– Не только льва, но и львицу узнают по когтям, – вставил слово молодой слуга Мономаха и залился алым цветом.
– Ты о Сапфо? Слава Богу, что мой родной остров почти всегда называют Митилены по главному городу, ибо имя Лесбос всегда произносят с похабной улыбкой, поминая Сапфо, которая жила с девушками, как Сократ занимался любовью с Платоном и другими учениками. Сапфо! Будучи немного причастен к поэтическому ремеслу, признаю, что её поэзия изящна, но при этом полна чувственной непристойности.
– Будь справедлив и не умолчи о том, что столь почитаемый тобой Алкей посвящал Сапфо любовные стихи и воспевал её фиалковые кудри, – заметил юноша.
Они заспорили, перебрасываясь неведомыми норманну именами и названиями. Кажется, Христофор одержал верх. Во всяком случае он заставил молодого слугу почтительно замолчать, после чего удалился на корму с видом победителя.
– О ком вы так горячо толковали? – спросил Харальд. – Сапфо была женщиной? В Северных Странах встречаются женщины-скальды, хотя их очень немного.
– Платон называл Сапфо десятой музой.
– Опять Платон! Его слова мне непонятны. О чем её висы?
– О любви к себе подобным, о страданиях и нелегкой женской доле. Даже Елену Прекрасную она, будучи женщиной, понимала гораздо лучше мужчин.
Вот, например, Елена:
Мало ль видеть ей довелось красавцев?
Всех же милее стал ей муж, позором покрывший Трою.
И отца, и мать, и дитя родное,
Всех она забыла, подпавши сердцем
Под чары Киприды.
– Мало чести попасть в плен колдовских чар, если они принуждают забыть о долге!
– Настоящая любовь выше дочернего или материнского долга! Она овладевает женщиной, заставляя ее пренебречь осуждением со стороны близких родственников, церковными и светскими законами, людской молвой, не говоря уж об удобствах жизни и богатстве. Разве тебе это непонятно?
– Мне многое непонятно, – заметил Харальд.
Он взял юношу за плечи, хрустнувшие под железными пальцами викинга, и повернул его кругом, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления.
– Скажи, почему у тебя проколоты мочки обеих ушей? Греки мужского пола иногда носят серьги, но только в одном ухе.
– Мне больно! – вскрикнул юноша. –Что за праздное любопытство! Почему да отчего? Мой хозяин очень любит меня и дарит мне много украшений. В один день я ношу серьгу в правом ухе, а в другой – в левом.
– Судя по твоему сложению, слишком хрупкому даже для изнеженных греков, серьги украшают два твоих уха. И не только серьги, но и женское платье.
– Оставь меня! – умоляющим голосом прошептал слуга.
Харальд усмехнулся и разжал объятия. Отпущенный на волю юноша, кривясь от боли, убежал на корму и спрятался за поклажей, принадлежавшей Константину Мономаху. Между тем парус агрария поймал попутный ветер, и уже через несколько часов куча далеких облаков превратилась в горы, а к вечеру перед глазами Харальда предстал Лесбос, один из самых больших островов Эгейского моря. Аграрий поспешил укрыться на ночь в одной из многочисленных бухточек, которые в изобилии предоставлял каменистый берег острова. Едва мавры бросили якорь, море и сушу окутала тьма. Ночь была безлунной и ничто не мешало сиять тысячам и тысячам звезд, усыпавшим черный небосвод. Вкусив нехитрую похлебку, уставшие мавры сразу же завалились спать. Из трюма раздавался громкий храп, которому вторили дружинники. Опальный поэт Христофор вскрикивал во сне. Харальд, растянувшись на теплых досках, смотрел на звездное небо. Привычным взглядом он нашел Путеводную звезду и отметил, что она стоит чуть ниже, чем над Миклагардом. Вдруг его чуткий слух уловил тихий разговор на корме. Не ему одному не спалось под звездным небом. Норманн узнал голос Константина Мономаха.
– По звездам можно прочитать свою судьбу, – объяснял ссыльный судья своему невидимому собеседнику. – Небесные знамения всегда предвещают необычные события. Однажды всех напугали огненные столбы, показавшиеся поздней ночью в северной части неба. Вот там, где стоит недвижимо звезда под названием Собачий Хвост, ибо она всегда указывает север. Огненные столбы охватили половину неба, меняя свой цвет от красного до зеленого. Никто раньше не видел пламенеющего ночного неба, и даже в книгах древних мудрецов не нашлось упоминания о подобном явлении. И что же! В скором времени пришла печальная весть о взятии тавроскифами Херсонеса Таврического.
Слушая толкование Мономаха, норманн усмехнулся про себя. Невежественные греки никогда не наблюдали разноцветного сияния, которое так часто случаются в Норвегии, особенно в северной части страны! Сияние предвещало взятие Корсуни конунгом Вальдемаром Старым, после чего греческий конунг выдал за Вальдемара свою сестру, а языческие Гарды крестились.
