– Престол твой, как солнце… Господь избрал тебя, и исторг из утробы матери… и даровал тебе царство свое как лучшему из всех!
Глава 16Прекрасный саван
Харальд Суровый присутствовал при возложении царского венца на чело юного Михаила, который стал четвертым василевсом и автократором ромеев, носившим это имя. Василевс Михаил получил в народе прозвище Пафлагон, поскольку он был родом из Пафлагонии, что на южном берегу Понта Эвсксинского. Внезапное превращение юноши в божественного василевса дало богатую пищу для слухов, обежавших Священный дворец и весь Константинополь. Таясь от всемогущего хранителя священной опочивальни, придворные шептались, что его младший брат якобы продал свою бессмертную душу бесам. Нечистая сила помогла ему пленить василису Зою и взойти на престол, но теперь бесы показывают над ним власть, подвергая его ужасным припадкам.
Чтобы как-то отвлечь придворных от досужих сплетен, евнух Иоанн распорядился устроить пышные похороны усопшему императору Роману Аргиру. Чин погребения христианина гораздо важнее, чем его рождение, ибо человек переходит из своего временного земного обиталища в жизнь вечную. Если при крещении служит один иерей, то совершение погребения предполагает участие целого сонма священнослужителей. Панихиду по усопшему императору служил всесвятейший патриарх Алексей Студит в сослужении с клиром Великой церкви. Духовенство облачилось в епитрахили, без коих иереи и даже архиереи не могут священнодействовать. Диакон зажег кадило и с глубоким поклоном поднес его патриарху, прочитавшему краткую молитву:
– Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню благоухания духовного…
Высоко подмахивая кадилом, диакон обошел кругом погребального ложа. Струящийся из кадила фимиам символизирует Святой Дух, нисходящий на всех, кто носит в себе образ Божий. Харальд, непривычный к греческому церковному обряду, едва сдерживал кашель. От густого дыма у него запершило в глотке. В Норвегии дорогой ладан возжигали в редких случаях, в Гардах кадили чаще, но не так щедро, как в Миклагарде.
Вселенский патриарх провозгласил:
– Благословен Бог наш!
Ему отвечал стройный хор.
– Аминь! Трисвятое по Отче наш!
Харальд покосился на покойника, лежавшего в кипарисовом гробу. Романа Аргира можно было опознать только по царскому одеянию. Волосы на его голове и подбородке вылезли до такой степени, что напоминали горелое жнивье с видимыми издалека прогалинами, лицо распухло. Под пение «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас!» был поднят кипарисовый гроб с телом почившего императора. Покойного вынесли вперед ногами. Во главе погребальной процессии шествовал диакон с кадилом, за ним – духовные лица сообразно своему положению. Евнух Иоанн шел вместе с клиром. Его вид был скорбен и печален, словно он провожал в последний путь ближайшего родственника. Похоронная процессия вышла из Священного дворца и медленно двинулась по южному ответвлению Месы. На каждом перекрестке устраивались остановки для совершения кратких литий – молений о упокоении души усопшего. Дорога привела процессию к монастырю Богородицы Перивлепты, за которым виднелись городские стены, а еще дальше – синее море. На монастырских вратах был искусно изображен Страшный суд, и казалось, что грешники, осужденные на вечные муки, бросают последний отчаянный взор на церковь Богородицы, чей купол победоносно устремлялся в голубое небо.
Церковь Богородицы являлась любимым детищем Романа Аргира. Завидуя мудрейшему царю Соломону, строителю прославленного храма, и ревнуя к славе самодержца Юстиниана, воздвигшего Великую церковь, Роман Аргир сам принялся строить церковь, дав ей имя Перилепты, то есть Великолепной или Привлекающей взоры. По повелению императора раскапывались целые горы, одни камни обкалывались, другие полировались, третьи покрывались резьбой. Вокруг церкви было возведено множество пристроек, ставших прибежищем для монахов. Вскоре братия монастыря Богоматери Великолепной превзошла по своей численности братию знаменитого Студийского монастыря, расположенного неподалеку, а богатые подарки монахам вызывали зависть даже у клира Великой Церкви. Монахи, распахнувшие врата перед погребальной процессией, были по-настоящему опечалены потерей щедрого благодетеля и покровителя.
Процессия вступила под своды восхитительного храма, которому стараниями Романа Аргира был придан вид царского дворца. В церкви стояли троны и скипетры, повсюду развевались пурпурные ткани. Множество чудес хранилось в церкви Богоматери Восхитительной, но превыше всего почиталась десница Иоанна Предтечи. После того как по приказу царя Ирода голова Иоанна Предтечи подверглась усекновению, его честное тело было похоронено близ могилы пророка Елисея в самарийском городе Севастии. Когда же святой евангелист Лука, проповедуя Христа и обходя многие страны и города, пришел в Севастию, апостолу пришло на мысль взять с собою и отнести в Антиохию тело Крестителя. Оно было нетленно и цело, но взять его было нельзя, потому что жители Севастии очень чтили мощи Крестителя и бережно их хранили. Посему святой евангелист Лука удовольствовался только тем, что отделил от святого тела Предтечи его правую руку, крестившую Владыку нашего Господа Иисуса Христа; ее-то он и принес с собою в Антиохию, как некое драгоценное сокровище, которым хотел возблагодарить родной город.
