтенный сэр. Вы видеть его крышу.
И продолжал указывать на другие места, представлявшие интерес. Жилища обоих принцев находились на большом расстоянии друг от друга: справа и слева от нас на склонах, как и жилища других вельмож.
— А это что? — спросил Эмерсон, указывая на массивную конструкцию на противоположной стороне долины.
Я оказалась права. Здание было храмом — домом богов и тех, кто служил им, как выразился Муртек.
— Вы пойти туда? — спросил он. — Или остаться в этом месте; здесь есть воздух, место для прогулки.
Нам даже не стоило советоваться — добравшись так далеко, мы были полны решимости идти дальше. Я собиралась отдать свой голос за посещение храма, но тут Муртек заговорил снова.
— В дом принца Настасена, в дом принца Тарека, в дом Кэндис (мероитический титул королевы)? Всё, всё свободно для вас, почтенный сэр и мадам. Все хорошие, все красивые места, куда почётные лица желают идти.
— Все хорошие, все красивые места, — повторил Эмерсон, потирая расселину на подбородке. — Хм… Но это не очень хорошее и красивое место, не так ли?
Он указал на деревню.
— Нет, нет, это не место для почётных лиц, — воскликнул Муртек, заметно разволновавшись. — Вы не пойти туда.
— А я думаю, что мы пойдём именно туда, — сказал Эмерсон. — Пибоди?
— Как скажешь, Эмерсон.
Я не вполне понимала, почему Эмерсон так решительно настроился посетить самую скверную и наименее интересную часть города, но знала — в отличие от Муртека — что возражения являлись самым надёжным способом укрепить мужа в своих намерениях. Муртек делал всё возможное, чтобы отговорить его, но безрезультатно. Он потерпел повторную неудачу, попытавшись заказать для нас паланкин, но заупрямился, когда Эмерсон потребовал убрать стражу. Это — нет. Это — запрещено. Если почётным гостям причинят вред или нанесут оскорбление, он будет нести ответственность.
Эмерсон усердно изображал отвращение, но голубые глаза удовлетворённо блестели. Он получил больше, чем надеялся — и больше, чем я ожидала.
Лестница резко спускалась к площадке, от которой разбегались другие лестницы и дорожки: часть — к другим домам на склоне, часть — в долину. Широкая дорога после ряда поворотов и подъёмов вела к храму. Муртек предпринял последнюю попытку убедить нас последовать по этому пути, но, стоило Эмерсону отказаться, он вскинул в отчаянии руки и сдался. Окружённые стражей, мы спустились по лестнице на дно долины.
Тепло и влажность усиливались с каждым шагом вниз, равно как и сильный неприятный запах. Основу его составляла растительная гниль, к которой присоединялись оттенки экскрементов людей и скота, а также разнообразные ароматы немытых тел. Увидев, что я сморщила нос, Муртек полез за пазуху и вытащил пучок цветущих трав, который и преподнёс мне с поклоном. Другой букет он приложил к своей выдающейся носовой части. Но Эмерсон и Рамзес отказались воспользоваться предложением. Да и мои травы мало помогали преодолеть зловоние.
Спустившись к подножию лестницы, мы оказались на том, что, по-видимому, являлось главной улицей деревни. Дорожки, ведущие вправо и влево, были узкие и извилистые, как козьи тропки, пролегавшие среди грязи и луж стоячей воды. Главный проезд был достаточно широк для того, чтобы трое могли идти рядом, но я порадовалась, что обула ботинки. Земля хлюпала под ногами. И было забавно наблюдать за семенящим мелкими шажками Муртеком, который одной рукой поддерживал длинные юбки, а другой прижимал букетик к лицу.
— Вы видите, они живут, как крысы, — пробормотал он из-под цветов.
— Верно, — сказал Эмерсон. — Но где они сами?
Снаружи не было видно даже крысы. Все окна и двери были закрыты ставнями или плетёными занавесками из травы.
— Они работают, — ответил Муртек, выплёвывая лист из своего букета.
— Все? Женщины и дети тоже?
— Они работают.
— Женщины и дети тоже, понятно, — произнёс Эмерсон. — Но не все в полях, конечно? Где здешние мастера — гончары, ткачи, резчики по дереву?
Впрочем, мы знали ответ. Мне уже приходилось бывать во множестве таких деревень. Их обитатели проводили бóльшую часть светового дня на улице, и появление незнакомых людей всегда привлекало толпу любопытных. Так что либо здешние жители были невероятно робкими, либо им приказали держаться подальше от нас. Возможно, сам факт появления вооружённой стражи вынудил их поспешно скрыться в хижинах. Время от времени за тёмными окнами что-то быстро мелькало — некто более смелый, чем все остальные, рискнул подвергнуться один Бог знает какой страшной каре за попытку бросить взгляд на чужестранцев.
Улица завершилась на центральной площади с выложенным камнем колодцем и несколькими пальмами. Дома вокруг неё были несколько больше, да и построены лучше, чем те, которые мы миновали; некоторые из них оказались лавками. Тканые циновки свисали в проёмах, закрывая вход.