Между тем Константин Мономах продолжал самоуверенно рассуждать о необычных небесных явлениях. Он рассказал, что вскоре после воцарения Василия Болгаробойцы на западе появилась хвостатая звезда. Она была видна при заходе солнца и не имела постоянного места на небосводе. Распространяя яркие, заметные на далеком расстоянии лучи, она часто передвигалась, показываясь то севернее, то южнее, а иногда за время одного и того же восхождения меняла свое положение на небе, производя внезапные, быстрые движения. Люди, смотревшие на комету, удивлялись, страшились и полагали, что ее странные перемещения не приведут к добру. И случилось как раз то, чего ожидал народ. Вечером того дня, когда обычно праздновалась память великомученика Димитрия, страшное землетрясение опрокинуло башни Византия и разрушило множество домов, ставшие могилами для их обитателей. Был сброшен на землю западный свод Великой Церкви, и потребовалось шесть лет, чтобы восстановить разрушения.
– Мне всегда было любопытно наблюдать за движением небесных светил, но в Константинополе множество дел отвлекали меня от любимого занятия. В ссылке у меня будет достаточно времени для изучения звезд и их взаимного расположения.
Из темноты донесся печальный вздох, прерванный звуком поцелуя.
– Любимый! – произнес некто невидимый, и Харальд тотчас же узнал голос юного слуги. – Я верю в твою счастливую звезду.
– Посмотрим, что будет по слову, реченному Господом! Я загадал: если сейчас прямо над нами упадет звезда, быть мне василевсом.
– Будь осторожней! – раздался испуганный шепот слуги. – Ты знаешь, мой слух очень тонок, и сейчас мне кажется, что не все мавры и варвары храпят. Вдруг кто-то из них лишь притворяется спящим и, подслушав твои крамольные слова, донесет о них препозиту Иоанну?
В это время тьму над лениво покачивавшимся аграрием прочертила яркий след звезда, стремительно скатившаяся вниз по небосводу.
– Упала, словно невидимая рука столкнула её со своего места! Воистину, носить мне пурпурную обувь! – вне себя от радости воскликнул Мономах.
– Тише! Ради всех святых, тише! Разве можно произносить такое вслух? Даже мысли могут подслушать!
– Судьба дала мне верный знак! Не бойся, Мария!
Харальд, внимательно прислушивавшийся к ночной беседе, усмехнулся про себя. Он не ошибся. Юный слуга был девушкой, переодетой в мужское платье. Её зовут Марией, и наверняка она та самая родственница Мономаха, о которой он уже слышал несколько раз. Ссыльный судья не страшился людских пересудов, раз взял с собой в ссылку невенчанную супругу.
– Высокий тавроскиф догадался, что я женщина, – сказала Мария. – Боюсь, что о моем бегстве станет известно и нас навсегда разлучат.
– Не беспокойся, Мария! Я поговорю с варваром и уверен, что сумею склонить его на свою сторону. Иди ко мне. Доставь мне наслаждение, с коим не сравнится ничто на свете.
– Моё солнце!
Харальд услышал звук жарких лобзаний, шелест сбрасываемых одежд и ритмичные женские стенания: «Эрос… вновь меня мучит истомчивый…Ах!… Горько-сладостный… необоримый змей…А-а-а!». Полночи норманн слушал стихи Сапфо, прерываемые вскриками наслаждения. Когда Мономах и его подруга, наконец, потеряли силы в любовной игре, уже забрезжил рассвет. Харальд смежил очи, и ему приснилась Эллисив. Она выглядела совсем взрослой девушкой и призывно манила его. Её уста шептали: «Эрос мучит меня!». Но стоило ему прикоснуться к руке златовласой девы, как она исчезла. «О дева из Гардов!» – простонал Харальд и проснулся.
Было раннее утро. День обещал выдаться ветренным и благоприятным для плавания под парусом. Мавры торопливо подняли якорь, черный аграрий покинул бухту и двинулся вдоль берега. После полудня показались Митилены, город столь красивый и удивительный, что казалось странным горевать, будучи сосланным сюда на жительство. Над удобной двойной гаванью возвышалась крепость, по склону поднимались дома, словно ряды зрителей в амфитеатре. Весь город был выстроен из гладкого белого мрамора и сверкал под ясным солнцем, как заснеженные вершины норвежских гор. Удобные каналы, в которые тихо вливалась морская вода, прорезали городские кварталы. Через каналы были переброшены изящные мраморные мосты, столь высокие, что под их крутыми дугами свободно проходили корабли. Черный аграрий вошел в один из широких каналов и замер. Улицы Митилены были непривычно пустыми для столичных жителей, привыкших к вечной сутолоке Месы и Форума.
– Захолустье! Здравствуй, родное захолустье! – сокрушенно бормотал Христофор.
К Харальду, с любопытством обозревавшему беломраморный город, подошел Константин Мономах. Смущенно теребя рыжую бородку, он сказал:
– Благодарю тебя, наш страж! Надеюсь, мы не доставили тебе много хлопот? Позволь просить тебя об одолжении. Ты узнал, что мой слуга на самом деле женщина. Самая лучшая из женщин, ибо в ней нет присущего дщерям Евы коварства и корысти. Мария принадлежит к знатному роду Склиров. По своему богатству, уму и отменному воспитанию она могла бы рассчитывать на выгодный брак. Однако она всем пожертвовала ради меня: продала своё имущество и украшения, против воли родных оставила отчий дом и последовала за мной в добровольное изгнание. Наверное, найдутся женщины, превосходящие её телесной красотой, но ни одна не сравнится с Марией по необыкновенным душевным качествам. Не доноси на нас, тавроски