— Ты обожгла мою кожу огнём, ты (несколько эпитетов, труднопереводимых дословно, но и без того достаточно ясных)..! Я убью тебя! Вырву у тебя язык изо рта, волосы с головы, твоё… — Издав предсмертный стон, она умолкла и согнулась, схватившись за живот.
Эмерсон судорожно сглотнул.
— Не… не мышьяк, Пибоди…
— Нет, конечно, нет. Но у неё явно какое-то расстройство пищеварения. Мыло не могло… О, Господи Всеблагий! — Я увидела чашу на полу рядом с бившейся в судорогах Аменит. Ту самую, в которой я истолкла бобы клещевины — и пустую.
Я рухнула на колени рядом с девушкой и схватила её за плечи.
— Аменит! Ты пила это зелье? Немедленно отвечай!
Судороги стихли; она покрылась обильным потом и обмякла в моих руках.
— Да, я выпила его. Оно было крепко заколдовано, ты говорила много заклинаний над ним. Оооо! Теперь я некрасивая, я умираю… но вначале я убью тебя!
Я отбросила её руку в сторону.
— Глупая девчонка! Ты слишком много выпила. Вот почему твоё лицо опухло и испортилось. Боги наказали тебя за кражу моего волшебного зелья!
— Так что же там было? — встревожился Эмерсон. — Действительно, Пибоди, если оно настолько опасно, тебе не следовало оставлять его без присмотра.
И это произнёс человек, только что пронзивший копьём живое существо, по поводу женщины, предавшей своего брата на пытки и смерть и, вероятно, способной точно так же поступить и с нами. Иногда я совершенно не понимаю мужской пол.
— От большей части она сумела избавиться, — сказала я, с отвращением взирая на массу, лежавшую невдалеке. — Не думаю, что ей угрожает гибель. Но для пущей безопасности лучше бы дать приличную дозу ипекакуаны. Придержи ей голову, Эмерсон — но сначала возьми чашу.
Аменит пронзительно завизжала. Я думала, что её вновь схватили судороги, но тут увидала, что в дверях стоял Реджи.
— Не позволяй ему смотреть! — завывала Аменит, свернувшись в клубочек. — Скажи, чтобы он ушёл!
— Что стряслось? — спросил Реджи. — Я слышал крики…
— Она выпила кое-что… кое-что из того, чем я пользуюсь для наведения красоты, — ответила я. — Не предназначенного для приёма вовнутрь.
Носилки, которые я потребовала, наконец, прибыли в сопровождении одной из запелёнутых девиц. Я надеялась, что она собирается позаботиться о пострадавшей сестре, но, бросив на ту поверхностный взгляд, Служанка дождалась, пока носильщики унесли Аменит прочь, и осталась, дабы обязанности последней были исполнены. Пока она командовала слугами, прибиравшими спальню, я отозвала Эмерсона в сторону.
— Это не Ментарит!
— Откуда ты знаешь?
— У меня свои методы. О, дорогой, я так беспокоюсь. Стоит осведомиться о Ментарит, как ты полагаешь?
— Не думаю, что это может причинить какой-либо вред, — ответил Эмерсон. — Во всяком случае, нам, а если Ментарит уже подозревают, небрежный вопрос не ухудшит её положения. Взгляни, Пибоди, ты не оставила здесь лежать ещё что-нибудь ядовитое? Мы же не хотим, чтобы и другая заболела.
— Говори за себя, Эмерсон. Если бы я твёрдо знала, что эта надзирательница не является одной из тех немногих, которые преданы Нефрет, то напичкала бы её чем угодно без малейших угрызений совести. Что касается Аменит, можешь о ней не беспокоиться. Пульс был сильным и ровным, так что отравление пошло на убыль. Естественно, я убрала компрометирующие свидетельства, пока мы ждали носилки, но лучше проверить новую надсмотрщицу, дабы убедиться, что она не суёт нос в мои вещи.
Однако в своей комнате я обнаружила Реджи, с любопытством рассматривавшего миски и кувшины, расставленные на сундуке, который заменял мне туалетный столик.
— Что это такое она взяла, миссис Амелия? Я даже не думал, что милые невинные дамы используют такие опасные вещества.
— Любое вещество опасно, если пользоваться им в чрезмерных количествах или неправильно применять его, Реджи.
Реджи поднял одну миску и понюхал — бесполезное занятие, потому что я успела тщательно её вымыть.
— С ней всё будет в порядке? В жизни не видел подобного лица!
— Это просто сыпь, вскоре исчезнет. Вы, кажется, меньше интересуетесь её здоровьем, нежели внешним видом, Реджи. Надеюсь, что данные вами обещания были искренними. Не хотелось бы считать вас человеком, способным подло обмануть женщину, подобно многим представителям вашего пола.
Реджи поставил чашу и серьёзно посмотрел на меня.
— Немногие погнушались бы использовать женщину, чтобы завоевать свободу для себя и своих друзей, или подумали бы, что так поступать недостойно. Что касается меня — я люблю эту милую девушку, я поклоняюсь ей, я обожаю её. И никогда её не оставлю!
— Лучше продолжить эту дискуссию в другом месте, — прервала я, многозначительно кивнув в сторону Служанки.
— Ох, — встревоженно взглянул Реджи. — Вы думаете, она…
— Я думаю, что лучше предоставить девушке возможность заниматься своей работой.
Мы удалились в гостиную, в которой не было никого, кроме трёх реккит, накрывавших стол к ужину.
