том слове указание на купцов, а иные – на разбойников, что в большинстве случаях одно и тоже. Сейчас нет единого суждения на сей счет и вряд ли когда-нибудь все придут к согласию, так как не осталось в живых никого, кто смог бы точно изъяснить дело.
Говорят, что варяги появились в Миклагарде благодаря конунгу росов Вальдемару Старому. Всем известно, что после гибели конунга Свендослава от рук печенегов между его сыновьями воздвиглась жестокая распря. Вальдемар, сидевший в Хольмгарде, принужден был бежать за море. Через несколько зим он вернулся с дружиной викингов, нанятых в Великой Холодной Швеции, и овладел всеми Гардами. Его брата Ярополка хитростью заманили на отчий теремной двор якобы для примирения с Вальдемаром, но едва он вошел в двери, как два варяга подняли его мечами под пазуху. Вальдемар был провозглашен стольным конунгом, но медлил расплатиться с дружинниками. Тогда варяги поняли, что их обманули и стали проситься в Греческую землю. Вальдемар внял их просьбам, но прежде отправил в Миклагард послов, предупредивших греческого конунга: «Се идут к тебе варязи, не мози их держати в граде, оли то створять ти зло».
В ту пору трон в Царьграде занимали два брата. Младший Константин проводил время в праздности и безделье, старший брат Василий, будущий Болгаробойца, нес всю тяжесть государственных дел. Впрочем, его слава великого правителя и великого воина была впереди. Пока что молодого и неопытного царя теснили мятежники. Один из них – Варда Фока окружил Константинополь с моря и с суши. Судьба Василия казалось печальной, но как раз в это время Вальдемар, принявший христианство и породнившийся с греческими царями, прислал ему варягов. Император снарядил несколько кораблей и, посадив на них варягов, ночью пересёк пролив, смело напал на мятежников и разгромил их. С той поры Василий всегда брал в походы северных воинов. Его преемники следовали этому примеру.
Следует различать внешних и дворцовых варягов. Внешние варяги воюют с сарацинами и мятежниками. Летом они в походах, зимой живут в лагерях в Трапезунде на берегу Понта Эвксинского и в иных городах. Среди внешних варягов немало норманнов, свеев, данов, но большинство из них составляют славяне. Дворцовые варанги берут начало от отборных воинов, оставленных Василием Болгаробойцей при своей особе. Допущенным в Священный дворец варягам поручена охрана конунга. В церковь хозяин Мега палат шествует в окружении секироносцев, и они же стоят на шаг позади трона во время приема иноземных послов. Варяги несут стражу у дверей царской опочивальни в мирное время, а во время войны образуют кольцо вокруг царского шатра.
Кажется достойным удивления, что греческие конунги полагаются на чужеземцев больше, чем на своих соплеменников и единоверцев. Однако на то имеются веские причины. Василий Болгаробойца, первым допустивший варягов во дворец, не доверял своим подданным, зная их вероломную натуру. Его наследники придерживались тех же взглядов. Они с полным основанием подозревали, что каждый знатный грек в глубине души мечтает занять трон. Священный дворец наполняют честолюбцы, беспрестанно плетущие заговоры. Ни на кого из царедворцев, раболепно склонившихся перед самодержцем, нельзя положиться. Поэтому греческие конунги предпочитают окружать себя верной охраной из чужеземцев, слабо знающих греческий язык и далеких от изощренных дворцовых интриг.
Также и при мятеже, а они нередко случаются, чужеземцы гораздо надежнее. От греков нельзя ждать беспощадной расправы с бунтующей толпой, в которой всегда могут оказаться их друзья или родственники. Волей-неволей сердца воинов смягчаются губительным милосердием, не позволяющим избивать мятежников. Варяги же не ведают жалости, а их секиры – усталости. Примечательно, что в телохранители принимают даже язычников или по крайней мере смотрят сквозь пальцы на их пребывание в Священном дворце. Объясняется это тем, что язычники зачастую честнее христиан-греков, которым нельзя верить, даже если они приносят клятву на Евангелии или целуют крест. Греки непременно обманут, ссылаясь на то, что крест был мал и такие клятвы, дескать, ничего не значат. Впрочем, они с легкостью нарушают клятвы, даже принесенные на огромном кресте Константина Великого, который по праздникам выносят их храма святого Стефана.
Наконец, не лишним будет заметить, что здешнее племя изрядно выродилось от изнеженной жизни. Когда на улицах Великого города встречается высокий и сильный человек, можно уверенно биться об заклад, что он из варваров. Сами греки говорят, что люди севера крепки, как медные котлы, тогда как ромеи подобны глиняным сосудам. С гордостью скажу, что особенно ценятся секироносцы с острова Туле – так греки называют нашу прекрасную Исландию. Правда, они путают Исландию с другими Северными Странами, а также считают, что остров Туле населен ихтиофагами, то есть «пожирателями рыбы». Исландцы любят рыбу, однако у них есть стада тучных овец и другой скот, дающий мясо и молоко. Греки не принимают это во внимание.
