ф! Если нас разлучат, для меня это будет наказание в тысячу раз худшее, чем ссылка!
– Ты напрасно произнес такую длинную речь. Я бы не донес даже без твоей просьбы.
– Святая дева Мария воздаст тебе за доброту! Что до меня, то я не хочу прослыть неблагодарным. Я долго размышлял, что выбрать для тебя из тех немногих ценных вещей, которые мне позволили взять с собой в ссылку. В конце концов я остановился на одном украшении. Поелику оно досталась мне от твоего соплеменника, выигравшего тяжбу в суде, то я подумал, что вкусы варваров схожи. Прими в дар сию золотую вещь.
Константин Мономах протянул Харальду хорошо знакомое ему ожерелье из языческого святилища в Стране Бьярмов. Глядя на заколдованную гривну, Харальд выбранился на северном языке и в сердцах прибавил несколько проклятий на финском и славянском языках. Превратно истолковав его пыл, Мономах произнес:
– Не надо рассыпаться в благодарностях! Просто прими подарок, преподнесенный от чистого сердца!
Глава 20По морю Эгейскому
Харальд Суровый шел по улицам белоснежных Митилен, дивясь их малолюдностью. Главный город и весь остров Лесбос жили неторопливой, размеренной жизнью, бесконечно далекой от столичной суеты. Даже мужчины-лесбияне редко появлялись на сонных площадях, а лесбиянки и вовсе безвылазно сидели по домам. Сразу же после прибытия на остров Харальд явился к стратигу фемы Эгейское море, или сокращенно Эгея. Фема – это округ, возглавляемый стратигом, которому принадлежала вся полнота власти, в том числе и в военных делах. Ромейская держава была разделена на четыре десятка фем, точное их количество назвать затруднительно, так как часто случалось, что одни фемы сливались воедино в обширные дуканаты, другие же, напротив, дробили на несколько частей. Раньше фема Эгейское море включала ряд городов на анатолийском побережье, три крупных острова Лемнос, Лесбос и Хиос, а также множество мелких островков, разбросанных по всему морю. Потом её разделили на три части, и власть стратига, имевшего пребывание в Митиленах, значительно сократилась.
В ту пору лесбиянами управлял евнух Феофил Эротик. О нем следует сказать особо, хотя он не достоин добрых слов. Так уж получилось, что за время службы в Греческой земле Харальду Суровому довелось многократно встречаться с Феофилом Эротиком. Евнух как будто воплощал все пороки, свойственные этому алчному и завистливому племени. Он неоднократно терпел поражения на поле брани, но умел ловко свалить вину на других и выйти сухим из воды. И все же скопца ждал жалкий конец. Облаченный в женское платье, он был с позором проведен по улицам Миклагарда. Так произошло по воле Константина Мономаха, но до позорного шествия было еще далеко. Пока Мономах был опальным судьей, чья судьба полностью зависела от прихоти стратига. В разговоре с норманном Феофил Эротик презрительно отозвался о ссыльных, доставленных на остров.
– Они занимали видное положение при дворе, но по глупости не умели ценить милости божественного василевса. Предоставим неблагодарных их печальной участи. Что касается твоей особы, секироносец, то мудрый препозит Иоанн повелел найти для тебя самое трудное и опасное дело. Вот, что я скажу тебе! Сейчас нет войны с сарацинами, однако на море бесчинствуют пиратос. Знаешь ли ты такое греческое слово, варвар? Пиратос – это разбойники. Они грабят торговые корабли, а иной раз даже набираются дерзости и нападают на прибрежные селения. Бери черный аграрий и сражайся с пиратами.
– Скотовоз не годен, – отрезал Харальд, стараясь говорить, как варвар, едва освоивший греческий язык. – Моя чуть не утонуть. Дай моя огненный корабль.
– Огненосное судно? Ты обезумел? Как я могу доверить огненосную хеландию варвару! Пожалуй, я предоставлю в твое распоряжение старый дромон. Конечно, его изрядно потрепали в бурях, но он еще каким-то чудом держится на плаву. Кормителю Сирот я отпишу, что подобрал для тебя самый старый корабль, который только имелся в моем распоряжении, и отправил тебя на самое опасное дело, каковое только смог изыскать.
Таким образом Харальд получил в свое распоряжение один из боевых кораблей, стоявших на якоре в бухте Митилены. Фема Эгея, которой управлял Феофил Эротик, принадлежала к числу морских фем. Это означало, что её население было обязано содержать флот, чинить военные суда и поставлять для них моряков и гребцов. Кроме фемных флотов в Ромейской державе существовал царский флот, имевший постоянно пребывание в заливе Золой Рог в иных близких к столице местах. Когда намечался большой поход, к царскому флоту присоединялись морские силы одной или двух фем. Однако в походе никогда не участвовали все имевшиеся у ромеев корабли, потому что требовалось защищать границы империи от нападения других многочисленных врагов. Эта обязанность была возложена на морские силы пограничных фем.
