Харальд разочарованно вздохнул и добавил про себя на северном языке, незнакомом его юным собеседникам:
– А как мне жаль, ты даже не представляешь! Когда мы разграбим дворец, нам не достанется золотое дерево с певчими птицами. Какой бы вышел отменный подарок для златовласой Эллисив, дочери Ярицлейва Мудрого!
Глава 11Василиса Прекрасная
Харальд потерял счет ночам, проведенным в Халке. Его единственным развлечением было разглядывание удивительных мозаик, которыми славился парадный Медной стражи. Пол был выложен полированным мрамором, в центре была красная плита, на которой, как рассказывали Харальду, император Роман Лакапин, дабы замолить свои немалые грехи, однажды сжег все долговые расписки константинопольцев – богатых и знатных, бедняков и нищих. Некоторые утверждают, что он потратил при этом девятнадцать кентинариев золота. На двадцать втором году правления он внес квартирные деньги (большие и малые) за всех горожан. Совершая по четвергам и пятницам торжественные выходы, он раздавал всем порни, публичным женщинам, по две серебряных монеты. И заключенным – мужчинам и женщинам – платил по три номисмы. И построил странноприимный дом в Мавриане, и соорудил прекрасные гостиницы, приюты, позаботился также о ночлеге для тех, кто приезжал в город ради судебных дел. Распорядился он о пропитании и их самих, и их коней, и их слуг. Предназначил и помещения, в которых им бесперебойно выдавали провиант. И сделал это для приезжающих издалека ради судебных дел, чтобы жили и кормились за его счет. Многим он оказал благодеяния, вот только свергнут был неблагодарными сыновьями, которые, впрочем, ненадолго удержали власть, в свою очередь были свергнуты и отправлены в ссылку на тот же остров, куда отправили своего отца.
Но еще больше, чем история отца и его неблагодарных детей, Харальда занимала мозаика, выложенная на потолке. Стоя на красной плите Лакапина и задрав голову к потолку, норманн рассматривал выложенных из мелких камушком царя и царицу в золотых венцах. Поначалу Харальд решил, что на потолке Халки изображены Роман Аргир и Зоя Могучая, чьи лики он видел в Святой Софии. Но мозаика все же отличалась от той, что была в Великой Церкви. Царя и царицу окружала знать в длинных плащах, перед ними склонились люди в варварском платье. Гест мимоходом сказал, что на коленях стоят покоренные готы. Могучий косматый воин наверняка был конунгом у себя на родине. Вторгнувшись в пределы Ромейской державы, он рассчитывал на славу и богатую добычу, но коварная судьба сделала его пленником. Наверное, его провели за колесницей победителя на глазах у ликующей толпы, собравшейся на константинопольских улицах. Толпа улюлюкала и оскорбляла пленника, а он шел с гордо поднятой головой, бросая на врагов взоры, горящие ненавистью.
К сожалению, Гест не мог назвать ни имени плененного вождя, ни имен царской четы. Тогда Харальд решил расспросить об этом юных греков, приходивших каждое утро к бронзовой решетке Халки. Оказалось, что Катакалон, выросший далеко от столицы, не имел об этом понятия. Норманн обратились за помощью к Константину и тот, удивляясь невежеству варвара, а еще более неосведомленности своего деревенского друга, разъяснил, что на мозаике запечатлены Юстиниан и Феодора, царственные супруги и святые. Стоило устам юнца произнести имя Феодоры, как он непроизвольно фыркнул:
– Феодора пришла из блудилища! – такое свидетельство оставил Иоанн, епископ Эфесский, в «Житиях восточных святых». Он мог бы сказать крепче, но был милосерден в словах.
По лукавой улыбке, бродившей на устах Константина было заметно, что его так и подмывает поделиться чем-то забавным. Наконец он решился и, понизив голос до едва слышного шепота, поведал, что в царствование императора Юстиниана жил муж великой учености, хотя и не эллин. Звали его Прокопием. Из-под его вдохновленного пера вышло несколько трудов о победоносных войнах против готов и вандалов, а также трактат о постройках, наполненный столь безудержными восхвалениями Юстиниана, что некоторые приняли его похвалы за утончённое издевательство. Одновременно с этим льстец тайно написал сочинение, в котором изобразил царскую чету в самых черных красках. При своей жизни Прокопий убоялся предать гласности хулительное сочинение, но впоследствии оно разошлось во множестве списков под названием «Анекдоты», так как это слово на греческом означает «Не изданное»
– Мне удалось одолжить свиток анекдотов у одного приятеля, который согласился расстаться с ним всего лишь на одну ночь, – шептал Константин. – Возможно ли поверить, что еще до того, как розоперая богиня утренней зари Эос озарила темный небосвод сияющими лучами, я трижды прочитал все анекдоты и запомнил наизусть каждый период и даже каждое слово?
Анекдоты рассказывали, что император Юстиниан был лжив, скрытен и всегда жаждал крови и денег. На зло он был очень податлив, а к добру его невозможно было склонить никакими советами. Императрица Феодора являлась дочерью медвежатника – надсмотрщика над диким зверями, содержащимися для травли на арене цирка. Когда медвежатник умер и оставил семью без средств к существованию, его вдова устроила дочерей в труппу мимов, выступавших в цирке. Среди женщин и мужчин, живущих постыдным ремеслом, царил грубый разврат. Феодора, будучи совсем девочкой, не могла сходиться с мужчинами и отдаваться им, как женщина; но за деньги проституировала себя, как это делают мужчины с людьми, одержимыми дьявольскими страстями, между прочим, и с рабами, которые, провожая своих господ в театры, между делом, имея свободное время, занимались такими гнусными делами.
Долгое время жила она в этом блуде, предавая свое тело противоестественному пороку. Как только она подросла, она тотчас пристроилась при сцене и стала простой блудницей, такой, которых древние называли просто «выходными». Она не научилась играть на флейте или петь, тем более не отличалась в танцах, зато умела продавать свою юность и красоту первому встречному, служа ему всеми частями своего тела. Затем она стала выступать с мимами во всех театральных представлениях, принимая участие с ними во всех постановках, там, где требовалась ее помощь, чтобы вызвать смех шутовскими выходками.
Эта женщина не стыдилась ничего, и никто не видал ее смущенной. Она не считала нужным ожидать, чтобы к ней обращались со словами соблазна, но, наоборот, сама движением бедер соблазняла всех встречных, особенно безусых мальчиков. Часто, приглашенная на симпозий, устраиваемый вскладчину десятью, а то и большим числом мужчин, отличающихся большой физической силой и выносливых в делах распутства, она в течение всей ночи отдавалась всем сотрапезникам. Когда же они, ослабев, уже все отказывались от блуда, она шла к их слугам, – а их бывало человек тридцать, – спаривалась с каждым из них, но даже и при этом она не получала пресыщения от разврата. И вот эту публичную женщину, общую скверну всех людей, Юстиниан сделал своей женой. Когда он взошел на трон, вместе с ним венчалась на царство Феодора из блудилища.
Катакалон, потрясенный анекдотом о святых супругах, переводил одну фразу из пяти, но услышанного было достаточно, чтобы вселить в Харальда чувство глубокого недоумения. Он обратил свой взор вверх на Феодору, над головой которой сиял золотой нимб. Неужели супругой греческого конунга стала женщина постыдного ремесла, наподобие тех блудниц, которые стоят на каждом углу и пытаются завлечь мужчин бесстыдными телодвижениями? Может быть, она околдовала царя волшебными чарами? Харальд задал вопрос:
– Как же знатные и могущественные люди допустили сей брак?
– Ради этого брака был отменен закон, запрещавший патрициям брать в жены танцовщик, актрис и тому подобных женщин. Закон отменили, и никто из сенаторов, видя позор, которым покрывалось держава, не решился высказать порицание. Всем известно, что василевсы благоволят лишь умеющим молчать и смотрящим вниз! – горько посетовал Константин.
Его товарищ как будто очнулся от колдовских чар. Он истово перекрестился и воскликнул с искренним раскаянием в голосе:
– Зачем я внимал твоим словам?! Правильно два моих деда наставляли меня избегать соблазнительных разговоров, каковые могут стать причиной погибели. Когда речь заходит о василевсе и даже о его предках, подобает крепко сомкнуть уста и заткнуть уши.
– Уж очень вы, люди из дальних фем, робки! – отмахнулся Константин.
– Василевс, находящийся в столице, всегда побеждает и поэтому ему следует хранить верность!
Пока они препирались, окончательно рассвело. Перед Халкой постепенно собралась большая толпа людей, ожидавших, когда их пропустят во дворец. Среди них были низшие дворцовые служители, которым не дозволялось ночевать в палатах, писцы различных секретов, торговцы рыбой, принесшие во дворец утренний улов и многие другие. Они переговаривались вполголоса, не решаясь шуметь перед входом в Священный дворец. Вскоре варяги получили сигнал, что можно открыть вход. Бронзовая решетка медленно поползла вверх, ворота заскрипели. Толпа хлынула во дворец.
Внезапно раздался громкий рев. Оглянувшись, Харальд увидел верблюдов, груженных огромными тюками. Он уже видел таких зверей на барельефах и живьем в дворцовом зверинце. Верблюдов сопровождали темнокожие погонщики. Навьюченные на верблюдах тюки вызвали боьшое оживление среди торговцев, которые уже расставили свои столы на площади Августеон. Из-за близости к Священному дворцу на этой площади не разрешалось продавать деготь, ворвань, кожи и все прочее, что имело резкий запах. Дозволялось торговать только мылом и благовониями. Торговцы окружили верблюдов, каждый старался притронуться к тюкам, а многие, как показалась Харальду, даже принюхивались. Толстый сарацин, начальник каравана выкрикнул что-то на своем языке, а потом повторил на ломаном греческом. Для варягов, охранявших ворота, оба языка были одинаково непонятными. Им пришел на помощь юный Катакалон.
– Сарацин требует пропустить его во дворец. Он говорит, что караван привез для василисы Зои груз драгоценных благовоний из Аравии.