— Где профессор? — спросил Реджи.
— Наверно, он отправился узнать у стражников, не обнаружены ли какие-нибудь следы Рамзеса. Да и меня это немного волнует, так что, с вашего разрешения…
— Я пойду с вами, — замотал головой Реджи. — Надеюсь, что профессор не планирует внезапное нападение на стражников. Он — самый храбрый из людей, но если вы позволите мне сказать…
— Не позволю, — отрезала я. — Профессор Эмерсон не только самый смелый из мужчин, но и один из самых умных. Несомненно, ваш скудный интеллект не в состоянии постичь ту глубину трезвых расчётов, на которых основаны все действия профессора. Я не потерплю никакой критики в отношении мужа, мистер Фортрайт — и особенно от вас.
К моему удивлению, Реджи ответил на эту вспышку, улыбнувшись и тихо зааплодировав.
— Браво, миссис Амелия! Такая супружеская преданность — бальзам для моего сердца. Ваша неуверенность в моём мужестве вполне понятна после того, как я отказался присоединиться к вам с Рамзесом и профессором в освобождении принца Тарека; но позвольте и мне сказать слово в свою защиту.
— Это будет справедливо, — позволила я.
— У вас нежное, женское сердце, миссис Амелия; естественно, вы прониклись сочувствием к Тареку, который затесался к вам в доверие, когда вы были в Напате. Без сомнения, он заверил вас в своей поддержке и дружбе. Я пытаюсь представить происходящее с более логической точки зрения. Мне наплевать… э-э… проклятье, кто именно из двух дикарей правит в этом Богом забытом месте, и я не стал бы доверять никому из них, даже если он поклянётся каждым божеством собственного бесконечного пантеона. Я прошу вас, мэм, не рисковать своей жизнью ради Тарека. Подумайте о себе, о своём муже, о маленьком сыне.
— Я всё время думаю о них, — ответила я, недоумевая, как человек может быть до такой степени глуп. — Ну, вот что: хотите — идём, хотите — оставайтесь.
Естественно, он последовал за мной.
— Бедный малютка, — вздыхал он. — Какой страх он должен испытывать, будучи затерян в этом ужасном месте! Но не теряйте надежды, миссис Амелия. Мы найдём его.
— Как вы намерены это осуществить? — полюбопытствовала я.
— Аменит знает каждый фут в здешних коридорах.
— Но Аменит здесь нет, а стражники — есть.
— Очень жаль, что она заболела, — согласился Реджи. — Но вы говорите, она поправится, а когда вернётся, мы претворим в жизнь составленный нами ранее план.
— Какой план?
— Я объясню позже, — ответил Реджи. — Когда профессор присоединится к нам. Мы почти дошли… Боже мой! Что тут происходит?
Для такого вопроса были все основания. Эмерсон и два солдата сидели рядом спиной к нам, их внимание сосредоточилось на чём-то лежавшем перед ними на полу. Послышался странный дребезжащий звук, а затем раздалось восклицание Эмерсона на мероитическом:
— Семь! Мой выигрыш!
Один из стражников помянул всуе Беса, бога шуток и развлечений.
— Эмерсон! — строго произнесла я. — Ты развращаешь невинных детей природы, обучая их азартным играм?
Эмерсон посмотрел на меня через плечо.
— Их незачем было учить, Пибоди. Я просто показал им новую игру. И уже выиграл две нитки бус из бисера и нож. — Забрав свой выигрыш и кости, он легко вскочил на ноги. — Прощайте, братья, я ухожу.
— По крайней мере, оставь нам волшебные кубики, — проворчал один из стражников — тот, чьи ножны был пустыми.
Эмерсон усмехнулся и хлопнул его по спине с замечанием, которое я не поняла. Оба мужчины рассмеялись, поэтому я решила, что это и к лучшему.
— Улучшаешь владение разговорным языком, как я вижу, — сказала я, когда мы с Эмерсоном вышли из комнаты.
— Среди прочего, — сказал Эмерсон, засовывая кости в карман.
— Что с мальчиком? — спросил Реджи. — С вашей стороны скверно, профессор, позволять миссис Амелии и дальше тревожиться.
— Она знает, что я сообщил бы ей сразу в случае каких-либо новостей, вы, болтливый идиот, — ответил Эмерсон. — От Рамзеса ни слуху ни духу. И прошло всего несколько часов, Пибоди.
— Я знаю. У Реджи есть план, — добавила я.
— Не могу дождаться, пока услышу его, — промолвил Эмерсон тем же тоном.
Выслушать план мы решили в вечерней прохладе, где сумерки простёрлись через сад фиолетовыми покрывалами, и в воздухе умирал томный аромат лилий. Жёлто-коричневая фигура лежала, вытянувшись на плитках; увидев нас, она плюнула, зашипела и прыгнула, промелькнув по стене полосой бледного золота.
— Кошка Рамзеса, — сказала я. — Может, она сердится на нас, потому что мы потеряли мальчика?
— Не выдумывай, Пибоди, — грубо ответил Эмерсон — как и всегда, когда пытается скрыть истинные чувства.
— Вы хотите услышать мой план или нет? — вмешался Реджи.
— Ещё бы, — хмыкнул Эмерсон. — Присаживайся, Пибоди.
Сидя на резной скамейке, вдыхая аромат лотосов и внимая сонному щебету птиц в качестве фона, мы слушали Реджи. Его план имел определённые достоинства — или имел бы, если бы мы не понимали его невыполнимость.