Флот Эгейского моря насчитывал два десятка военных кораблей различного размера и назначения. Греки называли быстроходные корабли дромонами, что означает «гонщик» или «бегун». Так прозвали варяга Торстейна Дромона, плававшего на подобном военном судне, хотя варяг был довольно медлительным. Дромоны различались между собой размерами, количеством весел, вместимостью, численностью моряков и прочим. Среди дромонов можно было выделить монерии, галеи, усиако, памфилосы, а самые большие дромоны именовались хеландиями. Харальду и его людям предоставили усиако, называемый так по той причине, что он вмещал ровно одну усию воинов, сиречь сто шесть человек. Половину усии составляли легковооруженные воины, которые также исполняли обязанности гребцов верхнего яруса. Во время сражения они убирали весла и вооружались дротиками, луками и пращами для метания камней. Вторая половина усии состояла из гоплитов, или тяжеловооруженных воинов. Когда во время боя вражеское судно зацепляли острыми крюками и подтягивали канатами, закованные в броню гоплиты прыгали на палубу и пускали в ход мечи и тяжелые копья. Харальд рассудил, что с этим справится его дружина, и ему нет нужды делиться будущей славой и добычей. Он попросил стратига убрать с корабля половину людей. Его просьба была незамедлительно выполнена.
На дромоне, кроме дружины варягов, остались моряки и гребцы. Их обычно набирали из жителей прибрежных рыбацких деревень, в которых люди хорошо знакомы с морским делом. Моряки управлялись с парусами и снастью, а в безветренную погоду садились за весла нижнего яруса. Ошибочно думать, будто к скамьям гребцов были прикованы рабы и преступники. От слаженной работы гребцов нижнего яруса зависела судьба корабля во время боя. Греки хорошо усвоили, что рабов и вообще необученных гребцов нельзя и близко подпускать к тяжелым и длинным веслам. Умелых моряков и гребцов ценили, труд их достойно вознаграждался.
Кибернетосом, или кормчим на дромоне был коренастый, кривоногий грек. Он сразу понравился норманну неутомимыми хлопотами, в которых проводил весь день с раннего утра. Корабль, как и предупредил стратиг, был потрепан временем. Снасти чинены-перечинены, паруса многократно залатаны. При всем том дромон, построенный из долговечного дуба, содержался в удивительном порядке. Щели между рассохшимися досками были законопачены льном и тщательно промазаны смолой. Потертая палуба сияла чистотой. Канаты были заботливо свернуты, все принадлежности лежали на строго определенных местах. Кормчий взбирался на мачты, осматривал снасти, испытывал каждую веревку, проверял запасы пакли и смолы.
– Зачем ты проверяешь все по три раза? – спросил его Харальд при первой встрече.
– Чужеземец, ты, как я понимаю, теперь будешь навархом? Не ведаю, как принято в твоих краях, но у нас доброму наварху положено заранее знать, где что находится. Во время бури некогда будет искать нужную вещь. Она должна быть под рукой.
– Ты прав, грек! Пожалуй, мне не грех поучиться у тебя, – признал норманн.
Харальд присоединился к греку и вместе с ним облазил весь корабль вплоть до верхушек мачт. В скором времени он составил полное впечатление о дромонах, которые раньше видел только с берега. Сравнивая греческие дромоны и норманнские драккары, Харальд отметил немало различий. Дромоны были длиннее и выше. Даже самые большие драккары имели одну мачту и тридцать-сорок весел, тогда как дромоны нередко оснащались двумя или даже тремя мачтами, а весел на них насчитывалось сто пятьдесят штук, расположенных в три яруса. Усиако, предоставленный в распоряжение норманна, не принадлежал к числу самых больших кораблей, тем не менее он имел две мачты и два яруса весел, если считать за второй ярус весла, хранившиеся на палубе. Когда весла согласованно поднимались и опускались, дробя на брызги зеркальную воду, корабль развивал такую скорость, что обогнать его могли только стремительные морские свиньи.
Однако Харальд с трудом представлял, как дромоны справляются с бурей. Известно, что небольшие корабли, построенные в Северных Странах, не страшатся непогоды. Свирепый ветер заваливал их на бок, огромные валы ледяной воды обрушивались на деревянный съемный настил, но корабли викингов упрямо покачивались на морских волнах. Что касается дромонов, то высокая волна грозила опрокинуть их и залить водой, тем более, что они даже не имели сплошной палубы, а только узкие настилы вдоль бортов. Еще Харальда удивляло, что греки не давали своим кораблям звучных имен, как это делали владельцы драккаров. Среди судов, стоявших в бухте Митилен, напрасно было бы искать «Длинного Змея» или «Большого Орла». Все корабли были безымянными, словно обычные торговые кнорры. Харальд решил исправить оплошность и назвать дромон достойным именем. Он выбирал между «Жеребцом волн» и «Рысью моря», но потом решил, что скромный усиако не тянет на жеребца и дал ему имя «Олень моря».
Олень, конечно, не рысь, но тоже может поранить и даже убить своими ветвистыми рогами. Дромон, как и любой дикий зверь, мог постоять за себя, будучи вооруженным несколькими метательными орудиями. Одни из них назывались скорпионами и представляли собой стрелометы, чья тетива натягивалась при помощи лебедки. Скорпион выплевывал «муху» – короткую и тяжелую стрелу, которая летела на расстояние, втрое превышающее полет обычной стрелы. Недаром спартанский царь при виде изобретённого на Сицилии стреломета воскликнул: «Великий Геракл! Вот и конец воинской доблести!» Не было доспехов, способных противостоять мухе. Сам Александр Македонский при осаде одного из городов был тяжело ранен дротиком из стреломета, пробившего насквозь его щит и панцирь.