Рука Крестителя с великим благоговением была хранима антиохийскими христианами, ибо от нее совершалось немало чудес. Из этих чудес особенно примечательно следующее. В пределах Антиохийских гнездился великий и страшный змей, которому язычники ежегодно приносили в жертву непорочную девицу по жребию. Однажды жребий пал на дочь одного христианина. Он пришел к храму, где хранилась десница и усердно просил ключаря, чтобы тот отпер ему храм и пустил его поклониться той честной и святой руке. Сие же делал он с тайною целью, для достижения которой он положил за пазуху несколько золотых монет. Когда он стал совершать поклоны пред ковчегом, в котором была хранима та святая рука, то как бы нечаянно просыпал из-за пазухи золотые монеты. Ключарь, страстно любивший деньги, бросился подбирать монеты, и в это самое время благочестивый христианин, лобызавший святую десницу, тайно откусил зубами один сустав малого перста и, помолившись, унес его во рту.
Наступил день жертвоприношения. Язычники собрались к полночному часу на позорище близ пещеры, где обитал змей. Неподалеку были построены особые места, откуда народ смотрел, как змей хватал свою жертву и пожирал. И вот выполз из пещеры страшный змей, шипящий, с разверзнутой пастью, и пополз к девице с целью пожрать её. Но отец не отступился от дочери, призывая на помощь Крестителя. Когда змей подполз совсем близко и раскрыл зубастую пасть, отец бросил сустав священного перста прямо в гортань змея, и тот тотчас же издох. Народ, видя змея мертвым, а девицу – живою, сначала весьма удивился столь славному чуду, после же стал прославлять истинного Бога. И началось торжество великое в Антиохии, ибо множество язычников уверовали во Христа. На том месте, где совершилось великое чудо, была построена церковь во имя святого Иоанна Предтечи. Рассказывают, что в этой церкви в день праздника Воздвижения честного Креста Господня архиерей воздвигал и честную руку Крестителя, причем она иногда держалась прямо, иногда же сгибалась: первое предуказывало на большой урожай хлеба и всяких плодов и овощей, последнее служило предзнаменованием неурожая и голода.
Когда по Божьему попущений нечестивые сарацины овладели Антиохией, то и великое сокровище – честнейшая рука Иоанна Предтечи оказалась как бы в плену. Одному антиохийскому диакону по имени Иову внушено было самим Богом похитить святую руку. Он тайно прошел в церковь, открыл ковчег, взял десницу Крестителя и немедля отправился в Константинополь, где его торжественно встретил весь народ. Святой деснице воздавали почтение поклонением, псалмами, песнопениями, возжжением свечей и каждением. С тех пор десница Иоанна Предтечи пребывала в церкви Богородицы Великолепной и осталась там даже после возвращения Антиохии под власть христолюбивого василевса.
Глядя на окованную золотом десницу, Харальд с гордостью размышлял о том, что сейчас в Нидаросе паломники лобызают мощи его брата Олава, провозглашенного святым. Ему пришло в голову, что золотой ковчег с десницей Крестителя ещё больше украсил бы гробницу брата. Впрочем, конунг Ярицлейв Мудрый тоже был бы рад заполучить эту святыню для какого-нибудь храма в своих владениях. Кто знает, может быть, ковчег когда-нибудь обретет приют в Гардах!
Недалеко от ковчега стоял асикрит Христофор Митиленский. От него исходил сильный запах вина. Царский секретарь явно поторопился с тризной по покойному императору и теперь, скрестив руки на груди, с кривой усмешкой взирал на придворных, по очереди лобызавших золотой ковчег. Его губы шевелились. Можно было подумать, что он молится, но, когда Харальд напряг слух, он уловил, что греческие слова выстраивались в некий строй, похожий на вису или даже драпу. Царский секретарь обличал почитателей священных реликвий:
С десяток рук Прокопия,
Пятнадцать челюстей святого Федора и Несторовых восемь ступней,
Четыре вкупе головы Георгия и пять грудей Варвары страстотерпицы,
А вот запястий дюжина Димитрия, святого воина и победителя.
Уж можно насчитать за двадцать голеней Пантелеймона.
Не слишком много ли!
К царскому секретарю подошел юный Константин. Он почтительно тронул асикрита за руку и что-то предостерегающе шепнул. Христофор презрительно усмехнулся и замкнул свои уста. Когда юноша отошел в сторону, Харальд окликнул его. Константин вздрогнул, но узнав норманна, вздохнул с явным облегчением.
– Ах, это ты, тавроскиф! Слава Богу, что ты плохо знаешь наш язык!
– О чем драпа?
– Ты говоришь об эпиграмме? Асикрит Христофор вовсе не хулит священные предметы, как может опрометчиво показаться. Он всего лишь обличает торгашей, пользующихся легковерием благочестивых людей.