Царская стража именуется Этерией. Иногда к секироносцам, стоящим за троном, также прилагают имя Бессмертных по примеру отборных воинов, охранявших персидского царя царей. Когда Харальд впервые переступил порог Мега палат, высшее командование над этерией было поручено протоспафарию евнуху Феоктисту. Протоспафарий – это чин, который не следует путать с должностью. При греческом дворе существует множество чинов и в них сложно разобраться. Многие должности занимают безбородые. Так именуют скопцов. С первых дней пребывания во дворце Харальд заметил, что евнухов там роилось не меньше, чем мух в хлеву. Все они походили друг на друга, словно уродливые братья, и сообща противостояли мужам, носившим бороды. При назначении на высокие должности полагалось соблюдать некую очередность. Говорят, что раньше после возвышения кого-либо из безбородых, следующая должность обязательно предоставлялась бородатому. Когда власть во дворце забрал евнух Иоанн, равновесие было нарушено. Кормитель Сирот благоволил безбородым и давал им первенство перед бородатыми.
Непосредственное начальство над варягами имел аколуф Михаил, принадлежавший к сонму бородатых мужей. Хотя аколуф и подчинялся евнухам, его должность была очень видной, поскольку во время торжественных выходов ему предписывалось неотлучно следовать за царем. Собственно говоря, аколуф в переводе с греческого и означает «сопровождающий». От имени самодержца аколуф отдавал приказы телохранителям. Варяги каждодневно видели Михаила, облаченного в броню. И только по праздничным дням он появлялся перед ними в шелковом каббадионе персидского покроя и в головном уборе с красной кисточкой и шитым золотом изображением царской особы.
Аколуфу помогают манглавиты. Наименование этой должности, как уже упоминалось, происходит от слова «дубинка». Крепкая палка, висящая у пояса, есть непременная принадлежность сей должности. Звание манглавита может достичь каждый варяг при условии долгой и верной службы. Исландец Гест, сын Торхалли, был одним из доверенных манглавитов и гордо носил на поясе самшитовую палку – знак своего высокого положения.
Связующим звеном между начальниками из греков и варягами служит Великий Толмач. Большинство варягов, даже проживших долгое время в Миклагарде, усвоили лишь несколько обиходных греческих выражений, относящихся до стоимости вина и услуг непотребных женщин. Они понимали громкие и простые команды, но едва дело касалось чего-то более сложного, им приходилось прибегать к услугам толмача. Великий толмач был чванливым греком, имевшим собственную печать, на которой красовалась секира с изогнутой рукоятью. Она не походила на секиры варягов. Харальд слышал, что подобное оружие использовали на севере Энгланда, хотя, может быть, все обстояло гораздо проще и резчик изогнул рукоять, дабы уместить изображение секиры на небольшом пространстве. Великого толмача легко было принять за евнуха, если бы на его подбородке не пробивалась реденькая бороденка. Варяги смеялись, что толмача, наверное, собирались оскопить, но по какой-то причине остановились на полпути. В первый день своей новой службы Харальд спросил толмача, сколько ему понадобится времени для овладения греческим языком. Пощипывая редкие волоски на подбородке, толмач важно объяснил:
– Язык Эллады одновременно и прост и сложен. Прост, поелику подчиняется строгой логике и правилам грамматики. Сложен, поелику позволяет излагать самые глубокие и возвышенные мысли и понятия. Не ведаю твоих талантов, человек из Туле. Ведь я не могу сравнить тебя со мной. Я начинаю понимать любой язык за месяц, а через полгода овладеваю им в совершенстве. Кроме вашего языка я свободно говорю на латинском, персидском, армянском, славянском, хазарском, печенежском, а также хорошо знаком с наречиями сарацин, иудеев, ассирийцев и прочих восточных народов.
Сначала Харальд подумал, что беседует с великим мудрецом, но потом убедился, что толмач довольно глупый человек. Он легко переходил с одного наречия на другое, однако его суждения были одинаково легковесны, какой бы язык он при этом ни использовал. Природа даровала ему одну удивительную способность, взамен отняла все остальные. Единственное, чем он был полезен, так это готовностью истолковать значение каждого греческого выражения. Харальд спросил толмача, что означает слово «этерия», в которой состоят дворцовые варяги, и получил следующее разъяснение:
– Этерией в прекрасной Элладе называли содружества мужей, которые в складчину устраивали симпозии, или симпозиумы – так сие слово звучит на латыни, а означает оно «возлияние». Что до греческого слова «этерия», то оно равнозначно славянской «дружине».
Чем больше Харальд узнавал про принятые в этерии порядки, тем чаще он удивлялся. Этерия, или дружина подразделялась на великую, среднюю и младшую. Иногда от незнающих людей можно услышать, что в великую этерию якобы принимают только норманнов, в среднюю – славян, а в младшую – хазар и язычников. Возможно, когда-то царская дружина и подразделялась по племенам. Однако сейчас вся разница свелась к звонкой монете, так как миром давно правят деньги. Потомок Инглингов онемел, услышав, что он должен мешок денег за вступление в дружину. Когда к нему вернулся дар речи, он с изумлением воскликнул: