После ректора по рангу полагалось вызывать доместика школ и друнгария флота, которые получили подарки равного достоинства. Вслед за ними были приглашены магистры, каждому из которых выдавалось по двадцать четыре литры золотых монет и по два драгоценных одеяния. Затем следовал ряд патрикиев, получившие по двенадцать литр и по одному одеянию. Среди патрикиев Харальд заметил асикрита Христофора. От него еще сильнее пахло вином, видимо, он заглянул в корчму по пути во дворец, но опьянение не помешало ему получить положенные двенадцать литр. Наблюдая за его неверной походкой, норманн подумал, что греческий скальд быстро растратит награду.
За патрикиями к выдаче золота вызывали протоспафариев, спафариев, спафарокандидатов и манглавитов. Каждый из них получил сообразно своему рангу от семи до одной литры золота. В толпе счастливчиков промелькнул Гест и несколько варягов, носящих у пояса самшитовую дубинку. Они подошли в числе последних и получили из рук конунга по одной литре, то есть по семьдесят две золотых номисмы с изображением Романа Аргира в царском венце. Эти деньги значительно приближали осуществлении мечты Геста о собственном доме. Михаил устал распоряжаться золотым потоком, прошедшим через его руки. Наверное, он не подозревал, какую тяжелую работу приходится выполнять императору. Ему оставалось только благословлять обычай, согласно которому выдача подарков меньше литры золотом поручалась паракимомену, занимавшемуся этим всю пасхальную неделю.
После раздачи роги Харальда нашел исландец Халльдор, сообщившего в обычных для него кратких словах:
– Конунга сбивают.
Его речь звучали загадочно, но другого объяснения от молчаливого исландца не последовало, и Харальд решил сам разобраться, что происходит. Исландец привел его к крепко запертой двери, отделявшей дворцовые переходы от Великой церкви. Из-за двери доносились мерные удары. Харальд отодвинул прочные запоры и выглянул в приоткрытую дверь. У простенка между окнами возились каменщики. Медными зубилами они сбивали со стены кусочки смальты, из которых был выложен лик императора Романа. Норманн рявкнул грозным голосом:
– Кто позволил вам портить мозаику?
От неожиданного окрика каменщики чуть не попадали на пол. Когда же они обернулись и увидели огромного норманна, то перепугались еще сильнее. Лишь один человек из толпившихся перед мозаикой сохранял присутствие духа. Он был пожилым греком с густой, вьющейся крупными кольцами седой бородой. Спокойно взглянув на норманна, он сказал:
– Я придворный художник и архитектор Исидор, получивший имя в честь Исидора из Милета, чьими трудами возведена Великая Церковь. Все мои предки участвовали в украшении храма, и я приглашен сюда по желанию Кормителя Сирот.
Действительно, Исидор называл себя прямым потомком древних зодчих, причастных к строительству и украшению храма. Их было немало, ведь, кроме Исидора Старшего, славу приобрел его сын Исидор Младший. Мало кто знает, но архитектор Исидор Старший и механик Анфимий при строительстве грандиозного здания все же допустили досадную ошибку, которая всего через несколько лет после освящения собора привела к падению купола от подземных толков. Рухнувшие камни разрушили киворий, святую трапезу и амвон. И признавались механики, что они, избегая издержек, не устроили поддержки снизу, но оставили пролеты между столбами, поддерживавшими купол, посему столбы и не выдержали. Исидор Младший восстановил купол и даже приподнял его на двадцать пядей сравнительно с прежним зданием.
Убедившись в том, что мозаику исправляют по приказу всемогущего евнуха, Харальд полюбопытствовал:
– Зачем Иоанн велел уничтожить Господа нашего и Зою Могучую?
– О нет! Иисуса Христа мы не тронем, равно как и благоверную василису Зою. Даже василевса Романа мы сохраним на мозаике, вот только каменщики собьют прежний лик, а потом мастера выложат смальтой лик нового василевса Михаила. Никто не заметит, что к старому телу приделана новая голова. За работу, молодцы! – хлопнул в ладони Исидор.
Каменщики взялись за молотки, и вскоре печальный лик Романа исчез с мозаики точно также, как его имя стерлось из людской памяти.
Глава 17Конские ристания
Было в Миклагарде место, которое в северных сагах именовалось Падрейме, а на греческом языке называлось ипподромом. Уже рассказывалось, как в инструментарии с южной стороны ипподрома заседали криты, или судьи, одним из которых был Константин Мономах. Но все же главным предназначением ипподрома являлись конские ристания. Ипподром находился рядом с храмом святой Софии Премудрости Божьей. Такое соседство не случайно, ибо Великая церковь и Падрейме являлись сосредоточием жизни Миклагард. В церковь ходили молиться, на ипподром приходили ради мирских развлечений. В кровожадную языческую эпоху толпу привлекали гладиаторские бои, в милосердные христианские времена допускались лишь травля диких зверей, выступление борцов, мимов, гимнастов, а также гонки на колесницах. Священнослужители порицали легкомысленные игрища, но, что греха таить, даже молодые монахи поддавались соблазну тайком заглянуть на ипподром. Все варяги без исключения были без с ума от конских ристаний и горько сожалели о том, что неразумные греки лишают себя удовольствия лицезреть бои жеребцов, доведенных до бешенства уколами острых палок. Впрочем, гонки на колесницах захватывали дух ничуть не меньше, чем схватки жеребцов. Все сетовали на то, что из-за болезни Романа Аргира конские ристания долго не устраивались.
Но вот подоспел месяц май, который исландцы называют Кукушечьим месяцем, ибо в эту пору на наш остров прилетают кукушки и подбрасывают яйца в чужие гнезда. Весной в Миклагарде было принято праздновать освящение города. Праздник приходился на одиннадцатый день мая. В сей день много-много лет тому назад епископы освятили новую столицу и нарекли ее Константинополем и Новым Римом. Праздник был любим горожанами, так как на улицах устраивались торжественные шествия, раздавали бесплатный хлеб и на длинных столах выставляли вино для всех желающих выпить. Когда глашатаи провозгласили на площадях, что василевс Михаил соизволил порадовать народ конскими ристаниями, радости жителей столицы не было предела. Делегации димов, или партий ипподрома, явились во дворец изъявить горячую благодарность императору.
Настала пора выполнить обещанное и поведать о димах и димократах – болельщиках ипподрома. Некогда в древнем Риме существовали четыре партии болельщиков, чьи цвета – красный, белый, зеленый и голубой олицетворяли четыре природных стихии. Точно такое же цветовое деление унаследовал Новый Рим. Завсегдатаи конских ристаний подразделялись по цветному платью возниц: левки (белые), русии (красные), прасины (зеленые) и венеты (голубые). С течением времени партии красных и белых пришли в упадок и почти исчезли. Голубым и зеленым повезло больше. Рассказывали, что некогда они являлись подлинными хозяевами города. Болельщики свергали неугодных им должностных лиц и заменяли их своими ставленниками. Император Юстиниан всячески покровительствовал голубым, что вызвало громкий ропот зеленых.
От тех времен в свитках сохранились горькие жалобы зеленых, дерзнувших обратиться к императору. Они поднялись со своих мест на трибунах ипподрома, простерли длани к царской ложе и возроптали: «Двадцать шестое убийство прасина совершилось в Зевгме. Утром человек был на ристалище, а вечером его убили, владыка!» Голубые немедленно вступили в перебранку с зелеными: «На всем ристалище только среди вас есть убийцы». – «Венеты убивают и затем скрываются», – обличали своих врагов зеленые. «Нет, это вы, висельники, убиваете и устраиваете беспорядки», – ответствовали им голубые. «Владыка Юстиниан, – взмолились зеленые. – Торговца дровами в Зевгме кто убил, автократор?» Император отвечал партии зеленых через глашатая, чей глас мог перекричать толпу: «Вы его убили, а теперь клевещете на венетов». Прасины: «Так, так! Господи помилуй! Свободу притесняют! Спасайся, правосудие, тебе больше здесь нечего делать! Перейдем в другую веру и станем иудеями! Лучше быть эллином, нежели венетом, видит Бог!» Венеты: «Зависть тяготит вас!» Прасины: «Пусть будут выкопаны кости остающихся зрителей, а мы уходим!»
Впрочем, те буйные времена давно минули. Димы попали под неусыпный присмотр доверенных лиц императора. Доместик школ и доместик экскувитов по должности состояли димархами, то есть главами димов. Одной из почетных обязанностей болельщиков являлось исполнение хвалебных гимнов, ради чего их певцов и музыкантов частенько приглашали на различные торжества. Согласно старинному обычаю, в определенные дни для димократов – представителей и руководителей димов устраивались приемы в Большом дворце.
Харальд впервые присутствовал на приеме болельщиков в колоннаде Сигмы. За колоннадой, изогнутой в виде буквы сигма, стояли два мраморных льва с широко раскрытыми пастями. В летний зной они испускали из пастей водяные струи и наполняли влагой все окружающее пространство, доставляя великую усладу. Для болельщиков был подготовлен куда более приятный подарок, чем прохладная вода. Посреди обширного двора, который охватывала колоннада, была установлена огромная медная чаша с посеребренными краями. Её часто называли Таинственной чашей по находящейся рядом дворцовой палате Мистирий. Перед приемом болельщиков Таинственную чашу до краев наполнили фисташками, миндалем и орехами. Но самое привлекательное заключалось в том, что из золотой шишки над чашей текло вино, смешанное с мёдом.
Димократы стояли на ступенях белого приконисского камня. Одеяния болельщиков различались по цвету, но были одинаково причудливого покроя. Их хитоны имели длинные рукава, очень узкие у кисти и необычайно широкие у плеч. Димократы любят украшать одежду медными наплечниками, поясами и пряжками, заимствованными у варваров. Их волосы были острижены по моде, которую греки называли гуннской или массагетской: спереди и с боков короткие, с затылка свисающие до плеч. Варягов предупредили, чтобы они глядели в оба, потому что болельщики часто носят кинжалы под одеждой, и многие из них по ночам грабят случайных прохожих и убивают приверженцев иных димов. Но пока голубые и зеленые держали себя миролюбиво. Они принесли с собой четыре портатива – переносных органа. Два органа имели трубы, отлитые из серебра, два – из чистого золота.